— Нас ничего не спасет, — Игорь заговорил неожиданно быстро, его заиканье куда-то прошло, но синеватая бледность затопила лицо. Перфилов тяжело вздохнул. Знал он такие лица, подобными они становились у многих ребят перед смертью. — Свечку не успели поставить, поэтому нет нам защиты. Эх, если бы раньше почувствовал тревогу, то в самоволку бы сбегал.

— Не трещи, поздно уже. Лучше молитву прочитай, может, бог услышит.

— Это вряд ли. Свечку не поставили, он другими занят — теми, кто успели…

После его слов и случилось то, чего они ждали с раннего утра.

Самого взрыва Перфилов не услышал. Его ударило в грудь и отбросило назад метров на пять. Удар оказался настолько мощным, что пластины бронежилета погнулись. Дыхание сбилось, а потом исчезло совсем. Сердце внезапно осеклось, когда он решил, что оно остановилось навсегда, застучало сильно и быстро. Правда, радовался этому одно всего короткое мгновение, потому что грохнулся всем весом на твердую землю и потерял сознание.

Сколько так пролежал — неизвестно. Очнулся от предчувствия беды. Глаза не хотели открываться, в них словно насыпали жгучего перца, они горели и плавились от непонятно как попавшего под веки жара.

Руки отказали, он не мог ими пошевелить, а уж на то, чтобы сбросить с лица остро-пахнущую пороховой гарью землю, даже не надеялся.

«Хребет, — отстранено подумал Сергей. — Мне перебило позвоночник, поэтому и паралич. Фугас взорвался рядом. Обычная история в этой войне…»

Его понесло вверх, оттуда он увидел разбросанные тела ребят из отделения, и чуть дальше свое лежащее в паре метров у горящего ярко-желтым огнем БТРа — вероятно, его жар он и ощущал.

Точно подрыв, или из гранатомета долбанули. Разведка прошлепала. Не заметила.

Наверняка боевики взорвали фугас и скрылись. Самый эффективный способ ведения войны. Потери несет одна сторона, а другая прячется.

Плохая война, много смертей — но разве бывает иначе?

Только ему-то что от этого? Он мертв, а если еще жив, то ненадолго. Вот уже летает, тела не чувствует, первый признак, что на пути в рай. Скоро туннель в небо нарисуется, а в нем что-то доброе и хорошее, чего никогда не найдешь на земле.

Тут его неведомая сила потянула обратно, и это показалось ему очень неприятным — снова ощущать запахи и толчки сердца внутри. Такое чувство, что надел на себя тело, которое за время его полета стало неудобным, узким и больным….

Ничего, это пройдет, нужно подождать, потерпеть. Паралич — это не так уж плохо, гораздо хуже, когда боль невыносима и бесконечна.

Обычно тяжелораненые в долгих мучениях так и умирают, захлебываясь в кровавой рвоте. А так жить можно. Точнее умирать…

Капли дождя падали на лицо, он облизывал губы, чтобы хоть немного влаги попало внутрь, и ликовал, когда это удавалось, приходил в сознание и вновь его терял, радуясь тому, что исчезает боль пусть ненадолго.

Время растянулось. Через три тысячи лет, а может и больше, Сергей услышал чьи-то шаги, и ему вдруг очень захотелось жить.

Перфилов заворочался, попытался что-то выкрикнуть, но из сдавленной груди вырвался лишь едва слышный стон.

— Смотри, этот живой, стонет…

Голос хриплый, чужой. Кто-то не из их роты. Боевики? А может уже кто-то из сопровождения? Или уже прибыли с полка? Хорошо бы медики…

Жаркая надежда всколыхнулась в нем, он завыл чуть слышно — громче не давала вдавленная грудь.

Чьи-то теплые пальцы стерли землю с лица и тронули шею.

— Пульс есть, хоть и слабый. Думаю, недолго протянет. Все тело посечено осколками. Железа много в себя поймал. Кровопотеря большая. Кости переломаны. Точно — не жилец!

— А это не твое дело! — оборвал неторопливый говорок чей-то резкий голос. — Кому жить, кому умирать, решать богу, а не тебе. Твоя задача дать человеку шанс. Так что грузи его и дуй в батальон, там новый госпиталь развернули. Ты прав, раны тяжелые. Но кто его знает? Чудеса разные бывают. Чего встал? Хватайся за носилки. Когда-нибудь и тебя также понесут. И моли бога, чтобы тот, кто найдет твое тело, не стал сомневаться в том, стоит ли тебя спасать. Вперед, гнилая кость!!!

Зубр приехал в свой загородный дом, мрачный и злой и первым делом вызвал начальника своей службы безопасности — Рохлю. Тот вошел сразу, как только шеф отослал секретаршу.

— Что случилось?

— Неприятности, — Зубр прошелся по кабинету, мрачно поглядывая в окно. — Пахан прислал черную метку.

— Это еще что такое?

— Обещал «Учителя» к нам направить…

— Учителя?

— Учителя, чтобы жизни меня поучил. Так и сказал — он тебя жизни научит.

— Ясно, — кивнул Рохля. — Наведу справку, что это у него за академик такой появился. Но если Пахан сказал, а в последнее время у вас с ним не очень складываются отношения, то игнорировать такое не стоит, придется пожить какое-то время в режиме строгой безопасности. Соберу ребят, установим дополнительные посты и камеры, так что встретим этого профессора, как положено.

— Учителя.

— Пусть так, а вот после того, как отобьемся, пошлю Пахану своего преподавателя, есть у меня один, в подброшенную монету попадает с двадцати метров. Снайпер от бога. Место ему подберем, откуда Пахана снимет одним выстрелом.

— План одобряю, только ребят для защиты дома немного берешь.

— Двадцать мало? — Рохля удивленно поднял брови. — Нам больше не прокормить, придется повара нанимать.

— Бери кого нужно, я тут немного поспрашивал про этого учителя, он у Пахана недавно, но все говорят, что тот настоящий мастер. Слышал о резне на Ленинградке? Говорят — его работа…

— На Ленинградке? — Рохля вопросительно поднял брови. — Так же вроде непонятка, никто толком ничего не знает. Есть информация, что кто-то сам своих перемочил, крыша у него поехала что ли…

— Такова официальная версия, — вздохнул Зубр. — Только Пахан сказал, что это он Учителя посылал на Ленинградку «Слона» жизни учить…

— Мог и соврать.

— Только в этот раз не врал, слишком серьезно сказал — по-деловому. Ты же знаешь, за такой базар отвечать придется.

— Ну, если так, тогда вызовем ребят из резерва, там у меня человек тридцать болтается, пока мелкими делами занимаются, проверку проходят. Полсотни хватит? Надеюсь, этот Учитель не с армией сюда придет?

— Не знаю, не уверен, — Зубр мрачно побарабанил по столу. — Может, хватит, а то и нет. Пахан, говорят, за последнее время окончательно приборзел, никого не боится. Всем говорит, теперь у него своя школа, и мы ему не указ.

— Дом тройным кольцом опояшем, мышь не проскользнет. Наставим камер, сигнализацию на заборе установим, пулеметы прикупим, есть у меня один знакомый барыга…

— Хорошая идея, — кивнул Зубр. — Тебе сколько времени на все про все понадобится?

— Часа четыре…

— Пахан дал подумать до утра.

— Завтра у нас будет не дом, а крепость.

— Действуй, а то поздно будет. Я хоть не трус, но после того как послушал разговоры о том, что на Ленинградке произошло, побаиваться стал. Уж слишком крутой замес. Тридцать бойцов оборону держали, всех положили, а с другой стороны ни одного жмурика, а ты говоришь — двадцать хватит…

Кот — по паспорту Влад Котов, почувствовал за собой слежку пару дней назад. Сначала решил, что ему показалось. Город большой, чувства вполне могут дать сбой, оттого что энергетика здесь скверная, исходит она от бетонных и кирпичных домов, от земли, которая не может дышать, потому что закрыта щербатой коркой асфальта, и от прокопченного неба, в котором и воздуха-то не осталось — один смог.

Неправильно город поставили — не на том месте, отсюда все его проблемы.

Раньше старики решали, где дома строить, без их разрешения даже простой бревенчатый пятистенок ни один мужик не смел ставить. До сих пор разрешенные ими дома стоят, люди живут и прекрасно в них себя чувствуют.

А сейчас строят повсюду, где имеется свободное место, и то, что жить в этих домах и городах тяжело и страшно, никого не волнует.