3

Учебный год застиг Кейт врасплох. Оказывается, надо все время вставать в семь утра и даже раньше. Оказывается, опоздание нежелательно, и вообще это не школа, где за несоблюдение дисциплины и распорядка можно получить выговор и отделаться вызовом родителей. Тут можно отделаться и отчислением. И, оказывается, что всего неприятней, тут и вправду надо учиться. А это было верхом несправедливости. Разве за этим она ехала в Париж? Жан, как недавно выяснилось, по-прежнему прозябает там, в Техасе, а она тут – мучает свою душу и свой организм этой изнуряющей и бессмысленной Сорбонной. Кейт занервничала, ее потянуло на табак, а ведь за август она почти бросила курить. Вернувшиеся из путешествия бабушка с дедушкой накручивали ее и без того натянутые нервы, и она в конце концов не выдержала и в таких проникновенных выражениях пожаловалась отцу, что тот наконец согласился оплатить ей квартиру. Это была великолепная комната, не очень близко к университету, зато большая, в старинном особняке и с таким высоким потолком, что, лежа на кровати по ночам, Кейт невольно прикидывала, сколько тут можно было бы надстроить еще этажей: один или два.

С Бернаром они виделись и вправду очень часто, то в коридорах учебных корпусов, то на его собственных занятиях. Он вел семинары, в конце года им всем предстояло сдавать ему тесты, и Кейт не знала, радоваться ей или опасаться из-за того случая в парке. Чего доброго, еще потребует продолжения, чтобы поставить зачет… А может, наоборот – скажет, для тебя, ненаглядная моя, что угодно… И потом, размышляла она, неизвестно, скольких он так вот перецеловал. Может, у него особый метод преподавания. Эта мысль сильно развеселила ее, и она тихо засмеялась, с трудом сдерживаясь. Шла лекция. Около трехсот студентов сидели в огромной многоступенчатой аудитории и что-то записывали. Многие слушали плееры, кто-то целовался на последнем ряду.

– Прямо кинотеатр какой-то, – с досадой и завистью пробормотала Кейт, оглянувшись на них.

Она уже давно ни с кем не целовалась. Жана видели в Техасе, о чем отец сообщил ей по телефону, и у нее давно не было мужчины. Это было невыносимо. С тех пор, как она ушла на квартиру от стариков, ее просто возмущало собственное одиночество. О том, чтобы завести кого-то еще, она не помышляла, потому что скоро Рождество, а значит, приедет Жан, которого она обязательно найдет.

– Вы находите это забавным? – спросил у нее молодой человек, сидящий по правую руку.

– Что? – не поняла Кейт.

– Ну то, о чем говорит этот старичок?

– А я вообще не слышала, о чем он говорит.

– Вы так заразительно смеетесь, что мне захотелось вас поддержать. Меня зовут Морис.

– Кейт.

– Прекрасно, Кейт. Я провожу вас сегодня после занятий?

– Я живу далеко.

– Я тоже. Мои родители живут в восьми остановках отсюда, представляете?

Кейт оценивающе смерила его взглядом: не слишком высокий, спортивного телосложения, светлый, с быстрыми карими глазками, очень смазливый мальчик… Наверное, еще и моложе ее на пару лет.

В тот же день они, обойдя несколько клубов, уже глубоко за полночь все-таки дошли до квартиры Кейт и, разумеется, остались там до утра. Далековато идти в другой конец города, а такси ждать долго, рассудили они и, удостоверившись в обоюдном согласии, не теряя времени переместились в спальню.

…С тех пор как ее стали везде видеть рука об руку с этим Морисом, Бернар заметно погрустнел. Вообще-то Кейт иногда видела, что какая-то женщина заезжает за ним, но их ведь не разберешь, этих загадочных французов! Может, он хотел поменять подругу, поэтому так часто и многозначительно засматривался на нее, на Кейт… Может, он просто профессиональный ловелас. Хотя нет, не похож. Такие, как он, даже не умеют одновременно крутить романы с двумя девушками. В общем, как бы там ни было, но Кейт на всякий случай заворачивала в другую сторону, увидев его в коридоре, а на его семинарах, когда он смотрел на нее (а это продолжалось почти весь академический час), отводила глаза. Она не хотела вспоминать и продолжать эту историю, ей было достаточно Мориса и своих грез о Жане. А Бернар… Что-то пронзило ее тогда, под этим дубом, не зря же их с такой силой потянуло друг к другу. И если уж быть совсем откровенной и заглянуть в самую суть своей души, то Кейт опасалась чего-то такого… такого большого и захватывающего, что могло связать их с Бернаром. Такого, от чего люди бывают абсолютно счастливы или убиты навсегда. Она обожглась один раз и теперь каким-то звериным чутьем ощущала, что к Бернару ей привыкать опасно. А лучше вообще обходить стороной. Поэтому – Морис. И хватит.

Воскресным днем, в конце декабря, когда сессия уже началась и Кейт с трудом переползала от теста к тесту, с ужасом представляя, что еще будут экзамены, они с Морисом сидели у нее и пытались сообща выучить очередной предмет. Им иногда удавалось сосредоточиться на книжках, но больше всего времени они посвящали друг другу, за этим занятием их и застал настойчивый звонок в дверь.

На пороге ее квартиры стояли Сандра и Барби с чемоданами в руках и обезоруживающе улыбались! Кейт тоже жалко улыбнулась им в ответ и впустила внутрь. Когда они увидели полуодетого Мориса, девушки немного засмущались. Но Кейт, как ни чем не бывало, представила их друг другу и предложила всем выпить кофе.

– Ты становишься настоящей француженкой, – многозначительно проговорила Барби.

Сандра сверлила глазами крепкую спортивную фигуру Мориса, который не счел необходимым застегивать рубашку и уже начал улыбаться ей в ответ.

– Ну и что? – Кейт перехватила взгляд подруги и спокойно уселась на колени к любовнику, обняв его и собственнически запустив руку под рубашку как раз туда, где, судя по выражению лица, мечтала оказаться Сандра.

– Да ничего. Просто… Париж мне всегда нравился. Мы обе закончили колледж, делать нам в Техасе нечего. Может, и нам немного пожить во Франции? Как ты на это смотришь, Кейт?

– Только не у меня.

– Почему?.. Но мы вообще-то и не собирались. Мы найдем жилье, деньги у нас есть. Проблема – найти работу.

– Девчонки, вы меня удивляете. Почему именно Париж?

– Ну хотя бы потому, что ты – здесь. Мы же не можем. Когда нас не трое… Сама знаешь.

Она знала. Их тройственный союз, в который они никого не пускали с младших классов школы, был предметом всеобщей зависти. Такой сплоченности, как у них, не было ни у кого в школе, по этой причине их даже подозревали в колдовском шабаше, еще и потому, что они были словно специально подобраны «по масти»: черная, рыжая и белая. Но подруги никогда не испытывали тяги к подобным занятиям.

Лидером безоговорочно считалась Кейт, она же была вечной заводилой и инициатором детских проказ, за которые попадало всей троице. Но у Кейт, которая с детства дружила еще и с местными мальчишками, не было в характере женской хитрости и гибкости, которая была присуща ее подругам.

Черноволосая Сандра тоже любила навязывать свою волю, но являлась «серым кардиналом», скрытым и коварным, зато всегда отлично видящим любую интригу, направленную против них. Она могла просчитать ситуацию на несколько ходов вперед, и из-за этого глаза ее всегда были чуть прищурены, как будто она в уме умножала длинный столбец цифр.

Белокурая Барби, напротив, с виду была сама простота. Из всего, что в ее возрасте должна уметь современная образованная девушка, она умела только ахать и складывать губы бантиком. А еще подруги всегда выставляли ее на дорогу, если им требовалось срочно остановить машину. Результат был стопроцентный, даже больше: иногда приходилось выбирать между двумя-тремя желающими подвести подружек. Барби была хрупкой, длинноногой и абсолютно достоверно совпадающей по внешности со знаменитой куклой. Иногда подруги доводили ее до слез своими шутками, что куклу явно срисовали с Барбары Уиллис, наделив ее, как и всех блондинок, кусочком мозгов, размером как раз с кукольную головку.