Изменить стиль страницы

М-да… по-моему, за скамеечкой прежде стояли сосны, а теперь вроде бы елки… Или они и были? Не помню, я елку от сосны или лиственницы и на свету-то не всегда отличаю… Но аллейка-то по крайней мере та или не та? — другой так близко от дома ведь нет?!.. Оборачиваюсь и понимаю, что дома, между прочим, не вижу!.. Да и аллейка должна, по моим представлениям, выглядеть иначе: та здесь, у розового куста, кончалась, а эта, вот, загибается еще влево. Да, ясно видно: между берез расчищена дорожка!.. Я лезу к розовому кусту, по запаху — дурак! — хочу определить, тот ли это куст! Следопыт всемирный! На одной ноге балансируя (другая-то подвернута), теряю равновесие, хватаюсь за ветви, шипы впиваются мне в ладони! «Зрю ли розу без шипов», как сказал кто-то… Дую на руки, прыгаю на одной ноге, сам озираюсь… Сомнений нет, я снова заблудился! Аллея не та, и розовый куст не тот, эти кусты вообще не бывают такими огромными, уж настолько-то я разбираюсь!

Куда же я попал?!.. Чу! Опять за деревьями многоэтажные дома, они угадываются по освещенным окнам!..

А вот мелькают огни электрички!.. Туда! Выйти на чистое место и уж там сориентироваться!

Забыв про боль, иду на свет, натыкаюсь на пни, цепляюсь одеждой за сучья… Сбежал в какой-то овражек, вскарабкался на другой склон… Ничего не вижу перед собой! Черт побери! Мистика какая-то! — ни горящих окон, ни электрички, заросли, густые как в джунглях! Вот уж правду говорят: раз в пятьдесят лет такая весна!.. Сунулся туда, сюда, на четвереньках прополз под поваленным стволом (неужели сад настолько запущен?!), впереди прогалина… Нет, все равно ничего впереди не просматривается. Сбился с направления! Слыханное ли дело, быть таким ослом!.. Прислушался. Только лес шумит, неприятно, тревожно… и ни гудков электрички, ни урчания автомобилей — ничего…

Вдруг… р-р-раз! — и провалился! Той ногой, которую перед этим только что подвернул, попадаю в яму!.. Боль адская!.. А-а, наверно это кротовая нора! Но до чего же большая! Так можно ногу и напрочь сломать!.. Осторожно вытаскиваю ногу, с трудом делаю два шага, ползу почти на карачках, и… снова проваливаюсь чуть ли не до колена, теперь другой, к счастью, ногой! Ну что ты будешь делать! Все перепахано! И до чего ж глубоко! Если сразу двумя ногами влететь, можно и целиком туда угодить, как в канализационный люк на улице… Выбираюсь… И тут же опять! Вот местечко!..

И тут — треск сучьев, тяжелый топот, храп, кто-то ломится по кустам!.. Я от неожиданности даже присел… Озираюсь… Жду… Вот он!!!

Прямо передо мной, метрах в пяти, выскакивает на поляну чудовище… страшных размеров крот!.. Крот, крот, это был крот! Лапы, морда, все кротовое, я потом справлялся по Брэму! Там только не сказано, что они бывают такой величины, наверно старое издание… этот был с хорошую свинью, а то и с теленка!.. Увидал меня, опешил, изо рта пар идет, пена капает (уж не бешеный ли?!), уставил на меня шальные, в красноту отдающие глазки (нет, не бешеный, что-то там такое выражали эти глазки, что-то такое затаенное, далекое; а у Брэма еще сказано, что кроты слепые!), серебристая шерсть на загривке стала дыбом (дикая земляная сила чудилась в его хребте и короткой шее), мотнул головой, фыркая, как-то озорно вскинул зад, и боком, боком обратно в чащу! По лесу только гул и треск, как от бульдозера!..

Вот тебе и на!.. Я даже к дереву должен был прислониться, чтоб не упасть… Постоял… Потом двинулся, ну чистый паралитик! Окончательно пришел в себя, замечаю, что иду по проложенной им трассе. А что делать, идти-то все равно куда-нибудь надо!..

Иду и вдруг в стороне замечаю огонек… Не там, где полагал увидеть, и как будто у самой земли… Да, те огни светили повыше… И странно: этот, мнится мне, довольно близок. И еще странно: кроме этого огонька больше ни одного не нахожу, как ни таращу глаза… Стараюсь ступать потише (непроизвольно), шаг за шагом приближаюсь… Ого, да это костер! И там, кажется, люди… Сперва на секунду радость: ну вот, вышел к людям, сейчас все разъяснится! Но следом другое: а что за люди, откуда они взялись? Кто им разрешил на территории дома отдыха жечь костры, куда смотрит охрана?! Иду уже крадучись, хочется повернуть обратно, спрашивается, зачем я иду, это ведь наверняка местная шпана какая-нибудь, через забор перелезли и пьют, что я с ними связываться буду что ли?!.. Сам не знаю почему, все-таки продолжаю идти! Что-то меня будто гонит против моего же желания!

Подобрался совсем близко. Раздвинул ветви, гляжу… Полянка на берегу прудика, вокруг костра сидят люди. Один стоит, как бы что-то им рассказывая. Все тихо, пьяных криков и ругани нет… Смотрю еще… и глазам своим не верю! Да ведь это же крот! Ну да. Стоит, подлец, на задних лапах и говорит человеческим голосом!.. А рядом… ну конечно! — он, он! — маленький человечек с сухой ручкой! Его балахон, и прутик у него в здоровой руке. Маленький человечек то чертит им над огнем какие-то геометрические фигуры, то чешет спину животному… А вот теперь щелкнул его легонько по заднице — подстегивает, значит, чтоб тот не стеснялся и говорил скорее. А вот теперь сунул прутик в огонь, подождал пока затлеется и раскурил трубку… А кто же вокруг?.. Лица мне плохо видны, кто сидит спиной, кого застит пламя, но готов поручиться, что отличаю широкие плечи Ивана Ивановича. А вот это Генриетта, скрючилась, кутается в платок… А вон тот? Не его ли я видел у телевизора, когда пробегал через холл? Жаль, что не рассмотрел тогда лиц, поторопился пройти… Погоди, а это кто же?.. Ба, да это же старая карга, моя уборщица!.. Поднялась, пригибаясь, как в кинотеатре, запетляла по периметру поляны, собирает хворост… Эге… А тут еще и животное замолчало, подняло нос, поводит усами. Неужто учуяло меня?! Я поскорей упал на землю, зарылся в мох! Старая кочерыжка прошла, чуть на меня не наступила!.. Приподнял голову — нет, все спокойно… Затаив дыхание, стал слушать. Разговор как раз сделался громче…

Кто-то — не татарин ли, не его ли это вкрадчивый голосок? — спросил о чем-то у животного. Я расслышал только слово «история». А маленький человечек, вероятно, рассердился, что его подопечного прервали, и вспылил. На миг я увидел перед собой горячего молодого кавказца.

— А, чего там история! — гортанно закричал он и швырнул свой прутик в огонь. — Ваша история как девка! Берешь за ж…, говоришь ласковые слова! А потом — и пошла поехала! Лупи в хвост и в гриву! Верно сказал Маркс: «Насилие — повивальная бабка истории»… Вот с людьми — другое дело… С ними посложнее…

Слушатели закивали. По поляне, доставая до верхушек деревьев, заметались изломанные тени… Одноглазая карга подошла и кинула охапку хвороста в огонь. Взвились искры.

— Продолжай, Марио, — сказал маленький человечек и, обтерев мундштук о рукав, дал трубку кроту.

— Чтобы лучше разобраться в этом вопросе, — затянувшись и пуская дым через ноздри, сказал крот с кавказским акцентом, — вы на минуту вообразите себе того, кем с детства буквально… Ну, не с детства конечно, но по крайней мере с юношеских лет, владеет мечта о совершенстве… Нет, нет, не о своем!.. О совершенстве, точнее — о совершенствовании человека! — Тут он не без грации показал лапкой в сторону маленького человечка. — Да-да. О совершенствовании всего человеческого рода! О счастье людей! Ибо счастье невозможно без совершенства, и наоборот: совершенство невозможно без счастья. Еще точнее — это понятия тождественные!.. «Он знал одной лишь думы власть, одну, но пламенную страсть!»… Кто это сказал, Пушкин или Лермонтов? Неважно!.. Вообразите себе такого юношу… Он преисполнен любви к человеку, ко всему человеческому роду. Малейшая несправедливость больно ранит его. Пошлость заставляет его содрогаться. Он ненавидит мещанство. Проявления эгоизма, себялюбия, любостяжательства, зависти, гордыни, лени вызывают у него негодование. Цинизм оскорбляет его. Что такое измена, он вообще не может понять. Факт прелюбодеяния повергает его в глубочайшее смятение… Вы скажете: юношеский идеализм, романтика, с возрастом это пройдет!.. Нет, нет, и еще раз нет!.. Нет потому, что юноша этот при всем своем идеализме и романтизме отнюдь не абстрактный философ, не робкий и застенчивый гимназистик (будущий интеллигент в худшем значении этого слова), и уж никак не болтун и не лентяй! Нет, он реалист в высшем смысле! В нем счастливо сочетались мечтательность и трудолюбие, глубина помыслов и практическая сметка, нежная душа и непреклонная воля.