— Что пропустила?!

— Ой, ну про то что он выступал! Э бьютифул стори!

— Кто он?! Какая еще бьютифул стори! Она погрозила мне пальцем:

— Сами знаете кто! Чего спрашиваете-то! Он-то меня и выручил! Такой милый дядечка! А на вас — рассердился. «Ладно, говорит, не хочет, не надо!» Обойдемся, мол, и без него. Без вас то есть! «А девушка, говорит, пусть сидит, слушает». Ой, а как интересно выступал! Исключительно! Как отравили его рассказывал! Зэт из э бьютифул стори! «Я, говорит, прилег в саду на лавку после обеда, а в мой уголок, говорит, прокрался один…» Он не сказал кто, или я прослушала, пока из-за вас бегала, фу, какой противный!.. «Да, говорит, прокрался с проклятым соком белены во фляжке. Научно-исследовательский институт специально разрабатывал ему этот настой, чье действие, говорит, в таком раздоре с кровью, что мигом обегает словно ртуть все внутренние переходы тела, створаживая кровь, как молоко, с которым каплю уксуса смешали». Так было и с ним, да! «Они, говорит, влили мне эту дрянь в ушную полость, в ухо то есть. Сплошной лишай, говорит, покрыл мгновенно пакостной и гнойной коростой, как у Лазаря, кругом всю кожу мне!..» Ой, мы все слушали, прямо рты порас-крыли! Вери интерестинг! Но негодяи, да? Это же бывают такие люди! А он говорит: «Тише, говорит, ветром утренним пахнуло. Потороплюсь…» Ой, как жалко, что так скоро кончилось, да? Из-за вас я все прослушала, плохой вы! Ой, смотрите, вон ваш Замарков идет! Сделайте вид, будто вы мне слово английское объясняли! Ой, не люблю его! Вот только его и вас вчера не было. Его-то и звать даже не стали! Ой, ой, сэнк ю вери матч! Ай эм спендинг май ви-кейшн нот фар фром Москоу!..

Я выругался, почти вслух. Она изумилась, но быстро решила, что это по адресу Замаркова. Но я имел в виду и ее тоже. Я имел в виду их всех!

Она упорхнула. Впрочем, нельзя сказать, чтоб так-таки упорхнула — зад был уже тяжеловат. Матерясь сквозь зубы, придав лицу зверское выражение, я двинулся вперед. Я надеялся, что Замарков будет устранен и я пройду свободно. Не вышло. Мышонок собрал, как видно, всю свою волю и загородил мне дорогу:

— Вадим Николаевич, мне настоятельно необходимо поговорить с вами! Нет, не здесь. Лучше где-нибудь еще. Пойдемте ко мне. Ко мне ближе…

Тон необычен. В голосе некоторая дрожь. Или это я его так напугал? Почти втолкнул меня в свою комнатку, выглянул в коридор, посмотрел направо-налево, запер дверь! Ого, что-то будет!

— Вадим Николаевич, это сугубо конфиденциально! — шепотом: — Вы замечаете, что тут у нас делается, а?!

Я — невинно:

— А что такое?

— Как что?! Они тут все с ума посходили!

— Они? Кто они?

— Они все! И татарин, и библиотекарша, и генерал, и кухарка!.. Все, сколько их тут есть! Остальных я не знаю… Теперь еще и Интерлингатор ваш туда же! Они спятили, я уверяю вас, они спятили! Они без конца только об этом и говорят, обсуждают, друг друга подзуживают… Они и девочку эту невинную, курьершу, с толку сбили, мозги ей заморочили… Они и меня пытались втянуть.

— Втянуть? А вы?

— Я?! Ни за что! Я им говорю: «Меня на мякине не проведешь! Я и не такое видел!.. Чем вы докажете, что это он и есть?! Ну-ка! Чем?!» Они на меня: «Тише, тише, он может услышать, получится неудобно!» А я говорю: «А я это и в лицо кому хочешь могу сказать! Не побоюсь! У меня такой характер! Я что про кого за глаза говорю, то и в лицо могу сказать! А если в лицо не могу сказать, то и за глаза не говорю! Вот так! Пусть докажет!»… Генриетта говорит: «Как вам не стыдно! Вы не верите мне, пожилому человеку!» А я говорю: «Субъективно я вам верю, но объективно…» Генерал тоже меня стыдить начал: «У вас, говорит, нет подхода к людям. К людям подход нужен. Такт требуется, вежливость. Люди, говорит, этого не любят, когда их сразу за горло берут! Разве можно так обращаться с ними: чем, мол, докажете! Вы бы еще и документы спросили!» Я отвечаю: «А вы что думаете! Надо будет и спрошу!» Крупный разговор вышел. Слово за слово… Я погорячился, признаю. Извинился. Но в принципе я свою правоту намерен отстаивать. К сожалению, нет Виктора Алексеевича, он бы подсказал, что делать. Тем более, что и у него за последнее время отношения с ними испортились. Я хочу посоветоваться с вами. Я собираюсь написать на них докладную. Что, может, подпишем вместе? Нет? Не хотите? Я понимаю, у вас могут быть свои соображения, о которых я не спрашиваю. Но вы, по крайней мере, не будете возражать? Если вас спросят, вы не откажетесь подтвердить?!

Я пожелал ему удачи и обещал просмотреть текст, когда докладная будет готова. Чертовски интересно поглядеть, что он там напишет!.. Но каков подлец, а?! И дурак! Что они втравят и его в эту свою затею, я и раньше не сомневался, но все же некоторая надежда у меня еще теплилась: я полагал, что они не осмелятся зайти уж слишком далеко. Поиграли и хватит! Сколько можно?! Теперь ясно, что пути назад им нету… Значит, и мне тоже… отступать некуда!..

22 апреля(вечер)

Свершилось! Он…

Провинившись накануне, Интерлингатор не показывался весь день (делал вид, что работает), и никто из них не показывался, я же — не выходил. Все было на удивление тихо. Ниоткуда не доносилось ни звука. Я даже устал прислушиваться. Денек был серый, теплый. Порой мне мерещилось, что на краю поляны, которая просматривается из моего окна, у штабелей дров, происходит какое-то движение: то ли солдаты опять пилят подгнившие липы, то ли еще что. Я подходил к окну, вглядывался. Но всякий раз оказывалось, что я ошибся, это легкий ветер пошевелил листья. Я опять садился в свое креслице или ложился на кровать и думал: каков же будет их следующий шаг, что они предпримут? Они несомненно ждут моего хода… Думалось однако вяло. Внутри все время свербило, но состояния готовности к бою, азарта не было. Они мне порядком наскучили, и как только в голове моей рождалось слабое подобие мысли, комбинации, ответного варианта, я тотчас снова спрашивал себя: а зачем? Зачем мне все это?… От нечего делать стал читать статью Тимура всю по порядку и бросил…

К вечеру совсем извелся и решил пойти поужинать, сидеть на колбасе и воде мне надоело. Неприятные воспоминания о давешнем обеде были уже не так остры, а ко всему прочему у меня от сухой пищи, извините, испортился желудок, да и колбасы-то почти не осталось. Посмотрел на часы: нет, еще рано, полчаса придется потерпеть. Почему только мне втемяшилось, что уже поздний вечер? Наверно оттого, что день такой серый.

От скуки стал читать бюллетени ТАСС. И тут же… Что?! Что такое?! Нет, этого не может быть! Нет! Я все-таки спятил! У меня галлюцинации! Неужели возможно!!! Толстая пачка выпала у меня из рук и веером разлетелась по полу. Деревья за окном, поляна, комната закачались вокруг невидимой оси, пролегшей от меня к дальним штабелям дров.

Качание продолжалось не меньше двух минут. Колебания медленно затухали. Плоскость обрела равновесие. Я ползал на коленках по полу, собирая листы и отыскивая единственный нужный. Сослепу или от волнения никак не мог его найти. Сначала мне казалось, что я видел, куда примерно он упал. Быстренько переворошил бумажки в том углу — нету! Черт побери! Тело у меня малость вибрировало. Собрал всю кипу, сел с нею на кровать, стал перекладывать слева направо по одному. Куда он запропастился?! Трижды перелопатил все и туда и сюда. Телеграммы из Лаоса, сообщения о временном прекращении огня в Бейруте. На х… они все сдались! Залихорадило крепче. Неужели и правда то была галлюцинация?! Наконец, догадался посмотреть под мебелью еще раз. Слава Богу! Три листочка и в их числе мой! 21 апреля. «Агентство Рейтер передает: Орган народно-демократической партии S=F газета „Друзья народа“ опубликовала сегодня утром сообщение своего специального корреспондента на острове Фернанду ди Норонья… Флагманским крейсером „Прогресо“, совершающим рейд… вдоль берегов Латинской Америки… под лозунгом „За свободу и независимость. Против империализма и неоколониализма“… — (Так-так!) —…задержано вчера севернее острова… финское торговое судно… с грузом неизвестного назначения… Команда и сопровождающие лица временно арестованы. Капитан крейсера адмирал Хосе-Эстебан-де… в интервью нашему корреспонденту объяснил причину задержания тем, что, по его предположению, груз вышеозначенного судна может быть использован в целях, противоречащих интересам народов Латиноамериканского континента…»