Подполковник повел группу к цели на повышенной скорости: нужно было успеть накрыть «муравейник», пока он не расползся по дорогам — колонна направлялась, чтобы атаковать наш морской десант, высаженный под Новороссийском.
Миновав контрольный ориентир, Канарев вывел свое звено в голову вражеской колонны, с тем чтобы первым ударом создать на дороге пробку. Штурман полка майор Толмачев точно сбросил серию бомб, ведомые повторили его действия. Противник открыл бешеный огонь, но стрелял торопливо и беспорядочно.
Опытный штурман капитан Кравченко вывел наше звено в центр колонны. Разгрузившись, круто уходим в сторону. Разрывы накрывают технику и пехоту противника на протяжении двухсот — трехсот метров. Стрелки фотографируют результат. Канарев собирает группу и уводит на юг, в море, избегая возможного преследования истребителей... [106]
Внезапность, стремительность, точность. Чистая работа! Гвардейский, канаревский почерк!
В результате этого удара противник потерял много живой силы и техники, моторизованное соединение было значительно ослаблено и его наступление на наш десант провалилось.
Отступая с Кубани, противник сосредоточивал свои войска в Тамани, а оттуда переправлял их через Керченский пролив в Крым.
Действия нашего полка перенацелили на этот район.
Утром 7 февраля поступило приказание нанести бомбоудар по плавсредствам и технике противника в порту Тамань. Шесть самолетов были вооружены бомбами различного калибра. В мою машину сверх того загрузили двадцать пять тысяч листовок, в которых рассказывалось о разгроме немецко-фашистских войск под Сталинградом.
Группу возглавил майор Арсеньев, с ним в звене летели капитан Саликов и старший лейтенант Трошин. Второе звено вел майор Чумичев, ведомые — Бесов и я.
Я любил летать с нашим комэском. Какое-то особое чувство надежности и спокойствия испытывал, находясь с ним в одном боевом строю. Почти как с отцом, когда брал он меня на свой паровоз в детстве. Ясно, что в напряженном бою, над целью, комэск не мог думать о каждом своем подчиненном. А чувство было такое, как будто он тебя видит, сочувствует, старается облегчить твое дело.
Именно это, наверно, и имел в виду командир полка, сказав на одном из последних разборов:
— Первая эскадрилья, которой командует майор Чумичев, по эффективности ударов занимает ведущее место в полку и имеет в несколько раз меньше потерь, чем другие. Нужно учиться у Федора Михайловича не только искусству ведения боя, но и умению [107] извлекать уроки из каждой удачи и неудачи, постоянной заботе о воспитании подчиненных ему воздушных бойцов...
К тому времени на личном счету Чумичева было уже более ста двадцати боевых вылетов, десятки рискованных заданий, выполненных в глубоком тылу врага. Он бомбил военные объекты в Констанце, Плоешти, Сулине, Бухаресте, участвовал в обороне Одессы, Керчи, Новороссийска. При обороне Севастополя в течение шести месяцев поднимал в воздух свою эскадрилью по нескольку раз в сутки, неизменно прорываясь сквозь мощные огневые заслоны, отбиваясь от истребителей врага...
Вот несколько эпизодов, скупо изложенных в первом его наградном листе:
«...23 июня 1941 года — ведущий шестерки, бомбоудар по порту Констанца. Отмечено прямое попадание по транспорту, разрушен мол. При отходе атакован тремя Ме-109, один «мессершмитт» сбил. Возвратились без потерь;
— 11 июля 1941 года — ведущий шестерки. Бомбоудар по транспортам в порту Сулина. Двумя бомбами ФАБ-100 уничтожен транспорт. При отходе атакован девятью истребителями противника. Экипажем майора Чумичева сбит один, остальными — два...
— 23 августа 1941 года — ведущий девятки. Бомбоудар по войскам и технике противника на одесском участке фронта. Уничтожено четыре танка и до взвода солдат;
— 18 октября 1941 года — ведущий шестерки. Бомбоудар по живой силе и технике противника в районе Карт-Казак. Уничтожено 40 автомашин и до 20 танков;
— 9 сентября 1942 года — ведущий шестерки. Бомбоудар по порту Ялта. Уничтожено два тральщика, три торпедных катера, одна быстроходная десантная баржа, разрушен мол...» [108]
Это — кроме Севастополя, аэродрома у Херсонесского маяка, где майор Чумичев возглавлял легендарную шестерку бомбардировщиков 5-го ГАП и откуда пошло в полку это славное слово — «севастополец»...
* * *
Таманский полуостров закрыт облачностью. Выйдя на озеро Абрау-Дюрсо, звено берет курс к цели. В облаках появились окна, сквозь них просматриваются лиманы. Враг встречает нас сильным зенитным огнем. Несколько доворотов, и бомбы отделились от наших самолетов. Затем над улицами оккупированной Тамани будто закружились стаи белых птиц — Панов и Жуковец сбросили кипы листовок. Ведущий умелым противозенитным маневром выводит звено из зоны огня...
Едва приземлились — приказ. Налет на Тамань повторить. Самолеты быстро осмотрели, заправили, подвесили в кассеты осколочные бомбы. Но погода настолько ухудшилась, что пришлось задержаться. Так до вечера и просидели в пятнадцатиминутной готовности.
* * *
За ужином меня ждал сюрприз. В столовую вошел майор Стешенко и от всей эскадрильи тепло поздравил меня с днем рождения. А я и сам-то о нем не вспомнил! Дела... Оказывается, все было заранее подготовлено. Степан Афанасьевич провозгласил тост. Ребята подходили, чокались, жали руку...
Потом пели песни. Довоенные, фронтовые. О таланте своего штурмана я знал еще в тридцать шестом полку, но послушать его все как-то не доводилось. А оказалось, Гриша уже и тут — знаменитость. И какой репертуар! Пел на заказ любое. А заказам не было конца: песни из памятных кинофильмов, довоенные танго, Утесов и даже Шульженко...
И баянист — стрелок-радист Жора Пешехонов — оказался под стать солисту. [109]
Задушевный получился вечер. Будто побывали в родных местах, в довоенной своей незабываемой юности...
После, когда освободили Крым, мы узнали, что эта песня служила паролем крымским партизанам...
На следующий день метеосводка обрадовала. Пять подготовленных самолетов ожидали команды на вылет. Возглавить группу решил сам командир полка.
Последние указания, напоминания о том, что противовоздушная оборона Тамани усилена противником. Бомбометание с ходу, противозенитный маневр...
— По машинам!
Вместо заболевшего Панова со мной опять летит Павел Лелеко из экипажа Бабия. Мое место в боевом порядке пятерки — правый ведомый, за мной капитан Козырин; в левом пеленге майор Черниенко и капитан Бесов. Опытнейшие летчики, отлично сколоченные экипажи. Со всеми я уже успел слетаться, понимаем друг друга с полуслова. Меньше других знаком летящий сейчас за мной Федор Козырин — заместитель командира третьей эскадрильи. В полк он тоже прибыл из другой части, 119-го морского авиаполка, вооруженного маленькими самолетами-лодками МБР-2, которым командовал Канарев. Серьезный летчик. Подтянут, суховат и этим похож на своего неизменного командира. Быстро переучился, уверенно овладел новой техникой и тактикой, завоевал уважение подчиненных.
Рассказывают о нем немало.
Однажды вылетел на разведку к вражеским берегам вдвоем со своим другом, начальником связи эскадрильи капитаном Некрасовым, который часто летал с ним в качестве [110] стрелка-радиста. На обратном пути их перехватила пара вражеских истребителей. Завязался неравный воздушный бой. Козырин маневрировал, Некрасов отбивался пулеметным огнем. Чудом ускользнули, но мотор самолета был поврежден. А на МБР-2 второго мотора нет. Машина катастрофически теряла высоту. Перед экипажем стал выбор: повернуть к берегу и выброситься на парашютах или сесть на воду и ждать помощи. Берег был рядом, не вражеский, свой. Море опасно штормило...