Помолчите, вы еще не все помяли. Утверждают, что Роджер Бэкон, открыв порох, засекретил свое открытие от всех, ибо предвидел, чем оно обернется. Благородный, но бесполезный жест. Полвека назад физики добровольно ввели самоцензуру, чтобы информация об их работах по расщеплению ядра не попала к нацистам. Поступив так, они тут же отдали свои знания Америке. Кончилось это Хиросимой. Но даже если бы они заперли свои лаборатории, то нашлись бы другие, которые все равно сделали бомбу. Не обязательно из чувства патриотизма; вполне достаточно чистой любознательности. Обдумав уроки прошлого, я решил поступить иначе, когда открыл лево-спиральный фотон. Я объявил его несуществующим. Я сказал мировой науке, что искать его бессмысленно. Доказательством были результаты экспериментов — фальсифицированные результаты. И мой авторитет. Я положил его, как колоду, поперек тропинки. О, я не обольщался! Я знал, что когда-нибудь где-нибудь появится такой юнец, как вы, которого не устрашит мой запрет. Но мне важно было выиграть время. К счастью, опыты по обнаружению лево-спирального фотона требуют денег. Оттянуть открытие во что бы то ни стало! Ведь еще полвека — нет, меньше! — и в мире все разительно переменится. Тогда люди станут заглядывать в будущее лишь затем, чтобы предвидеть стихийные бедствия, лечить болезни до их возникновения. В это я верю. Я нарушил законы науки. Но не добра! И не вам меня судить.
— Я не сужу… — с трудом, точно ему не хватало воздуха, выговорил Стигс. — Но как же Фьюа, Шеррингтон, Бродецкий?! — вдруг закричал он.
Гордон вскинул голову.
— Покойный Фьюа, покойный Шеррингтон, покойный Бродецкий были моими друзьями, — торжественно проговорил он.
И внезапно Стигс снова почувствовал себя маленьким-маленьким перед этим стариком, чей взгляд был полон гордого достоинства, чье лицо сейчас было точно таким, каким юный Стигс видел его на страницах учебников.
— Они были моими друзьями, и они тоже пожертвовали своей репутацией бесстрастных служителей истины! Мы вместе сказали «нет», когда было «да», и, если бы они были живы, они снова сказали бы «нет». Тысячи раз сказали бы «нет».
А теперь уходите, — голос Гордона упал. — Я мог бы позвонить шефу и высмеять ваш проект. Но стать подлецом не в моей власти. Я напишу, что опыты ставить нужно… Вы найдете лево-спиральный фотон. И ваши портреты будут во всех учебниках. Если же вы не найдете… найдете его так, как нашел я… вы здорово повредите себе. И оттянете время еще на десятилетия. Выбирайте.
МИХАИЛ РЕБРОВ
«Я — «АРГОН»
В канун всенародного праздника — 51-й годовщины Великой Октябрьской социалистической революции — в дни, когда наша страна отмечала славный полувековой юбилей Ленинского комсомола, мир стал свидетелем еще одной победы советских людей. 26 октября 1968 года на орбиту искусственного спутника Земли мощной ракетой-носителем был выведен космический корабль «Союз-3», пилотируемый коммунистом, летчиком-космонавтом, Героем Советского Союза полковником Георгием Тимофеевичем Береговым. А днем раньше с того же космодрома стартовал автоматический корабль «Союз-2», который был использован для экспериментов по сближению и маневрированию двух космических аппаратов. Программа полета была выполнена полностью. Четко и надежно действовали в сложных условиях аппаратура и системы кораблей, получена ценная информация, которая позволит решить ряд практических задач по созданию космических баз-станций.
Космонавт-12 еще летал по околоземной орбите, а в типографии издательства «Молодая гвардия» уже набирали на линотипах текст книжки-репортажа военного журналиста Михаила Реброва «Я — «Аргон», посвященной пилоту космического корабля «Союз-3». Оперативность вполне понятна: когда становится известно о новом герое космоса, людям хочется как можно больше узнать о нем, о его пути к подвигу.
Новая космическая эпопея убедительно раскрыла перед миром еще одно величайшее достижение Советской власти, Коммунистической партии: воспитание нового человека с его душевной красотой, мужеством, преданностью коммунистическим идеалам.
Читая книгу Михаила Реброва, знакомясь с жизнью Георгия Тимофеевича Берегового, ясно видишь обычность и необычность судеб советских людей. Под руководством партии комсомол воспитал в своих рядах великое множество преданных борцов за дело коммунизма. И среди них достойное место занимают космонавты. Наши космонавты, в том числе и Космонавт-12, шли тем же жизненным путем, что и миллионы советских людей, — учились в школе, были пионерами, комсомольцами, работали и готовили себя к высокому призванию.
Их отвага, стойкость, энергия, профессиональное мастерство, их верность долгу служат примером для нашего молодого поколения.
Мы хотим познакомить читателей «Искателя» с отрывками из книги М. Реброва «Я — «Аргон», рассказывающими о жизни летчика-космонавта, дважды Героя Советского Союза генерал-майора Г. Т. Берегового.
Дом, где жили Береговые, стоял неподалеку от летного поля Енакиевского аэроклуба. Здесь инструктором по планеризму работал старший брат Жоры — Виктор.
Однако Жорку, как он ни заглядывался со стороны на летное поле аэроклуба, туда не пускали. Обидно, конечно. Но не сидеть же сложа руки и ждать у моря погоды. И Жорка задумал сам построить планер. Начал с моделей. Самых простых. После многих неудач одна из построенных им моделей полетела. Этот полет вызвал бурю восторга, а главное — такое желание строить новые, более сложные, что теперь Жорку с трудом вытаскивали из сарая к обеденному столу.
На его огрубевших ладонях блестели звездочки металла, въевшиеся в поры кожи, пальцы всегда в царапинах, в порезах… Зато он сам изобретал, сам строил изобретенные модели. И они взлетали в голубую высь неба с нехитрых ребячьих аэродромов. Но сердце Жорки по-прежнему тянулось на настоящий аэродром.
И вот наступил момент, когда Виктор в ответ на просьбу брата не бросил обычное «нет», а взял его с собой.
Скоро Жорка стал завсегдатаем аэроклуба. Во время обеденного перерыва, когда полеты прерывались, Жорке разрешалось садиться в кабину планера и балансировать элеронами. Может быть, тогда и поселилось в упрямом мальчишке желание испытать захватывающее ощущение полета.
Однако в те годы разговоры о его полетах не имели смысла. Жорке было всего двенадцать. Но поселилась в душе мальчишки большая, пока еще не осознанная мечта.
В аэроклуб Жорку долго не принимали. Мал еще. А он каждый набор приходил и просил. Начальник летно-планерной школы Василий Алексеевич Зарывалов не выдержал, сдался:
— Ладно, приходи осенью, запишем тебя в планерную группу.
Еще никогда с таким нетерпением не ждал Жорка осени. Наконец начались занятия и в аэроклубе. Перед Жоркой стали постепенно раскрываться «секреты» аэродинамики, теории полета.
С упоением слушал Жора рассказы бывалых планеристов о восходящих потоках, о том, как планеристы ищут и находят эти воздушные реки в небе, чтобы потом, влекомые их потоком, парить и парить…
Но все это было на словах. По-настоящему подняться в небо на крыльях планера ему так и не пришлось. Аэроклуб получил самолеты. И не два, как ожидалось вначале, а целых пять. Спешно переформировывались группы учлетов. Жору перевели в «самолетчики». И теперь ему предстояло изучить самолет. Радости было — не передать.
А дома Жорку не узнавали. Уроки стал учить кое-как. Ночи спал плохо. Раньше он любил рассказывать дома о своих аэроклубовских делах. Теперь все больше молчал.
Такой характер у Жорки. Середины для него не существует. Он если любит, то до самозабвения, если нет, то до ненависти. Если берется за что-то, то не отступит до конца. Небо стало для него такой любовью. И надломилось что-то внутри, когда понял, что не успевает всюду. Однажды даже пришла шальная мысль: не бросить ли школу?