– Ну а я врать не собираюсь, – сказала я, стремительно набрасывая текст. – Вот так будет ближе к истине: «Жизнерадостная добросердечная девушка тридцати семи лет, не тощая, любящая играть в теннис и усердно трудиться, желает познакомиться с интеллигентным, интересным, одиноким мужчиной от 36 до 45 для брака. Без растительности на лице. Не игрок в гольф. Фото и письмо приветствуются».
– Ты не получишь ни одного ответа, – крикнула мне Лиззи из окна, когда я уходила. – Ни одного!!!
Теннис всегда помогает мне расслабиться. Лупить по мячу в моем маленьком клубе в северном Лондоне – вот идеальная терапия. При этом вырабатывается сератонин – или, может, эндорфины? А может, мелатонин? В общем, не помню, что вырабатывается. Что бы это ни было, оно снимает стресс и улучшает настроение. Так бы и случилось, если бы этот никудышный Алан не прилип ко мне как банный лист. Когда бы я ни играла, он тут как тут: белобрысый юрист, лысый, бородатый, тощий. Видение из ночного кошмара. Не так уж приятно, когда за тобой ухаживает крайне непривлекательный мужчина.
– Вы не против, если я к вам присоединюсь?
– Нет-нет, что вы, – весело сказала я, сидя на террасе в солнечном свете.
Затем мы прошли на один из травяных кортов – по крайней мере он неплохо играет. Мы сыграли пару сетов – он выиграл со счетом шесть—два, шесть—два (всегда он у меня выигрывает с таким счетом), а потом отправились выпить чаю.
– Тиффани, не хотите ли сходить со мной в кино? – спросил он, наливая мне чашку «Эрл Грей».
Нет, совсем не хочу.
– М-м-м-м… – замялась я.
– Каждый должен посмотреть фильмы Трюффо.
– Ну…
– Или, может, вам больше опера нравится? В Национальной опере снова идет «Волшебная флейта».
– Я ее уже слушала.
– Тогда, может, сходим на какой-нибудь другой спектакль?
– Знаете, я сейчас очень занята. Кажется, это очень его огорчило.
– Тиффани, вы ведь ни с кем не встречаетесь, да?
Это возмутительно!
– Думаю, это мое личное дело, Алан, – сказала я.
– Почему же вы никуда не хотите сходить со мной, Тиффани? Я не понимаю. У меня есть все, что может пожелать женщина. У меня огромный дом в Белсайз-Парк, у меня сложившаяся карьера, я не способен на измену и очень люблю детей. Я буду хорошим отцом. В чем же дело?
– Алан, – ответила я, – проблема в том, что хотя вы, что называется, «парень хоть куда», я нахожу вас – как бы это сказать повежливее? – физически отталкивающим.
Естественно, ничего такого я не сказала.
– Алан, вы, конечно, во всех отношениях прекрасный мужчина, – сказала я, – но я чувствую, что мы с вами не подходим друг другу по химическому составу. Поэтому я не хочу тратить ваше время. Я вообще думаю, что не стоит тратить чье-либо время. И если вы больше не будете играть со мной в теннис, я вас пойму.
– О нет, нет, нет – я этого не говорил, – быстро вставил он. – Я совсем не это имел в виду. Как насчет «Глайндборна»?[28] – спросил он вдогонку, когда я спускалась в раздевалку. – Партер? И пикник с шампанским? Лоран Перье,[29] фуа гра – устроит?
О да. Да. «Глайндборн». «Глайндборн» – это здорово. Я бы с удовольствием поехала в Глайндборн – но только не с тобой.
Что ж это такое, думала я, пока обзванивала отделы брачных объявлений в газетах и диктовала мое послание, меня хотят только те мужчины, которых я не хочу, – ой как не хочу. И почему всегда именно те мужчины, которые кажутся мне непривлекательными, предлагают мне свою заботу, готовы баловать меня и целовать землю, по которой я хожу? А те мужчины, которые мне нравятся, мешают меня с грязью? Ну не странно ли? Просто не понимаю. Но я не позволю этому продолжаться – теперь все будет под контролем. Я знаю, чего хочу, иду к этой цели и собираюсь ее осуществить с помощью моего объявления в разделе «Дамы», в колонке «Одинокие сердца».
– Я поместила объявление в разделе «Рандеву» в субботней «Таймс», – объявила я слегка заплетающимся языком во время ланча на следующий день. Лиззи, Кэтрин, Эмма, Фрэнсис, Салли и я попивали джин-тоник в беседке. На заднем плане Мартин красил французское окно, Алиса и Эми ему помогали. А мы в это время наслаждались первым блюдом нашего ежегодного ланча на пленере – дыней и пармским окороком.
– Здорово! – сказала Фрэнсис, потягивая «Пиммз» через соломинку. – Очень смело, Тиффани. Одобряю. Молодчина!
– Я не говорила, что взобралась на Эверест, – уточнила я. – Или переплыла Атлантику в картонной коробке. Я только сказала, что поместила свое объявление в «Таймс».
– Все равно это очень смелый поступок, Тиффани, – настаивала Фрэнсис. – Какая храбрость! У меня никогда бы на такое духу не хватило.
– И у нас тоже! – хором откликнулись остальные.
– Почему же? – спросила я. – Куча народу так делает.
– Ну, уж очень это искусственно, – сказала Салли, отгоняя осу. – Лично я предпочитаю, чтобы о выборе моего спутника жизни позаботилась Судьба.
– И я тоже, – сказала Эмма, поправляя бретельку платья. – Я мечтаю встретить его при каких-нибудь романтических обстоятельствах, ну, знаете, столкнуться с ним однажды…
– Где? – спросила я. – У ксерокса? Или у факса?
– Ну не-е-т, – протянула та задумчиво. – В кино, или на Северной линии,[30] или в самолете, или…
– Сколько человек из тех, кого ты знаешь, встретили свою вторую половину таким образом? – спросила я.
– Э-э. Ну, вообще-то никто. Но я уверена, что так все и произойдет. Я бы не стала давать объявление в газете, потому что не хочу встретить своего мужчину таким надуманным способом. Это бы все испортило. Но считаю, ты действительно молодчина.
– Да, – хором откликнулись остальные. – Ты действительно молодчина, Тиффани.
– Она не молодчина, она дура, – прямолинейно высказалась Лиззи. – И я говорю это потому, что ее объявление тошнотворно правдиво. Я ей напомнила о пользе лжи во спасение, но она меня не послушала. Она даже указала свой настоящий возраст. «Никто не станет доверять женщине, которая называет свой настоящий возраст. Женщина, которая об этом говорит, расскажет все, что угодно». – Она торжествующе улыбнулась. – Оскар Уайльд. «Женщина, не имеющая значения», акт первый.
Ну конечно. Сказываются великие дни, проведенные в Уортинге.
– Что-нибудь слышно от того женатого типа, с которым ты встречалась в «Ритце»? – спросила Салли.
– Да, да, кое-что, – сказала я, ощутив внезапную острую боль, которая меня саму удивила. – Честно говоря, он не так уж и плох, ха-ха-ха! Прислал мне довольно милый букет. Извинился. Вот бы… в смысле, было бы неплохо… – Я замялась.
– Тиффани хочет сказать, что она не прочь еще раз с ним встретиться, но я ей сказала: ни в коем случае, – заявила Лиззи. – С ним надо держать ухо востро. Мартин! Не забудь покрасить второй раз!
– А ты что сделала?
– Я написала ему и поблагодарила, но сказала, что неблагоприятное стечение обстоятельств не позволяет нам быть вместе.
– Может быть, он разведется? – сказала Фрэнсис. – Все рано или поздно разводятся. К счастью для меня.
– Он этого не сделает, – сказала я.
– Почему?
– Потому что он боится, что это плохо отразится на его дочери.
– Поэтому он заводит связи на стороне, – сказала Лиззи, устремив взор в небо. – Очаровательно.
– Это нормально, – сказала Фрэнсис, выуживая клубнику из стакана.
– Вполне объяснимо, – тихо сказала Эмма, – если его брак действительно несчастен.
Я посмотрела на нее. Она покраснела и внезапно встала, чтобы помочь Лиззи собрать тарелки.
– Кто-нибудь еще с кем-нибудь встречался? – спросила Салли.
Мы растерянно переглянулись.
– Нет, – сказала Фрэнсис.
Эмма покачала головой и ничего не ответила, хотя я видела, что она все еще смущена.