Изменить стиль страницы

– Я не насилую женщин. Убирайтесь, – повторил Джек, – пока я не передумал. Но знайте: ваш отец не пострадает из-за вас, а вы не покинете этот дом. Теперь, когда мне известно, что вы собой представляете, вам придется вести себя прилично. И я не допущу, чтобы вы воспользовались рекомендацией Мэг. Если вы посмеете это сделать, я позабочусь, чтобы ваши хозяева узнали правду. Убирайтесь, пока я еще в состоянии владеть собой.

Она выбежала из комнаты, захлопнув за собой дверь.

Джек опустился в кресло и со стоном обхватил голову руками. Его словно разорвали на куски. Кресс – лгунья и воровка. И искусная актриса. Маленькая интриганка обвела его вокруг пальца, а он – полный дурак, раз допустил это. А пока что надо поставить на место ее вечерний «улов». Он взял в руки тигра, и вдруг его осенило. Не может быть! После обеда тигр стоял на столе доктора Брамли в библиотеке. Но Крессида не заходила туда. Сомнения нахлынули на Джека подобно ледяным волнам. О, ужас! Как фигурка могла оказаться у нее? Трясущимися пальцами он раскрыл сумочку и заглянул внутрь – там лежали свертки, перевязанные тесемками. Он наугад развязал первый – на ладонь упала китайская лошадка. Боже! Зачем воровке приносить награбленное добро сюда? Решила вернуть, поскольку струсила, поняв, что ее раскусили? Но как к ней попала фигурка тигра?

Они все сидели после обеда в библиотеке. Все, кроме Крессиды, которая отправилась к себе. И тигр стоял на месте. Джек был уверен в этом. У него перед глазами вырисовывалась вся картина происшедшего: Марк смотрит на Мэг и смеется ее словам. Доктор Брамли сидит за своим столом, рассеянно перебирая бумаги. Он случайно опрокидывает фигурку, затем поднимает ее и вскоре отправляется спать.

Крессида не могла взять эту вещь. Джек облегченно откинулся на спинку кресла. Благодарение богу! Но за что? За то, что он обвинил ее в воровстве? За то, что грозился силой сделать своей любовницей? Его пронзила дрожь от собственной жестокости.

Взять тигра мог только один человек, а это означает, что Крессида хотела исправить содеянное и принесла вещи обратно. Она не доверяла Джеку и рисковала жизнью и честью, лишь бы скрыть от него правду.

Гамильтон стал медленно разворачивать свертки и ставить фигурки одну за другой на стол. Теперь он понял, почему Крессида была так удручена, когда он подарил ей ожерелье слоновой кости, и почему сразу после обеда ушла к себе. Она старательно завернула все его бесценные фигурки, чтобы они не побились, а затем, дождавшись ночи, принесла их сюда, где они всегда стояли.

Оставив фигурки на столе, Джек поднялся наверх. Он не помнил, как очутился у двери в комнату Крессиды. Может, постучать? Сказать, что он во всем разобрался, извиниться? Вдруг послышался сдавленный странный звук. Она рыдала. И как горько! Наверное, уткнулась лицом в подушку. Он замер, едва дыша. Снова раздалось рыдание. Джек дотронулся до дверной ручки, но не решился побеспокоить ее и без сил прислонился к стене.

Из-за двери снова раздался приглушенный плач. Джек закрыл глаза, стараясь отогнать образ задыхающейся от слез Крессиды. С горечью он вспомнил, о чем думал до ее появления в библиотеке. Он вдруг понял, насколько она ему нужна. Не так уж и плохо, что она перевернула его жизнь. Черт! Он не может больше отрицать, что любит ее. Его тело раньше, чем разум, подсказало ответ, таившийся в сердце. Она – его нареченная. Только ее он хочет холить, лелеять, оберегать от невзгод и владеть ею.

Любовь! Это слово настолько приелось, что начало утрачивать свое значение и казалось Джеку простым и бесцветным. Но то, что ощущал он, было наполнено горячим биением жизни и пылкой страстью. Он не мог подобрать нужных слов, чтобы описать свою любовь. И вот всего за полчаса он умудрился навсегда отвратить от себя Крессиду. Она не поверит его признанию после того, что произошло.

Доктор Брамли поднял на Джека изборожденное морщинами лицо, на котором был написан ужас.

– Вы… вы говорите, что все было у Крессиды? Что вы поймали ее? Но… она не могла… Джек. Уверяю вас…

– Сэр, я видел, как она принесла взятые статуэтки обратно, – мягко прервал его Джек. – Но я точно знаю, что взять тигра она не могла. Он ведь стоял на вашем столе прошлым вечером? Помните?

Старик покачал головой – то ли от смущения, то ли отрицательно.

– Я спрашиваю, – продолжал Джек, – как фигурки оказались у Крессиды, и почему она вернула их обратно, не сказав мне о том, что она их обнаружила?

– Наверное, их взял я, – сказал доктор Брамли. Джек подозревал, что так оно и было, но все же признание его огорошило.

– Вы хотите сказать?..

Казалось, доктор Брамли постарел лет на десять. Лицо его посерело и сморщилось.

– Это все проклятая настойка опия. Я пью ее из-за колик в желудке, чтобы уснуть ночью.

Джек смотрел на него с недоумением. Он знал, что старик пьет настойку опия, но ее многие принимают. Правда, его мать отказывалась от этого снадобья, она говорила, что потом ей снятся кошмары и случаются провалы в памяти.

– Простите, мой мальчик, я часто бываю забывчив, а опий это усугубляет. И еще проклятая привычка вертеть в руке безделушки. Я и не замечаю, как кладу их в карман.

– Но потом вы их там обнаруживаете, сэр?

– Скорее всего – нет. Раньше моя жена обычно находила пропавшие вещи у меня в спальне. Я зачем-то складывал их в саквояж. Дома это было не так уж важно. Я и не думал, что это может со мной случиться где-нибудь еще. – На Джека смотрели испуганные глаза. – Когда Амабель умерла, все стало намного хуже. Понимаете, она присматривала за мной. Как Крессида сейчас. Но это не одно и то же. Я… я очень любил ее, несмотря на обстоятельства нашей женитьбы.

Старик так разволновался, что теперь желудочных колик ему не миновать. Джек мысленно выругался. Выходит, он ввязался в печальные семейные дела. Что делать? Прежде всего надо успокоить старика.

– Сэр, перестаньте волноваться, – ласково произнес он. – Как вы сами сказали, дома подобные мелочи не имели значения, а сейчас ваш дом здесь. Я все объясню прислуге. Если что-нибудь еще пропадет, мы знаем, у кого спросить.

Джек налил в бокал бренди.

– Вот, выпейте. Вам не о чем беспокоиться.

Сделав маленький глоток, доктор Брамли задал вопрос, которого боялся Джек:

– Что вы сказали Крессиде?

– Я… я сначала подумал на нее. Пригрозил, что она предстанет перед судьей.

«Или ляжет ко мне в постель». Брамли сморщился.

– И тогда, полагаю, она сказала вам правду.

Неужели старик так плохо знает свою дочь?

– Нет, – ответил он. – Доктор Брамли, вы не представляете, как я был взбешен. Не буду вас расстраивать, перечисляя то, что я наговорил вашей дочери, но она ничего не объяснила и предпочла вынести мой гнев. Крессида дала понять, что вор – она.

– Она… так поступила? – Доктор Брамли, дрожа, закрыл лицо руками и пробормотал: – Великий Боже, что я сделал!

– Сэр, – Джек был в отчаянии, – вы не виноваты.

– Джек, вы должны знать еще кое о чем, – сказал старик. – О причине, по которой мне пришлось отказаться от прихода и покинуть Корнуолл.

Джек выбежал из библиотеки с побелевшим и искаженным от ярости лицом. Если он когда-нибудь встретится с этим ублюдком Эндрю Фэрбриджем, то красавчик виконт пожалеет о том дне, когда появился на свет. Он выпорет его хлыстом, изобьет до полусмерти!

Каким же надо быть подлецом, чтобы сначала обнадежить благородную девушку обещанием жениться, а затем предложить ей стать его любовницей и сделать это в отсутствие ее отца! Грудь сдавило, когда он представил, что увидел доктор Брамли, придя домой. Крессида боролась с Фэрбриджем. Джек грубо выругался.

Нетрудно вообразить, в какое неистовство пришла леди Фэрбридж, когда приходской священник явился к ней и потребовал, чтобы ее сын женился на Крессиде. Брак Эндрю с бесприданницей, не имеющей никаких связей, не входил в ее планы.

Голос Брамли продолжал звучать в ушах Джека.

«Я хотел защитить ее. Она умоляла меня не ходить к ним. Сказала, что скорее умрет, чем выйдет замуж за такого человека, но я ее не послушался. Началась метель, и мне пришлось провести ночь в их доме, а утром дворецкий обнаружил у меня в кармане табакерку. Он видел, как я ее взял. – При этих словах на глаза старика навернулись слезы. – Они сказали, что, если я буду настаивать на женитьбе, то меня арестуют за кражу…»