Бытует мнение, что дети легче абсорбируются в среде своих однолеток и безболезненно переносят любые перемены, в том числе и эмиграцию. Но жизнь часто опровергает это: именно детская среда бывает более нетерпимой и жестокой, чем взрослая. И Дани (так стали называть Данилу в Израиле) это сразу почувствовал: одноклассники встретили его настороженно и даже враждебно. В ответ он напрягся и отдалился от всех. С ярко выраженной славянской внешностью, он держал себя настороженно и независимо, подчёркнуто не приобщаясь к еврейству. Высокий, светловолосый, очень похожий на Алису, он выделялся в классе, вызывая повышенный интерес девочек, что ещё более усиливало антипатию мальчишек. Почти каждый день он дрался, его выставляли из класса, вызывали родителей. Он стал пропускать занятия, отказывался ездить со всеми на экскурсии, не участвовал в школьных вечеринках. Обрезание делать категорически отказался, поэтому даже в туалет не ходил вместе со всеми, чтобы избежать лишнего конфликта. В ответ на упрёки Алисы, отвечал с вызовом:

— Не надо было меня сюда привозить! Моя родина не здесь, а там!

По вечерам он подрабатывал уборщиком на пляже, заработал деньги на гитару, попросил Алика научить его играть и, первой, разучил услышанную где-то песню:

По вечерам, в скверике на скамейке, он пел свои «песни протеста» подросткам, которые, как и он, чувствовали себя отверженными. Язык страны ему дался легко, поэтому он даже перевёл несколько песен на иврит. В этот импровизированный клуб приходили и девушки-израильтянки, привлечённые и песнями и исполнителем. Ни одного вечера не пропускала его одноклассница Янка, с которой у него постепенно завязались дружеские отношения. Она пыталась примирить его с действительностью:

— Мои родители из Польши. Они рассказывали, что их тоже не сразу здесь приняли, на работу не брали, приходилось улицы подметать… А теперь они прекрасно устроены, и все мы — полноправные израильтяне… Потерпи немножко, и у тебя всё наладится.

— Почему я должен ждать, пока меня признать соизволят?.. И вообще, почему здесь так презрительно относятся к выходцам из СССР?.. Меня даже спрашивали, умею ли я пользоваться унитазом… Они уверены, что в России спутники запускали из рогатки, а операции делали серпом и молотом!..

Однажды Янка уговорила его пойти на дискотеку. Там оказалось несколько его недоброжелателей, и завязалась драка. Их было трое, и они вытолкали его на улицу с напутствием: «Чтоб ноги твоей здесь не было!».

— Как вам не стыдно! — кричала Янка. — Вы ведёте себя, как фашисты, а не как евреи!

— Мы-то евреи, — с ухмылкой ответил один из парней, — а вот он… Когда ляжешь с ним в постель, присмотрись повнимательней!..

Они с гоготом вернулись в помещение. Дани поднялся с земли, и Янка стала протирать ему ссадины, платочком, смоченным духами. Увидев разорванную штанину, достала из сумочки булавку.

— Сними джинсы, я заколю изнутри.

Он вдруг взорвался:

— Хочешь проверит, есть ли у меня обрезание?.. Нету! Нету! Нету!!!

Янка спрятала булавку и спокойно спросила:

— Скажи, как по-русски типеш?

— Дурак, — несколько растерянно перевёл Дани.

— Дурак! — бросила ему Янка и убежала.

У Стёпы были грандиозные планы на будущее: он задумал квартиру не покупать, а приобрести участок земли и там построить дом. Чтобы удешевить свой замысел, решил обойтись без архитектора и проектировать дом самостоятельно. Сперва он нарисовал роскошный многоэтажный терем на сваях, с огромными венецианскими окнами. Но после каждой новой иракской ракетной атаки, Стёпа укорачивал высоту, отрубал по этажу, укорачивал сваи и уменьшал размеры окон. К-концу проектирования дом весь ушёл в толщу земли, а крыша превратилась в шарообразное железобетонное перекрытие с бойницами.

— Хороший дот, — похвалил Лёва, — не хуже, чем был у финнов, на линии Маннергейма.

Стёпа не успел ответить, раздался вой сирены и все поспешили в герметизированную комнату. В отличие от первых тревог, сейчас всё делали спокойно, без паники. Убежище уже было приспособлено для жизни с комфортом: туда передвинули холодильник с продуктами и выпивкой, внесли телефон и телевизор — можно было смотреть передачи и переговариваться с друзьями.

Не успели войти, раздался первый звонок. Стёпа снял трубку. Звонил Сюня, бывший рижанин, с которым Стёпа подружился во время изучения иврита в ульпане.

— Он бёт и бёт мимо. — У Сюни был уникальный порок речи: он не выговаривал мягкий и твёрдый знаки, но Стёпа его понял правильно.

— Это ему не на верблюде ездить!

— Пойдём завтра в сауну? — предложил Сюня.

— Что-то у тебя голос изменился.

— Поц, я же в маске!.. Так ты пойдёшь?

— Пойду, — согласился Стёпа. До обрезания он ходить в баню стеснялся, а после обрезания зачастил. — У меня есть бутылка кубинского рома. Ты ром пьёшь?

— Пю, — успокоил его Сюня.

Сюня, по профессии зубной техник, приехал одновременно со Стёпой, но уже имел собственный дом и ездил на «BMW».

— Откуда у него столько денег? — удивлялась Марина.

— Откуда, откуда?.. Изо рта! — объяснила ей Маня.

Стёпа воспринял это как выпад в свой адрес и бодро пообещал:

— Ничего! И мы заработаем.

Найти работу для Стёпы не было проблемой. Он был великим умельцем и выдумщиком. В Днепродержинске, в малогабаритной однокомнатной квартирке, вся мебель и электрооборудование были сделаны его руками, гениально и экономично. К примеру, тахта легко переворачивалась вокруг своей оси и превращалась в обеденный стол, книжный шкаф, при включении в электросеть, становился холодильником, а стулья были подключены к магнитофону — стоило на них присесть, как мощный хор: «вставай, подымайся, рабочий народ!» сбрасывал сидящего с места и стимулировал идти и вкалывать.

По профессии Стёпа был автомехаником. При хроническом отсутствии запчастей для двигателей, он мог заставить любую машину работать даже на геморроидальных свечах. Поэтому в Израиле сразу устроился в гараже, но там платили мало, и он придумал, как подрабатывать. За гроши купил у соседа дряхлую машину-долгожительницу, работающую на солярке, которую тот собирался уже везти на свалку. Быстро привёл двигатель в рабочее состояние, но долго возился с багажником, пока не превратил его в своего рода гармошку: стоило даже просто ладонями толкнуть машину сзади — багажник складывался, как от удара, стоило потянуть его на себя, он опять принимал нормальный вид. В этой машине, после работы в гараже, Стёпа «выходил на боевую тропу»: выезжал на трассу, резко тормозил, подставляя зад под удар следующему за ним автомобилю. Естественно, от любого удара багажник-гармошка превращался в лепёшку. Испуганный водитель виновато оправдывался и, чтобы избежать полиции и адвокатских разборок, предлагал Стёпе наличные. Стёпа возмущённо требовал судебного возмездия, но потом давал себя уговорить, брал деньги и отпускал свою жертву. Затем, завернув за угол, выходил из машины, вытягивал багажник до нормального состояния и снова выезжал на поиски новой жертвы. Он старался подставлять зад машинам побогаче: «Вольвам», «БМВ», «Мерседесам»… Их владельцы меньше торговались и больше платили.

Оправляясь на свой промысел «нетрадиционной ориентации», Стёпа сообщал: «Поеду попедерасю».

К удивлению и радости Алика. Алиса всем сердцем приняла Израиль, восторгалась морем, набережными, природой, экзотическими фруктами, усиленно учила иврит, читала книги по иудаизму. Каждую пятницу, с появлением первой звезды, она произносила короткую молитву и зажигала субботние свечи. Однажды, застав её за этой процедурой, Дани насмешливо заметил: