Как бы то ни было, известно, что он большими переходами двинулся вперед до Ванского плоскогорья, где нашел соединенные армии Митридата и Тиграна. На этот раз оба союзника, хорошо окопавшись в лагере, укрепленном по римскому образцу на вершине одного холма, решили ожидать, когда ранняя армянская зима принудит римскую армию к беспорядочному отступлению. Лукулл, после тщетных попыток завязать битву, постарался заставить врага двинуться с места, направившись на столицу Артаксату. Тигран действительно решил сняться с лагеря, боясь увидать свой гарем и свои сокровища в руках Лукулла. Он последовал за Лукуллом и попытался преградить ему переход через Арсаниаду. На берегах реки произошла битва, в которой армянский царь снова потерпел поражение.[457] Другой генерал удовольствовался бы этим и остановился ввиду приближения осени; Лукулл же, напротив, как азартный игрок, рискующий всем своим выигрышем, чтобы выиграть вдвойне, решил воспользоваться своей победой, чтобы без отсрочки поразить в самое средце империю Тиграна, и двинулся на его столицу.
К этому отчаянному шагу не могли ли побудить его известия из Рима? Вещь возможная, потому что его положение в Риме было очень скомпрометировано. Народная агитация, затихшая с 70 г., снова возгорелась. Нужда возбуждала все демагогические страсти. Италия находилась в состоянии сильного брожения, при котором всякий поступок или предложение закона, направленные против богатых и знатных, безусловно могли рассчитывать на народное сочувствие. Борьба против консерватора и аристократа старого рода, как Лукулл, была легка для Помпея, несмотря на подвиги, совершенные Лукуллом на Востоке. После очень тяжелых усилий друзья проконсула достигли того, что комиссия, которой было поручено организовать управление Понтом, была составлена из преданных ему лиц. Они ввели туда даже его брата Марка, но зато должны были уступить Помпею и общественному мнению в другом, очень важном пункте, отняв у Лукулла на следующий год управление Киликией. Правда, как небольшое вознаграждение, они отдали Киликию зятю Лукулла, консулу этого года Квинту Марцию Рексу в надежде, что завоеватель Понта будет продолжать управлять провинцией через своего зятя. Но с каждым днем борьба для партии Лукулла становилась все тяжелее, и Помпей, поддерживаемый общественным мнением, беспрестанно выигрывал почву, несмотря на противодействие Красса. Взятие Артаксаты и окончательное завоевание Армении одни могли оживить мужество его партии и остановить нападения врагов.
Хотя уже приближалась осень, Лукулл приказал своим легионам двинуться на Артаксату; и еще раз крайним проявлением своей ужасной суровости довел легионы до открытого возмущения. Армия двинулась в путь, но ненадолго. Когда армянская осень начала давать чувствовать своими ранними холодами приближение зимы, солдаты возмутились и отказались двигаться далее. Так как почти все офицеры поддерживали восстание — многие из них даже возбуждали его, — Лукулл принужден был уступить и отвести свою армию, вероятно, в октябре месяце, в Месопотамию.
Это отступление было первым крупным успехом партии Помпея. К несчастью для Лукулла, этот первый удар повлек за собой другие, еще более тяжелые. В Месопотамии Клодий решился на крайнее средство. Воспользовавшись отсутствием Лукулла, он вызвал общее возмущение легионов описанием им счастливого времяпрепровождения солдат Помпея.[458] Лукулл поспешил возвратиться, и Клодий был принужден спасаться бегством. Но эти возмущения и борьба возвратили мужество человеку, которого слишком рано стали считать уничтоженным. Митридат внезапно к концу 68 г. захватил Понт с маленькой армией в 8000 человек, возмутил там жителей и принудил запереться в Кабире легата, оставленного там Лукуллом. Лукулл хотел идти к нему на помощь, но легионы отказались выступить в поход раньше весны 67 г. В Понте высадил подкрепления адмирал Лукулла Триарий и освободил легата, запертого в Кабире. К несчастью, ему не удалось изгнать из Понта Митридата, и он вынужден был зимовать в Газиуре, в самом средце Понта, лицом к лицу с неприятельской армией, в то время как солдаты Лукулла занимались торговлей и удовольствиями, как будто бы повсюду царило спокойствие и их товарищи не подвергались большой опасности.[459]
Эти известия дошли до Рима к концу 68 г. и только усилили общественное негодование, и без того уже большое. Положение было из самых запутанных. Экономический кризис разрастался; партии и котерии ожесточенно боролись и наносили удары друг другу, но окончательного успеха не достигали, так что все вопросы затягивались, не получая окончательного разрешения. Все одинаково были недовольны, раздражены, приходили в отчаяние. Консерваторы жаловались на положение, которое приняли восточные дела. Помпей и его партия не были довольны достигнутыми успехами. Несмотря на все Красс был сильнее его в сенате, и Помпей не мог более обманывать себя надеждой получить по сенатскому постановлению власть, отнятую у Лукулла. Ему приходилось обратиться непосредственно к трибам, просить у народа то, в чем отказывал ему сенат, захватить себе положение одним из тех смелых ударов в комициях, которые уже давно были обычны для партий, когда они чувствовали себя наиболее сильными. Но результат подобной попытки, вероятно, казался Помпею очень сомнительным. Он имел на своей стороне простой народ, но последний, несмотря на свою многочисленность, был дезорганизован, в то время как сенаторы и всадники имели большое влияние на голосование. Следовательно, он не мог быть уверен в господстве в комициях только силой своей популярности; и он не осмелился рисковать, хотя всеми силами старался увеличить свою популярность. Вероятно, по соглашению с ним и по его совету, один из его прежних квесторов, Гай Корнелий, человек честный, но ограниченный, избранный народным трибуном на 67 г., внес два предложения, крайне выгодных для народа: одно, имевшее целью облегчить финансовый кризис в Италии и остановить вывоз капиталов, запрещало римским гражданам давать деньги взаймы в привинциях; другое отнимало у сенаторов и передавало народу право приостанавливать действие закона. Но все эти происки, вероятно, ни к чему не послужили бы Помпею, если бы неожиданное событие не спутало все расчеты, дав другое направление борьбе партий, интригам Помпея и агитации среди народа. Зимой наступил ужасный голод.
Люди всегда имеют потребность обвинять в своем насчастии других. На этот раз для народа причиной голода были пираты, перехватывавшие в море караваны с хлебом; сенат и должностные лица, не сумевшие в течение стольких лет очистить от них моря; и Лукулл, полководец которого Триарий, посланный с флотом в Эгейское море, ничего не сделал и позволил у себя на глазах пирату Афинодору разграбить Делос. Снова возгорелось раздражение против сената за его бездеятельность, так способствовавшее народным победам 70 г. Предложенные посреди этого возбуждения два закона Гая Корнелия вызвали настоящий мятеж.
Снова начались вооруженные схватки на форуме. Казалось, возвращаются времена, предшествовавшие междоусобной войне и революции Мария. Но Помпей быстро понял, что все вопросы внешней и внутреннй политики должны уступить место хлебному вопросу и что если он внесет в комиции предложение относительно этого вопроса, то получит все ответы, которые он желал.
Отказавшись на время от своих восточных проектов, он предложил комициям через одного из своих клиентов, Авла Габиния,[460] человека незнатного происхождения и небогатого, бывшего народным трибуном, закон, по которому народ должен был выбрать из сенаторов-консуляров диктатора над морем для ведения войны с пиратами. Этот диктатор моря должен был иметь флот в 200 кораблей, большую армию, шесть тысяч талантов, 15 легатов и абсолютную проконсульскую власть на три года над всем Средиземным морем и его побережьем на пятьдесят миль от берега с правом набирать рекрутов и собирать деньги во всех привинциях.[461] Его план был очень остроумен. Он думал легко добиться утверждения этого закона голодным народом. А если бы ему удалось уменьшить голод, то он до такой степени возрос бы в народном представлении, что мог бы в будущем заставить сенат утвердить все свои проекты, совершенно обессилить Красса и получить от комиций все, чего желал, даже назначения вместо Лукулла.