Но для того чтобы разбить немцев, Жукову нужны были не только фактор внезапности, массированные удары и превосходство в военной технике. Он планировал собрать в отборных подразделениях лучших командиров и лучшее вооружение и ввести их в бой только после того, как будет совершен прорыв. Тысячи опытных советских офицеров и военнослужащих сержантско-старшинского состава уже находились в пути с Дальнего Востока к западным границам страны. Ими будут укомплектованы элитные моторизованные корпуса первого стратегического эшелона. Основу каждого моторизованного корпуса составляли две танковых и одна моторизованная дивизия. Каждая танковая дивизия имела в своем составе два танковых полка, мотострелковый и гаубичный полки; всего у нее на вооружении было 375 танков. Каждая моторизованная дивизия состояла из двух мотострелковых полков, а также танкового и артиллерийских полков; всего у нее на вооружении имелось 275 легких танков. Всего в моторизованном корпусе было более 36 000 штыков, 1 000 танков и 250 стволов артиллерии.[86] Кроме того, в своих головных ударных соединениях Жуков намеревался сосредоточить 2 000 танков самого нового типа.[87]

Однако комплектование самых привилегированных частей Красной Армии испытывало серьезные затруднения. Моторизованные корпуса имели лишь половину танков и тракторов, а также треть автомашин, которые полагались им{88.[88] К этому нужно добавить, что более чем две трети танков старого образца, которые составляли основу бронетанковых сил, проходили техническое обслуживание.[89] Ну и наконец, хотя боеприпасов было в избытке, того же нельзя было сказать о горючем и запасных частях. Для того чтобы довести до нормы укомплектованность механизированных корпусов и устранить недостатки в материально-техническом снабжении, у Жукова оставалось менее двух месяцев. Решение как первой проблемы, так и второй он нашел в том, чтобы без всяких церемоний ободрать до нитки соединения второго и третьего стратегических эшелонов. «Не ограбишь царя Петра — не расплатишься с царем Павлом, — подумал про себя глава Генерального штаба советских Вооруженных Сил. — Что скажет Сталин?» Но Сталин не стал вмешиваться.

«Это черт знает что за война»

Двадцать второе июня пришло и прошло без каких-либо враждебных действий с немецкой стороны. Сводки указывали на то, что вермахт начнет наступление в середине или в конце июля. А тем временем над советской границей опустился стальной занавес. Пограничные войска НКВД и части Красной Армии пресекли все попытки проникновения на территорию Советского Союза новых групп вражеских агентов и даже заброса по воздуху диверсионно-десантных отрядов специального назначения. Тем временем Красный Воздушный Флот и части противовоздушной обороны препятствовали постоянно возрастающим попыткам люфтваффе проводить вооруженные разведывательные операции. Обе стороны несли тяжелые потери, при этом потери «Сталинских соколов» оказывались гораздо более тяжелыми. И тем не менее благодаря превосходству в численности самолетов господство в воздухе оставалось за советской стороной. Высшее командование Красной Армии продолжало укреплять приграничный район, направляя туда части зенитной артиллерии и противовоздушной обороны. К концу июня немецкие летчики стали докладывать о том, что им еще не приходилось встречать такую высокую концентрацию зенитной артиллерии.

Немецкая воздушная разведка, работающая на малой и средней высоте, не могла проникнуть в советское воздушное пространство на сколько-нибудь значительную глубину. И что было еще хуже, Красный Воздушный Флот начал предпринимать свои попытки проникнуть в воздушное пространство Польши. Эти попытки представляли собой весьма неуклюжие операции с привлечением устарелых самолетов-разведчиков и сотен истребителей, имевших задачу подавить авиацию люфтваффе во многих пунктах вдоль границы. Немцы не оставляли эти попытки без внимания, и начиналось соревнование, в котором каждая сторона стремилась поднять в воздух как можно больше истребителей и штурмовиков. Но неуклюжими были эти операции или нет, люфтваффе оказалось на грани поражения, и в Берлин полетели просьбы о дополнительных подкреплениях. Потерял свое значение фактор внезапности, а вместе с этим исчезли надежды еще на земле уничтожить Красный Воздушный Флот. Продолжали расти интенсивность и размах вооруженных столкновений в воздушном пространстве над границей. В небе над Восточной Польшей и над западной границей Советского Союза стали регулярными крупные воздушные бои, в которых участвовали сотни немецких и советских самолетов, и проигравшими в этих боях оказывались русские летчики.

Немецкие пилоты, которые только недавно то преследовали, то, наоборот, уклонялись от огня английских истребителей в небе над проливом Ла-Манш, первоначально окрестили эти схватки «битвой за Россию», или, говоря проще, Das Tontaubenschiessen («Охота на голубей»). Однако вскоре им пришлось признать, что здесь не до шуток. Иваны не уклонялись от воздушного боя. Как позже вспоминал Франц Шисс из отряда штабной эскадрильи 53-й истребительной эскадры: «Они позволяли нам зайти к ним в спину, но затем разворачивали свои машины на полные 180 градусов, так, что оба самолета открывали огонь по противнику, сходясь в лобовой атаке».[90] Там, где русским не хватало боевой подготовки, они восполняли этот недостаток одним только упорством. Три летчика из 123-го истребительного полка 43 истребительной дивизии Западного военного округа 22 июня пожертвовали собой, пойдя на воздушный таран и уничтожив три истребителя Bf-109.[91] А тем временем высшее советское командование продолжало вводить в бой свежие полки истребителей. Потери советской стороны были большими, но и части люфтваффе хоть и медленно, но верно теряли свою боеспособность, и немцам оставалось только гадать, откуда берутся эти адские машины и как долго Красный Воздушный Флот может позволить себе терять самолеты в подобном темпе.

В воздушных боях советским летчикам удалось сбить несколько десятков немецких истребителей. Другие машины были сбиты плотным огнем артиллерии противовоздушной обороны, и это при том, что зенитчики имели обыкновение палить и в друга, и во врага, не делая особых различений. Однако больше всего немецкая авиация страдала от высокой интенсивности боевых действий, которая приводила к тому, что десятки истребителей оставались на земле, испытывая потребность в техническом обслуживании. В одном только июне советские летчики совершили более 7 000 вылетов, направляя свой удар главным образом по войскам группы армий «Центр».[92] Авиация люфтваффе, которая должна была отвечать на эти налеты, несла потери. К 28 июня из 1 401 истребителя Bf-109, которыми были первоначально укомплектованы части люфтваффе, в наличии осталось всего 1213 самолетов, из них боеспособными было только 858 машин.[93] Горючее и запасные части, и без того недостаточные для планируемого вторжения в Россию, становились дефицитом, из-за которого технические службы были вынуждены по-варварски разбирать на запчасти поврежденные самолеты, из-за чего последние уже больше не могли подняться в небо. Верховное командование люфтваффе (ОКЛ) было вынуждено организовать доставку и самих самолетов, и запасных частей к ним воздушным путем непосредственно с заводов-изготовителей в самом рейхе, а также во Франции и в Италии. «Это черт знает что за война» — так писал в своем донесении к главнокомандующему люфтваффе рейхсмаршалу Герману Герингу фельдмаршал Альберт Кессельринг, командующий 2-м воздушным флотом. И все-таки немецкие летчики ухитрялись не сдавать своих позиций, сбивая русских одного за другим и увеличивая счет своих побед. К концу июня список побед летчика-аса Вернера Мёльдерса превысил те 80 самолетов, которые были сбиты Рихтхофеном в годы Первой мировой войны, и уверенно приближался к 100 сбитым машинам.[94]