— Интересно.

— Вот именно.

— Я только не понял, какое отношение к этому имеет ЦРУ?

— Карла Бантри я навестил в лечебнице в субботу утром. В тот же день — в субботу вечером — ко мне пришла первая Хитер Бантри, то есть та, которая себя за нее выдает, и попыталась выяснить, что я там делал, насколько я врубился в ситуацию и о чем собираюсь написать. То есть та девушка, которая называет себя Хитер Бантри, знала, что я был у настоящего Карла Бантри. Она мне призналась, что на самом деле ее зовут не Хитер Бантри, но назвать мне свое настоящее имя она отказалась, сказав, что не имеет на это права. Еще она меня предупредила о том, что, если я напечатаю опровержение своего первого материала, она, возможно, погибнет и повинен в ее смерти буду я, — как вам это нравится? И при этом добавила — обратите внимание, — что с ней разделаются те же симпатичные ребята, которые свернули шею Акопу Артиняну.

— Ну и дела… — вырвалось у Санк-Марса.

— Потом она решила разыграть свою последнюю карту. Она сказала, что если я ей не верю, то могу позвонить знаменитому сыщику Эмилю Санк-Марсу, который убедит меня ничего не печатать.

— Она что, прямо так и сказала? — спросил детектив и покачал головой. — Но все-таки я здесь никакой связи с ЦРУ не прослеживаю.

— ЦРУ в моей истории обозначилось раньше. Я эту связь специально не искал. Эта девица хотела меня убедить в том, что работает на полицию. Напрямую она мне этого не сказала, но пыталась прозрачно намекнуть. Ей для этого надо было дать мне понять, что она там с кем-то связана, это же логично? Она же не могла мне открытым текстом заявить, что работает на ЦРУ? Я вам больше скажу, Эмиль, — я этого парня сам видел.

— Какого парня?

— Ну, малого этого из ЦРУ.

— Какого малого из ЦРУ? Кто он? Где? Когда? Откуда ты об этом знаешь? — Санк-Марс был настолько взволнован, что не знал, с чего начать.

— В пятницу вечером, накануне моей поездки в лечебницу, уже после того, как я узнал о существовании второй Хитер, я встретил в баре первую, фиктивную. Дело было так: я сидел в баре, она туда неожиданно вошла, окинула взглядом помещение и вышла. Я пошел за ней. То же самое она сделала в другом баре. Потом вошла в третий и встретилась там с этим малым, который значительно старше ее. Одет он был с иголочки. Они там друг другу руки пожимали, ворковали как голубки, наглядеться друг на друга не могли, такие вот дела. Ну вот, я и решил к ним подойти поздороваться.

— Зачем же ты это сделал?

— Вообще-то я не из робкого десятка. Когда эта первая Хитер пришла ко мне на следующий вечер, я спросил у нее, кто этот человек? Она мне стала голову морочить, сказала, что он — ее отчим. Тут-то я ее и подловил, спросил, с каких это пор девушки-студентки со своими отчимами руки через стол ласкают и бросают друг на друга влюбленные взгляды? Тогда она призналась, что все это выдумала, но никакого ответа мне опять не дала. Эмиль, это и есть тот малый. Точно, это он.

— Что ты можешь мне о нем рассказать?

— Ему где-то сорок с гаком. Прекрасно одет. Шмотки у него первоклассные, и сам он выглядит что надо. Что я могу еще сказать?

— Ты заметил, какая у него марка машины? А что у тебя с телефоном этой самозванки — Хитер Бантри? Неужели у тебя теперь есть ее телефон?

Репортер глотнул кофе.

— Я ей сегодня утром позвонил. Девица ответила, а я повесил трубку. В пятницу вечером, когда я уже с ними поговорил, мне пришла в голову мысль проследить за ними, когда они выйдут из бара. Они зашли в какое-то здание, и там я их потерял. Тогда я вернулся в бар, чтобы заняться тем, чем собирался, — слегка поддать и кого-нибудь закадрить. И что же я увидел? Они оба вышли на улицу, но уже из дверей другого дома. То есть, я хочу сказать, кто будет просто так петлять и крутить, гуляя по разным зданиям без всякой на то очевидной причины, кроме людей, которые не хотят, чтобы им сели на хвост? Они влезли в машину и смылись еще до того, как я успел опомниться. Единственное, что я успел заметить, — тачка была зеленого цвета.

— Очень плохо.

— Но в субботу вечером, когда птичка от меня упорхнула, я спустился за ней следом и кое-что узнал. Номер, к сожалению, не разглядел — было темно, а лампочка освещения номера не горела. Но марку машины я все-таки выяснил — это «инфинити-Q45». Таких тачек в нашем городе немного.

Санк-Марс просиял от счастья.

— Молодец, Окиндер. Отличная работа!

— Зовите меня просто — Наездник-Б. Вот номер ее телефона.

Журналист вырвал листок из маленького карманного блокнота и протянул его через стол сержанту-детективу Эмилю Санк-Марсу, который мгновенно, даже до того, как положил его в карман, намертво запомнил, как будто номер был написан невидимыми чернилами и мог моментально исчезнуть. Какое-то время он молчал, потом сказал:

— Спасибо, Окиндер, — у него запершило в горле. — В субботу вечером, возможно, именно в то время, когда девушка была у тебя, мне позвонил тот человек из «Q45». Он оторвал меня от вечеринки, на которую я пригласил друзей. Я не знаю, кто он такой. Мы не раз с ним говорили, но я его не знаю. Он пытался на меня нажать, чтобы я попросил тебя ничего не печатать.

— Считайте, вы меня уломали. Мне здесь нужны не мелкие подробности, а настоящая сенсация.

— Раньше или позже ты ее получишь. — Санк-Марс положил локти на стол и потер руки. — Ну как тебе шоколатин?

Бойл рассмеялся.

— Ладно, Эмиль, расслабьтесь. Не отказывайте себе в маленьких радостях жизни!

— Так и быть, уговорил, — сдался сыщик. — Сегодня у нас есть повод для праздника.

Они обменялись понимающими взглядами и широко друг другу улыбнулись.

Детектив Билл Мэтерз шел по узким людным улицам к дому, куда недавно переехал механик. Заметив почтальона, шагавшего неподалеку в том же направлении, он решил, что не будет звонить в квартиру по домофону, а войдет вместе с почтальоном. В небольшой прихожей на стене висели почтовые ящики. Мужчина поставил сумку на пол и занялся сортировкой почты.

— У вас есть что-нибудь для Джима Коутеса? — спросил Мэтерз, выдержав паузу.

— По правилам, сэр, вы должны пользоваться собственным ключом. Если я не знаю адресата в лицо, я не имею права передавать почту в руки.

Мэтерз показал ему свой жетон.

— Это ничего не меняет, — сказал ему почтальон.

— Мне не обязательно читать его корреспонденцию. Мне нужно знать, пишет ли ему кто-нибудь.

Почтальон заглянул в почтовый ящик.

— Ему прислали открытку и письмо.

— От кого?

Мужчина вынул почту из ящика.

— Открытка из Бразилии.

— Кто ее прислал?

— Почем мне знать? Я не могу разобрать подпись. И вообще, мне этого делать не положено.

— Еще не родился такой почтальон, который бы не читал открыток. За всю историю почтовой службы таких почтальонов просто не было.

Мужчина был старше Мэтерза, ему уже было за сорок, и его облик вполне соответствовал профессии. Из-под зимней шапки на виски выбивались поседевшие волосы. Он снова бросил взгляд на открытку.

— Ничего особенного здесь нет. Сами можете прочитать, — сказал он.

Кто-то путешествовал по Бразилии, и ему хотелось, чтобы Джим Коутес был с ним. Подпись сначала показалась Мэтерзу довольно странной, он прочел что-то похожее на слово «мне», но, сравнив буквы с другими, понял, что там было коряво нацарапано слово «мама».

— А это что за письмо? Кто его прислал?

— Обратного адреса нет.

— А почтовый штемпель?

Мужчина внимательно его рассмотрел.

— Местный.

— Спасибо. Я благодарен вам за помощь.

Он поднялся по ступеням на третий этаж и постучал в дверь Джима Коутеса. Послышались шаги, юноша подошел к двери, открыл ее, оставив на цепочке, и спросонья уставился в узкую щелочку.

— Привет, Джим. Как поживаешь?

— Ах, это вы? — Он снял цепочку и впустил полицейского в квартиру.

— Ты что, Джим, мне разве не рад? — Было очевидно, что парень только что вылез из кровати. На нем были джинсы, которые он не успел застегнуть, и черная майка с коротким рукавом, в которой он, должно быть, спал. Джим пожал плечами, зевнул и застегнул молнию на джинсах. — А я-то думал, ты обрадуешься, — с укором сказал сыщик.