Прикинули объем солонины. Прикинули, как ее размещать, чтоб переворачивать было можно. Прикинули, сколько надо будет привезти льда.
Немного ужаснулись объему работы…
И пошли копать. Виктор — ледник, а Ирка — яму под недогоревшую требуху лося.
Водила «Хивуса» действительно знает номер телефона сварщика. Побурчав насчет расходов звонит, но безуспешно. Занято — и все тут. На всякий случай записываю себе этот номер. Заодно обмениваемся номерами с водителем. Смотрим — не осталось ли на галоше чего-либо, что понадобится нам здесь. Но все наше добро — на второй галоше, той, которая сейчас стоит поодаль и винтовкой Ильяса контролирует весь склон парка.
Спрашиваю — когда собирается связываться с Кронштадтом? Водила обижается всерьез — он уже предупредил о наличии раненых, уточнил какая нозология будет им доставлена. Не ребенок, дело свое знает.
Машины уже они осмотрели, собрав все, что подвернулось — и сейчас тараканят трофеи на свои галоши. Невелики трофеи, честно говоря. Слили бензин, сняли аккумуляторы, разжились домкратом и парой огнетушителей. Какая-то одежка, одеяла — замечаю, что лежащих на полу «Хивуса» раненых заботливо укутали потеплее.
Интерес представляют разве что стволы и боеприпасы.
Стволов с десяток — три ПМ, два охотничьих ружья — помповушка и автомат, пара АКСУ да два «Кедра». Патронов разного калибра ко всему этому — несколько магазинов, пачек и вроссыпь.
Предложение поделиться не вызывает восторга, но тем не менее готовы к этому.
Вопрос один — как делить.
С моей колокольни — не шибкое сокровище все найденное.
Звоню Николаичу.
Думает несколько секунд.
— МЧС и так ящик с Судаевыми получило. По уму — они даже не стреляли. Там к «Ксюхам» сколько патронов?
— Эээ… Три рожка и еще десяток врассыпную.
— Тогда им АКСУ отдайте и помповуху. И то жирно будет.
— ОБЕ АКСУ?
— Обе.
— Принято. Обе АКСУ и помповушку.
Подходит братец. Жует чего-то. В руке — полупустой полиэтиленовый пакет.
— Мы еще там немного харчей нашли. Делить тоже?
— Да ладно, вам нужнее. Токо не напирайтесь сразу-то.
— На всех поделить — совсем смешно. Тут и одному-то мало будет.
— Ну, двигайте. За агонирующим приглядывай.
— Само собой. Там, говоришь, операционную готовят?
— Ну да. Так что еще и тебя припашут.
— Разве что как сильно нерасторопного ассистента.
— Ты ж хирургией увлекался?
— На четвертом курсе. Так что шить отвык вовсе.
— Ну, живы будем — сегодня на семинаре встретимся. К слову — помыться не забудь — там у них даже ванна есть.
— Пахну?
— Не то слово.
— Это из-за того, что в морге сидели.
— Ага. А так от тебя розами и амброзиями пахнет обычно. Пока не уехал — может нужно что?
— Нужно. Патроны к ПМ у тебя найдутся?
— Вот, последняя пачка.
— Последнюю — то вроде не отдают?
— У меня еще две обоймы.
— А насчет медикаментов?
— У МЧСников возьмешь, если что.
— Ну, все — до вечера! Голову береги!
— И тебя туда же!
Надежда вылезает из салона «Хивуса».
— Думаю, что транспортировку перенесут. Вы проверили — ничего не осталось в салоне нашего?
— Проверил. Вот — братец остался вне салона.
— Уже все, ухожу.
Вместе с братцем уходят и оба водилы, до этого что-то осматривавшие винт своего глиссера. Машем прощально руками, и набитый людьми агрегат усвистывает по льду в Кронштадт.
Стараюсь поаккуратнее уложить оружие, лежащее на тряпице, похожей на половинку покрывала, потом вяжу корявоватый узел (такие обычно таскают беженцы и погорельцы, только вот хорош он для подушек, а не оружия) и укладываю его сзади в УАЗ. Торчащий ствол автомата-дробовика мешает, вытягиваю пушку из узла и стараюсь ее поставить аккуратно. Обнаруживаю крепление — в нем стоит двустволка. Ну, раз есть крепление — то пусть в нем стоит автомат, а двустволку… она еще и не заряжена — можно и так уложить. Вроде не особенная она какая — обычная наша тулка, да и калибр мелковатый, не 12 во всяком случае.
Когда садимся с Надеждой в УАЗ, вызывает Николаич.
— Что, все еще поделиться не можете?
— Не, уже поделились, госпиталь плавучий убыл.
— Эт хорошо. Вы возьмите видеокамеру.
— А канистры?
— Пока не треба, тут уже подразжились. Сварщик где? Не нашелся?
— Телефон у него занят.
— Вот черт! Ладно, ждем вас.
— Принято.
Надежда Николаевна очень неодобрительно на меня смотрит.
— Что я сделал сильно не так?
— Не мое дело врача учить…
— Бросьте. Здоровая критика снизу, сверху и сбоку — основа врачебного мастерства.
— Про врачебное мастерство ничего не скажу, а вот ППС хрен знает кому — Вы отдали зря. И патроны тоже в конце. Хоть он и брат Ваш.
— Ну, тут нас и Ильяс прикроет и у Вас…
— Это легкомыслие. Может случиться всякое — останетесь один — с двумя обоймами — курам на смех. Хотя бы из узелка возьмите что-нибудь. Меня подташнивает, когда я вижу невооруженного человека, тем более врача.
— Вы правы. Я сейчас тут приторможу и схожу за камерой, а Вы — если не трудно подберите на свой вкус эквивалент.
— Хорошо.
Идти мне недалеко — чертов УАЗ спокойно пролез на лед и мы подъехали почти вплотную к «Хивусу». Непривычно — до этого ездил только на обычных машинах. Начинаю понимать людей, которые любят джипы. Есть за что.
Ильяс на секунду отрывается от бинокля, ухмыляется приветливо и снова начинает осматривать местность. В его действии есть что-то механическое, хотя я понимаю, что это стандартный способ снайперского контроля — зигзагами от близкого к дальнему участкам…
Беру камеру, все-таки прихватываю канистру с бензином и скоро мы уже катим снова вверх — к Коттеджу. Надежда спроворила один из «Кедров», четыре магазина к нему и три патронные пачки. И пока я это не разместил на себе — не успокоилась. Зато сидит сейчас довольная, как кошка, у которой за ушком почесали.
Бревно уже спихнуто с дороги, поэтому выкатываюсь на перекресток.
Удивляет то, что наши не стоят в полный рост. Вижу только Серегу, пристроившегося лежа за каким-то «Опелем». Правда лежбище пулеметчик себе оборудовал на каком-то пальто, но то, что он внимательно смотрит в сторону Санкт-Петербурга мне как-то не нравится — нет никакой расслабухи после удачного боя, наоборот видно, что вологодский взведен, как боевая пружина.
— Ну, что тут?
— Да знаешь, похоже, странновато тут все. Думали просто бандюганы — мародеры. А тут как-то гаже.
— А что гаже-то?
— Дуй к Николаичу — они у караулки сейчас.
— Которой?
— Вон той — Серега дрыгает ногой, показывая ботинком примерное направление.
Поневоле пригибаясь, двигаемся между машин. Новоприобретенный «Кедр» удобно лег в руки. Смешная плюшка…
У караулки стоит мангал, вкусно пахнет шашлыком. Правда видно, что шашлык пригорел маленько.
— Эй, медицина!
Смотрю, кто тут такой фамильярный. Оказывается — Саша. Мы его не заметили — и прошли боком к нему, а он уютно устроился за зеленоватым «Хюндаем» с прострелянными стеклами… Сидит, смотрит на нас и улыбается во весь рот. Нехорошо. Хреновый из меня Виннету.
— Ну, что тут?
— Стоял дозор из десятка сукиных детей. Несколько человек мы внизу постреляли, в тех двух машинах, двух Ильяс зацепил — один у Коттеджа валяется, второй — вон стоит…
— Где? Как стоит?
— Стоя стоит — на два пальца левее указателя. Видишь?
Указатель — вижу. Вытягиваю руку, отставляю два пальца, прикладываю их как бы к указателю, глядя при этом одним глазом — старый метод целеуказания — и действительно — за нетолстым деревцем стоит мужик в грязном камуфляже и целится в нашу сторону. То есть — целился. Он по-прежнему стоит как статуя, только оружие у него из рук уже кто-то вынул.
— Впервые вижу такое каталептическое трупное окоченение, только читал о таком. А Вы, Надежда Николаевна?
— Тоже не доводилось. Это при попадании в голову такое бывает?