Тут следует напомнить нынешним ветеранам и патриотам, что похожие предпосылки принудили Пилсудского организовать в 1926 году государственный переворот, впоследствии названный майским переворотом. Сравнение двух этих событий кажется почти идеальным, хотя Пилсудский не морочил себе голову каким-то там интернированием. Незадолго до переворота маршал сказал «Пораннему Курьеру»:

— Я иду в бой, как и раньше, с главным злом государства — с правлением в Польше обнаглевших политических объединений и партий, которые забыли о вечных ценностях, а помнят только о деньгах и собственной выгоде.

Тогда погибло 215 солдат и 164 гражданских. Такова была в ту пора цена поднятия дисциплины в государстве. Сегодня Пилсудскому поставлены памятники, а за Ярузельским бегает банда одержимых прокуроров. Им вторят деятели бывшей «Солидарности», которые в 1989 году уничтожили польскую промышленность и труды нескольких поколений поляков. Польша стала поставщиком в Европу дешёвой рабочей силы. Судьбу верфей (между прочим, колыбели этой самой «Солидарности») решают сегодня не поляки, а чиновники из Брюсселя, которые, скорее всего, их ликвидируют. В Польше уже нет даже польского пива, польского шоколада, не говоря уж о польских автомобилях, радиоприёмниках и телевизорах. У нас появились сборочные цеха западных концернов, которые правительство называет грандиозными инвестициями. В них работают свободные счастливые поляки за 300 евро в месяц.

Есть такие, которым «революция» помогла добиться конкретных целей. Адам Михник, который в течение нескольких бурных солидарновских лет носил на руках Леха Валенсу, — создал мощный медиа-комбинат. Сегодня он издаёт, пожалуй, самую крупную в Европе еврейскую газету, и у него нет причин жаловаться. Есть и миллионеры, которые приобрели состояние на дружбе с политиками, выгребая из государственной казны миллиарды злотых. Есть ветераны «Солидарности», физиономии которых мы принуждены каждый день видеть в телевизоре. Это главные сторонники идиотской политкорректности, которые считают супермаркетового Дональда Туска великим государственным деятелем. Все прекрасно, вот только у поляков как-то меньше стало энергии и они без энтузиазма поглядывают в будущее.

В 1976 году радомские рабочие вышли на улицу, чтобы запротестовать против повышения цен. Если сравнить с нынешним безумием, это было, скорее, символическое повышение. В городе дошло до серьёзных столкновений с милицией. Увы, рабочие тогда не знали, что их революция через несколько лет принесёт свои плоды в виде ликвидации фабрик, из которых они вышли. Другими словами — они рубили сук, на котором сидели. Поэтому меня смешат юбилейные речи у памятника, посвящённого жертвам радомских событий. Туда уже не приходят радомские рабочие, которые в 1976 году подожгли комитет ПОРП. Они сидят на пенсии и ломают голову, как им на тысячу злотых дожить до следующего месяца. А государство предлагает им зрелище в виде травли «главарей» военного положения. Этому сопутствует постыдная война секретных досье, в которой главным оружием является информация, скорее всего, сфабрикованная нынешними службами государственной безопасности. Директор экзотического заведения под названием Институт Национальной Памяти получил 60 тысяч премии за активную деятельность, и народ счастлив. Только Джордж Оруэлл переворачивается в гробу, потому что даже самые буйные его политические фантазии не предугадали того, на что способны поляки.

24 июля 2008 года

За Волынь ответственны Советы

http://www.rp.pl/artykul/2,166748.html

Za Wołyń odpowiadają Sowieci

— Попытка переложить ответственность за несчастья польских Кресов с Советов на украинцев заставляет меня задуматься, не имеем ли мы тут дело с длинными руками России, — говорит маршалек Сейма Бронислав Коморовоский в беседе с Цезарием Гмызом.

Ц.Г.: — Было ли правильным шагом начало работы над постановлением, касающимся разрушения православных церквей на Хелмщизне в 1938 году, при одновременном блокировании постановления о Волынской резне?

Б.К.: — Волынское постановление тоже направлено на обсуждение в Комиссию по Культуре.

Ц.Г.: — Но волынское постановление выпало из программы заседаний Сейма.

Б.К.: — Не выпало. Из-за трёх фракций, которые не могли или не хотели выработать общую позицию, текст постановления вообще не предлагался на обсуждение Сейму. Он был заменён объявленной мною — как маршалек я имею на это право — минутой молчания в память погибших. Это предусмотрено регламентом — если фракции не договорятся, маршалек направляет проект в комиссию. Так же было с постановлением о разрушении церквей. Поскольку было ясно, что фракции в этом вопросе не договорятся, запрос отправлен в комиссию.

Ц.Г.: — Таким образом, годовщина Волынской резни миновала, а Сейм не занял позиции в этом вопросе.

Б.К.: — Я, по крайней мире, наполовину кресовяк, сын и внук кресовяков. Моё сердце оттуда. Однако, для меня попытка переложить ответственность за несчастья польских Крессов на кого-то другого, нежели Советы, совершенно неприемлема. Попытка установить день Кресовяка в годовщину Волынской трагедии я считаю попыткой переложить ответственность на украинцев. Я не могу с этим согласиться. День памяти о Крессах — это 17 сентября, то есть годовщина советского нашествия в 1939 году. Попытка переложить ответственность с Советов на украинцев заставляет меня задуматься, не имеем ли мы тут дело с длинными руками России. Убийства на Волыни — это фрагмент событий после 17 сентября 1939 года.

Ц.Г.: — Вы считаете, что кресовые организации действуют, направляемые Москвой?

Б.К.: — Не организации. В них много благородных и порядочных людей. Однако, я опасаюсь, что длинные руки России умеют эффективно натравливать поляков и украинцев, поляков и литовцев друг на друга, чтобы они не вспоминали о 17 сентября, которое породило Катынь, Понары и Волынь. Эта попытка противоречит польским государственным интересам.

Ц.Г.: — Однако, вы de facto оправдываете украинцев. Это всё равно как если бы вы оправдывали поляков, участвовавших в преступлении в Едвабне, потому, что Польша тогда находилась под немецкой оккупацией.

Б.К.: — Нет, не оправдываю. Будьте добры, проанализируйте обоснование минуты молчания 11 июля 2008 года, которая имела место в Сейме Речи Посполитой.

Ц.Г.: — Почему поляки не имеют права чтить память о Волыни в годовщину резни?

Б.К.: — Это не только их право, но и долг. Я охотно почтил бы 11 июля как день Волынца, но не как день мученичества всех Крессов. Позицию в вопросе резни Сейм выразил совместно с украинским парламентом пять лет тому назад. Впрочем, я уже принял решение организовать в польском Сейме выставку о забытых голгофах Востока. Там будет место и для Волыни, и для Понар, а также для так называемой августовской облавы 1945 года, но всё это в контексте результатов нашествия Советов на Польшу 17 сентября 1939 года. Мы не позволим преуменьшать ответственность Советов.

Ц.Г.: — Пять лет назад Сейм сделал заявление по вопросу Волынской резни, а это документ более низкого ранга, чем постановление. Причём старательно избегали называть то, что произошло на Волыни во время Второй мировой войны геноцидом.