ГЛАВА X

Умеренный образ жизни Сенеки. – Изучение философии Эпикура. – Письма к Луцилию. – Мысли о смерти

Удалившись от двора, Сенека вел жизнь еще более уединенную, чем прежде. И раньше он был рад празднествам и играм, потому что они отвлекали всех его знакомых и просителей, и он мог спокойно заниматься в своем кабинете, не опасаясь, что ежеминутно занавес в дверях будет подниматься и впускать посетителей. Теперь он почти никого не принимал. Сенека почти не жил в Риме. Он жил постоянно в своей загородной вилле, иногда посещая более удаленные свои имения, но положительно избегал жить в городах. Его нервы были утомлены и не выдерживали уличного шума. Посетивши как-то Байи – модное купальное место римских дам, – он бежал оттуда на другой же день, до того несносен был ему крик торговцев, плеск купающихся и вид увеселительных поездов, с пением плававших по заливу. В своих переездах Сенека, как и в частной жизни, избегал всякой торжественности. В то время этикет требовал, чтобы вельможа ехал не иначе, как в сопровождении целого обоза разной клади, с толпой дворни и прислуги, и чтобы впереди ехали всадники, преимущественно из восточных невольников, возвещавшие проезд вельможи и приготовлявшие ему ночлег и отдых. Всего этого Сенека избегал. Он ездил в сопровождении немногих рабов в открытом экипаже и во время путешествия читал. Он никогда не предупреждал о своем приезде заранее, и поэтому случалось, что на виллах не были готовы к его встрече: ему приходилось ложиться спать не поужинавши и на плохо убранной постели. Философ, хотя и требовал от своих рабов строгого порядка, относился к таким случайностям весьма благодушно. Иногда он совершал свои поездки морем, впрочем, сравнительно редко, так как жестоко страдал от морской болезни и однажды даже должен был высадиться на полпути от Пуццоли к Партенопее. К старости болезни Сенеки усилились; особенно он страдал от астмы, которую называл даже предвестьем смерти.

Его постоянным обществом были жена, врач и немногие друзья. Зато тем увлеченнее Сенека предавался занятиям философией. Никогда из-под его пера не выходило столько сочинений, как в последние четыре года жизни. Это были и мелкие послания к друзьям, упрекавшим его за уклонение от общественных обязанностей (например, трактат “О покое”, посвященный Серену), и более обширные сочинения по нравственным вопросам (не сохранившийся большой трактат по нравственной философии, о котором неоднократно упоминается в письмах к Луцилию), и сочинения по естествознанию. Сенека не только много писал в это время; он также много читал и продолжал свое философское образование, посещал, между прочим, лекции заезжих греческих философов, хотя сомнительно, чтобы он мог чему-либо у них научиться. В последние же годы своей жизни Сенека познакомился во всей полноте и с учением эпикурейцев. В первых письмах к Луцилию он сообщает о том интересе, какой доставляет ему чтение писателей “враждебного лагеря”, восхищается отдельными их мнениями и признает их истинно философскими. Послание к Серену “О неуязвимости мудреца” даже начинается похвальным словом Эпикуру. Вообще Сенека не отличался сектантской нетерпимостью и охотно признавал хорошие стороны в своих противниках.

В последние годы своей жизни, на досуге, Сенека пересмотрел свои юношеские опыты и корсиканские наблюдения по естествознанию, дополнил их новыми наблюдениями и данными и издал свои “Естественноисторические вопросы”, представляющие оригинальную смесь фактических сведений и гипотез о различных явлениях природы с отступлениями нравственно-философского характера. Но хоть “Естественноисторические вопросы” и не представляют такого обилия материала, как сочинение Плиния, однако как литературное произведение оно неизмеримо выше “Естественной Истории” последнего.

Самым крупным произведением Сенеки за это время считаются его “Моральные письма к Луцилию”. Письма эти – действительно результат живого обмена мыслей с другом путем переписки, а не только особая литературная форма сочинения. В этом убеждают находящиеся в них ответы на вопросы, возбуждаемые Луцилием, местами попадаются упреки в промедлении с ответом или оправдания в собственной медленности, порой рассказываются мелкие домашние происшествия, упоминается о поездках Сенеки по виллам или по городам. Но что весьма замечательно, содержание писем всегда носит отвлеченно-философский характер. Мы в наших письмах сообщаем друзьям о домашних делах, о городских слухах, передаем сплетни; ничего подобного нет в письмах Сенеки. Он писал прокуратору Сицилии, провинциалу, из Рима, почти из дворца, иногда тотчас после свидания с Нероном. И однако об императоре почти нет упоминаний, об административных новостях и слухах нигде не упоминается ни словом. Сенека всей душою ушел в философию. Все остальные дела казались ему скучной обязанностью, излишним бременем в жизни. Он разочаровался в своей политической деятельности: в конце его придворной жизни ему приходилось поступать часто не только против желания, но и против совести. С этого времени истинное свое назначение он видел в философии. Аннею Серену, упрекавшему Сенеку за охлаждение к государственным делам, Сенека писал: “Эпикур учит, что мудрец может заниматься общественными делами, если этого требует их важность; Зенон же находит, что мудрец должен ими заниматься, если только не будет к тому особо важных препятствий; но и Зенон, и Хризипп гораздо более оказали услуг человечеству, живя в стороне от дел, чем если бы они занимались военным делом или управлением государством”. Во многих письмах к Луцилию Сенека доказывает, что занятия философией должно ставить выше всего, а в одном из них заявляет, что теперь он занят самым важным делом: он занимается делами всего потомства, сохраняя для него идеалы нравственной философии.

Мотивами писем к Луцилию служили вычитанные у других писателей, преимущественно эпикурейцев, мысли, случайные события в жизни самого Сенеки или его друзей. По поводу посещения театра Сенека рассуждает о вреде толпы для философа; пожар Лиона послужил поводом к рассуждению о том, что следует быть готовым к превратностям судьбы; посещение виллы, пришедшей в ветхость, – к рассуждению о преимуществах старости; праздник сатурналий – к проповеди умеренности и бедности и т. п. Сенека, как никто, умел философствовать по поводу какого-либо случая; недаром Квинтилиан замечал, что в философских сочинениях Сенеки слышится порой оратор. Форма сочинений Сенеки и особенно его писем в высшей степени изящна и проста. Сравнения его всегда необыкновенно метки, порою остроумны, порою поэтичны. Язык сжатый, образный и до того переполнен глубокомысленными афоризмами, что читать сочинения Сенеки сразу в большом количестве весьма утомительно. Его сочинения вызывают такой наплыв мыслей, что их нельзя читать бегло, но необходимо перечитывать по несколько раз. Это уменье так сжато и так метко выражать свои мысли особенно драгоценно в нравственной философии, где, если не выводится общей системы нравственности из основных положений, чего и нет у Сенеки, необходимо именно уменье высказать практически нравственную мысль, смутно чувствующуюся каждым, в такой форме, чтобы она сейчас же нашла отзвук в сердце читателя.

Как философ Сенека принадлежит к стоической школе, но мягкость его собственного характера и долгое изучение эпикурейцев смягчили крайности этой школы. И трудно сказать, что больше пленяет в философии Сенеки: возвышенность и даже некоторая суровость его идеалов, или гуманность и теплота при разборе человеческих чувств.

Как стоик Сенека бичует порок и призывает читателя к твердости, самообладанию и презрению к жизни. Но он не гонит живого чувства дружбы и любви и не находит слезы и сокрушения после утраты любимого человека – что он считает величайшим бедствием жизни – постыдною слабостью, лишь бы эти слезы были искренни и умеренны. Сенека проповедует бедность, но он не против богатства, лишь бы любостяжание не являлось душевною язвой, разъедающей нравственность, а отсутствие богатства не заставляло страдать до забвения высших интересов.