— И что же тебя от меня надо?
— Хотел спросить кое-что. Всю ночь слышал голоса, которые меня звали с собой, один вроде бабушки был, любил я ее очень, другие не узнал. Ты же у нас почти шаман, не знаешь — к чему это?
Игорь поскучнел:
— Сколько раз можно говорить: я не колдун, к магическим практикам никакого отношения не имею.
— Да брось, все знают, что ты в этом деле кое-что понимаешь, по крайней мере, больше всех нас. Скажи, будь добр, а я тебе за это автомат почищу.
Игорь вздохнул, нахмурился и неохотно произнес:
— Ну, если тебе так это хочется, то пожалуйста, только потом не плачь о том, что тебе настроение испортили.
— Ладно, не буду.
— Когда слышишь, что тебя кто-то зовет, а никого не видишь, это плохая примета. Моя мать об этом рассказывала, а она и в самом деле внучка шамана.
— А я о чем говорю? — улыбнулся Перфилов. — Все знают, колдовская кровь в твоих жилах течет.
— Мой прадед, которого, кстати, я никогда не видел, мать многому научил, но она его знаниями не пользуется, говорит, что недостойна. Нам, ее детям, тоже кое-какие способности передались, отрицать не стану, но не так много, как вы все думаете.
— Не скромничай, лучше скажи, что плохого в том, что тебя зовут те, кого ты не видишь? Почему возникает ощущение, что кто-то за тобой следит, а когда оглядываешься, то никого не видишь?
— Мертвые за нами следят, чаще всего наши близкие — это все знают. Они нас любят и пытаются помочь, а мы этого не понимаем. Мой дядя, например, слышал зов умершей жены за день до гибели в автокатастрофе. До этого дед рассказывал: бабка звала к себе за час до того, как разбил паралич. Мой двоюродный брат слышал голоса в ночь перед тем, как его зарезали в подворотне: так что когда зовут мертвые — это всегда предостережение.
— И как это понимать?
— Не знаю, — Игорь тяжело вздохнул и неохотно продолжил. — Наверно мертвые желают, чтобы ты подготовился к какой-то беде, возможно тяжелому ранению или того хуже…
— А что еще хуже может быть?
— Если звал голос кого-то из умерших родственников то это к смерти, а ты сам сказал, тебя мертвая бабушка звала…
— Она меня любила, я ее тоже, так что зла она мне точно не желает…
— Смерть не самое страшное, что существует в этой вселенной, а может и совсем не страшное. Люди мало понимают в том, что происходит вокруг. Мы — как маленькие дети, а мир большой, в нем многое случается. Нам только кажется, что в чем-то разбираемся, а на самом деле, не знаем ничего…
— Ты это к чему? — нахмурился Перфилов. — Куда понесло?
— Я хотел только сказать, что смерть не всегда плохо. Думаю, твоя бабуля тебе добра желает, только ты этого не понимаешь…
— Каркать не надо! — Сергей обиделся, хоть и понимал, что друг просто сказал то, что думает. — А если, не дай бог, все что ты сейчас здесь наговорил, исполнится? Мы не дома, вокруг не милые люди, которые нам желают добра. Здесь между прочим война идет, каждый день не один десяток парней домой в цинковых гробах возвращается. Смерть у него, видите ли, не так плохо. Я жить хочу, умереть всегда успею.
— Ты спросил, я ответил, и предупреждал, что тебе это не понравится. Разве не так?
— Предупреждал, — неохотно согласился Перфилов. — Только все равно противно.
— Это твои проблемы, главная беда в том, что у нас по одному не погибают, ты может сейчас для нас всех гибель призвал.
— Тут прав, убивают десятками, а иногда сотнями. Зря я тебя спросил, знал же, что ничего хорошего не услышу.
Перфилов вздохнул, зная, что слова Игоря сбываются почти всегда. Связист многое слышал и чувствовал. Шаманская кровь в нем проявлялась разными способами: то посередине карточной игры он вдруг начинал рассказывать, у кого какая карта на руках, тем самым, портя весь кайф. То говорил то, чего никак знать не мог — например, что завтра вертолет привезет продукты, а о том, когда они прилетят, даже командир роты не знал — они летали по своему особому графику.
— Ты не обижайся, — Петров повернулся к рации и покрутил верньеры, поймал какую-то радиостанцию. Пела женщина что-то тягучее, странное, грустное. — Мне тоже сон плохой приснился, только я рассказывать его не буду. Он мой, поэтому тебя не касается, но из него тоже ясно — быть беде.
— Плохо, когда такое снится и слышится, а обиднее всего, что ничего не сделаешь…
— А тут ты ошибаешься. Нужно подумать. Если тебе и мне плохие сны снятся, то это значит, что-то неприятное произойдет в ближайшие два-три дня…
— Это тебе снилось, а мне нет, я не спал, так дремал немного…
— Зато тебя голос умершей бабушки к себе звал.
— И что?
— А то, что мертвые просто так голоса не подают, по всему видно, готовиться надо, — друг повернулся к нему. — Думаю, беда произойдет в ближайшее время, и это касается не только тебя, но и меня. А если предупредили, то как-то спасаться надо…
— Что тут сделаешь, если за свою жизнь не отвечаешь? — вздохнул Сергей. Хотелось спать, да и разговор ему этот уже не нравился. — Если на крепость нападут, то куда ты денешься? Накроют издалека тяжелыми минометами и хана! Месяц назад соседей расстреляли из орудия, прикатили ночью старую гаубицу еще времен Великой Отечественной, потом разрывными снарядами все утро садили, пока вертушки не прилетели. После того обстрела от роты меньше десятка ребят осталось…
— Всегда что-то сделать можно. Если знаешь, что обязательно нападут, неужели будешь спать на посту?
— Дурак ты, Петров, я и раньше никогда не спал, но если снайпер меня в инфракрасный прицел поймает, то никуда мне не деться, снимет одним выстрелом, и даже понять не успею, что уже на том свете.
— А вот и неправда! — Игорь налил себе чаю. — Ты предупрежден, значит, будешь вести себя не так, как обычно, когда придет опасность, то либо почувствуешь на себе чужой взгляд и пригнешься, или спрячешься за стену. В крайнем случае, заорешь…
— И получишь по шее от командира за ложную тревогу…
— Лучше по шее, чем пулю в голову.
— Это точно, — Сергей вздохнул, и подумал о том, что не может быть все так плохо. Они в стационарном лагере, в старой крепости, часовые на стенах, пулеметы станковые там же, а во дворе БТРы, в боксах БМП. Рейдов никаких не ожидается. Примета может и плохая, только прежде чем она исполнится, возможно, не один год пройдет. Если никуда не высовываться и вести себя тихо, то смерть, возможно, обманется и уйдет. Через месяц срок контракта кончается, а там ищи ветра в поле. — Может, нам такое видится из-за погоды? Смотри, как небо хмурится? Точно дождь будет, поэтому и настроение ни к черту!
— Просто так ничего не бывает, этот мир сложно устроен, если видится обоим, точно несчастье случится, — вздохнул Игорь. — В церковь надо идти, свечку ставить, чтобы беда прошла мимо. Попросимся у командира в увольнение, сходим в деревню, у них там часовня небольшая есть, энергия у нее хорошая, всегда чувствую, когда в увольнение бываю.
— Как скажешь. Командир должен отпустить, я ему вчера полдня бумаги на компе делал. Представления писал ребятам на медали и благодарности. Кстати и на тебя написал поощрение, так что с вашего величества причитается. За это кэп обещал отпустить в увольнение по первой просьбе. Но стоит ли? Сам сказал — лучше эти два дня вообще никуда не высовываться…
— В село сходить можно, беда нас не там ждет.
— Ну, если так говорит шаман, тогда конечно, — Сергею хотелось спать. Он понимал, что Петров прав — лучше лишний раз подстраховаться. Свечку поставить, никогда не помешает. Поможет, конечно, вряд ли, но точно не навредит, сердцу станет спокойнее. — Пойдем, только мне после обеда на блокпост заступать.
— Не бойся, сержанта предупрежу, чтобы он тебя не искал, у меня с ним отношения хорошие, а к обеду вернемся. Скоро командир придет, я сеанс связи с ним отработаю, и двинем. Ты бы шел отсюда… не дай бог, он тебя здесь застукает. Рычать начнет, не отпросишься потом…
— Уже пошел, — Перфилов встал с сожалением с кровати, на которой ему было так приятно, и пошел в казарму. Игорек прав, свечку поставить надо. Когда находишься на войне, привыкаешь к каждой мелочи относиться очень серьезно, так как цена ошибки велика.