— Отлично, — сказал Боудмен. — А вот здесь погиб Мортенсон, не так ли?

— Да, — ответил Хостин. — Сообщил, что стоит вон там, возле маленькой пирамидки. А потом связь оборвалась.

— С этой минуты мы начинаем собирать новую информацию. Мы убедились, что прежние записи совершенны. Вход в лабиринт — только в центральные ворота. Но с этих пор…

Робот теперь без программы двигался куда медленнее, каждую минуту задерживаясь, чтобы исследовать все вокруг. Он искал замаскированные двери, упрятанные в мостовой отверстия, проекционные аппараты, лазеры, детекторы массы, источники энергии. Все собранные данные он передавал в корабельную централь. Таким образом, каждый пройденный сантиметр обогащал экспедицию информацией.

Так преодолели двадцать три метра. Робот обошел маленькую пирамиду и исследовал останки Мортенсона, убитого здесь 72 года назад. Оказалось, что Мортенсон погиб, попав под каток, приведенный в действие неосторожным шагом. Далее миновали две небольшие ловушки, но не сумели преодолеть влияние дезориентирующего экрана, который нарушил работу механического разума. В результате робота разбил удар поршня.

— Следующий робот должен будет отключить все свои рецепторы, пока не минует это место, — проворчал Хостин. — Проскочит вслепую, выключит видео… Ну, с этим мы справимся.

— Может быть, человек справился бы с этим лучше машины, — заметил Боудмен. — Неизвестно, подействовал бы экран на человеческий мозг так же, как на механический мозг робота.

— Еще не время посылать туда людей, — напомнил Хостин. Боудмен признал его правоту — не очень охотно, как отметил Роулинг, слышавший этот разговор.

Экран снова прояснился — двигался новый робот. Хостин распорядился выслать новую партию аппаратов, на этот раз в главные ворота, единственно проходимые, и сейчас несколько роботов находились вблизи смертоносной пирамидки. Одного робота Хостин выслал вперед, остальные наблюдали. Серый робот, дойдя до дезориентирующего экрана, выключил сенсорный комплекс, зашатался было, но вскоре выпрямился. Лишившись связи с окружающим, он не слышал пения сирен, толкавших его под поршень. Отряд роботов, наблюдавших с безопасного расстояния, передавал картину ясно и подробно. Компьютер сопоставил данные с роковой трассой предыдущего робота и выдал новый путь. Через пару минут автомат двинулся вперед вслепую, повинуясь компьютеру, а тот серией последовательных импульсов вывел его за пределы досягаемости и экрана, и поршня. Теперь снова можно было включить сенсоры. Чтобы убедиться в действенности этого метода, Хостин выслал еще одного робота с теми же условиями. Удалось. Тогда попробовали выслать третьего, вся аппаратура которого была включена и подвергалась воздействию дезориентирующего экрана. Хотя компьютер указывал верную дорогу, робот, обманутый фальшивой информацией экрана, внезапно свернул в сторону и был уничтожен.

— Все в порядке, — сказал Хостин. — Если мы можем провести машину, то проведем и человека. Он пойдет с закрытыми глазами, а компьютер будет диктовать ему шаг за шагом. Справимся.

Серый робот шагал дальше. Но он продвинулся только на семнадцать метров от экрана, как его пригвоздила к мостовой серебристая решетка, из которой внезапно выскочили два электрода и разрядились в проводники на камнях. Роулинг мрачно наблюдал, как следующий робот обходит эту ловушку, чтобы через минуту погибнуть в следующей, поджидающей вблизи. Таким образом посылали робота за роботом все дальше и дальше, а люди ждали своей участи.

«Вскоре туда должны будут пойти люди, — подумал Роулинг. — Туда пойдем мы».

Он выключил свой регистратор данных и подошел к Боудмену.

— Как выглядит наша ситуация? — спросил.

— Трудна, но не безнадежна. Не может ведь вся трасса быть такой.

— А вдруг может?

— Роботов нам хватит. Мы составим подробную карту лабиринта и узнаем все ловушки. Только тогда пойдем сами.

— Ты тоже пойдешь, Чарльз?

— Разумеется. И ты тоже.

— Какие шансы, что мы оттуда выйдем?

— Большие, — обнадежил Боудмен. — Иначе я вообще не взялся бы за это щело. Да, Нэд, это не обычная прогулка, но и не переоценивай ее. Мы только начали исследовать лабиринт. Через несколько дней будем ориентироваться в нем достаточно хорошо.

Роулинг молчал, раздумывая над его словами.

— Однако у Мюллера не было никаких роботов, — наконец произнес он. — Каким же чудом он прошел через это все?

— Не знаю, — буркнул Боудмен. — Допускаю, что он — прирожденный счастливчик.

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ

А Мюллер в лабиринте следил на своих туманных экранах за этими действиями. Видел, что используются какие-то автоматы. Что гибнут они быстро и неотвратимо, но каждая новая партия проникает все дальше. Методом проб и ошибок эти роботы уже прошли сектор Аш и значительную часть сектора Г. Мюллер подготовился к защите, если они доберутся до центральных секторов. Пока что сидел спокойно в самом сердце лабиринта и вел обычную жизнь.

По утрам он много размышлял о прошлом. Вспоминал другие миры и другие годы, весны, климат, более теплый, чем на Лемносе. Когда-то в его глаза смотрели ласково, руки искали его рук, он видел улыбки и слышал смех, и бродил в светлых садах, любовался силуэтами прекрасных женщин в арках ворот. Он был два раза женат. И первая, и вторая женитьба закончились без инцидентов после достаточного числа совместных лет. Он много путешествовал. Вел дела с королями и министрами. Сейчас он словно вдыхал запахи сотен планет, бегущих в небесах, словно нанизанные на шнур бусы. Мы же только огоньки, а огоньки гаснут. Но он горел довольно сильным пламенем в пору весны и лета своей жизни и, возвращаясь мыслями к тем временам, считал, что не заслужил себе такую хмурую, безрадостную осень.

Город-лабиринт на свой лад заботился о нем. Мюллер имел крышу над головой, имел даже тысячу жилищ на выбор и время от времени переселялся, чтобы сменить обстановку. Все эти дома были только пустыми коробками, но он из звериных шкур, набитых клочьями меха, соорудил удобный топчан, из шкур же смастерил удобное кресло и никакой другой мебели не требовал. Город снабжал водой. Животных водилось столько, что пока Мюллер способен охотиться, то провизией себя обеспечит. Некоторые необходимые вещи он прихватил с Земли. Два контейнера с книгами и один с музыкой возвышались почти на метровую высоту и содержали ту духовную пищу, которой он будет питаться оставшиеся годы. Имел небольшой магнитофон для заметок. И блокнот для рисования. И два женоимитатора. И оружие, и индикатор массы. И диагностат с регенерационными лекарствами. В общем, хватало всего.

Он питался регулярно. Крепко спал. Никакие муки совести его не терзали. Он действительно смирился с судьбой. Горечь, словно гной, расходится по организму, но в конце концов на месте воспаления образуется капсула и ограничивает его.

Он никого не хотел винить в происшедшем. Он сам этого добился своей ненасытностью. Пожелал поглотить всю Вселенную, узурпировать права господа Бога, и вот та неведомая сила, которая повелевает всем, швырнула его с высот, и он, поверженный, вынужден был искать убежище на этой мертвой планете, чтобы в полном одиночестве, если сможет, попытаться возродить себя. Вехи его пути на Лемнос хорошо известны. В восемнадцать лет, сжимая в объятиях нагую девушку, ощущая ее тепло, он смотрел на звезды, и его буквально распирало от спеси. Годам к 25 он начал завоевывать то, к чему стремился. К сорока годам узнал сотню планет и обрел славу в тридцати планетных системах. Десятью годами позднее он бредил большой политикой, и разве удивительно, что в 53 года уговоры Чарльза Боудмена привели его на Бету Гидры IV.

В том году ой проводил отпуск в системе Тау Кита, расположенной в двенадцати световых годах от Земли. Мардук, четвертая планета, была предназначена для отдыха горняков, которые грабили четырех ее сестер и вывозили радиоактивные минералы. Мюллер этот грабеж не приветствовал, но это не мешало искать нервной разрядки на Мардуке. Там, по сути, не было времен года, ибо планета вращалась без наклона. Мелкий океан окружал четыре материка, на которых царила вечная весна. Воды океана были зелеными, береговая растительность — голубой, воздух слегка пьянил, как молодое шампанское. Планету превратили в некое подобие Земли, такой Земли, какой была она до грехопадения: повсюду леса и луга, и веселые виллы. Если этот спокойный мир и посылал человеку вызов, то ненастоящий. Огромные морские рыбы всегда позволяли себя утомить и изловить. Заснеженные вершины гор выглядели коварными и не обещали благополучного восхождения даже в гравитационных сапогах, но в них никто не погиб. Дикие животные, так и кишевшие в пущах, обладали грозными мышцами и наступали с храпом, но не были опасны. Вообще-то, Мюллер таких мест не любил. Но иногда, утомленный приключениями, он проводил на Мардуке пару недель в обществе девушки, с которой познакомился за год до этого, на расстоянии двадцати световых лет от этой планеты. Ее звали Мартой, была она высокая, стройная, с большими черными глазами, модно подведенными красным, со светло-голубыми волосами, спадающими на красивые точеные плечи. Она выглядела девятнадцатилетней девушкой, но уже могла отпраздновать свое девяностолетие, пройдя третье омоложение; вообще трудно угадать чей-либо возраст, а особенно возраст женщины. Но Мюллер допускал, что она действительно молода. Об этом говорили не так ее гибкость и юношеская ловкость — это можно воспитать, как утонченная восторженность, девичья нежность, которые, как он хотел верить, не были достижениями медицины. И при заплывах с электробуксиром, и в полетах над деревьями, и в охоте с пневморужьем Марта проявляла такой восторг, словно все было для нее внове.