Минуты через две пришел Фарроу и объявил, что обед подан.

Мистер Райдер предложил руку Мэтти:

– Пойдемте, Мэтти.

И они направились в столовую. Следом за ними двинулась Джейн, и я уже намеревалась идти последней, как Джеральд, улыбнувшись, предложил мне руку. У меня не было ни малейшего представления, как на это посмотрит его отец, но и отказаться я не могла, так что мне осталось только возблагодарить Бога, что при нашем появлении в столовой выражение лица мистера Райдера не изменилось. Джеральд подвел меня к моему месту за столом.

Во главе, конечно же, сел мистер Райдер. По правую руку от него Джейн, по левую – Джеральд, Мэтти – напротив. Я села слева от Мэтти и рядом с Джейн. Едва все уселись, мистер Райдер сказал:

– Помолимся.

Мы наклонили головы, и он произнес благодарственную молитву, но таким тоном, что было ясно, с Божьей помощью или без нее, он все равно сумел бы заработать себе на пропитание.

За обедом прислуживали два лакея, руководимые Фарроу, и они подали великолепное мясо, йоркширский пудинг, жареный картофель и весеннюю зелень. В детстве, когда я жила в Англии, мне не приходилось так хорошо есть, а последние пять лет я ела по-французски, так что для меня ощущения были совершенно новые, и я от души наслаждалась ими. Заговорили о домашних делах, и тут Мэтти сказала свое слово. Было совершенно очевидно, что дети не только очень любят ее, но и глубоко чтят, так что я мысленно отдала ей должное.

Сама я не старалась завладеть разговором, лишь коротко и с улыбкой отвечала на обращенные ко мне вопросы, но мне все чаще и настойчивее приходило в голову, что я – это не я, не Ханна Маклиод. Удивительнее всего было то, что лишь шестнадцать часов прошло с того момента, когда я убежала с холодного чердака на Монмартре, и мой бедный мозг отказывался осмыслить столь быстрые и драматичные перемены в моей жизни. Наверное, отчасти из-за этого я не испытывала особого волнения, думая о том, что сижу в великолепном особняке за одним столом с очень богатым семейством.

Джеральд больше не витал где-то далеко и во время одной из коротких пауз в застольной беседе спросил меня:

– Ханна, вы умеете ездить верхом?

– К сожалению, нет, мастер Джеральд, – сказала я и откинулась на спинку стула, чтобы лакею удобнее было поменять передо мной тарелку, мгновенно вспомнив горы посуды, которые мне пришлось перетаскать в «Раковине». – Я ни разу в жизни не сидела на лошади.

Он удивился:

– Правда? Разве во Франции не любят лошадей?

– Любят. Просто у меня не было такой возможности.

Он взглянул на отца.

– Папа говорил, что в детстве вы жили в Англии. Неужели вы и тогда не катались?

Мистер Райдер недовольно хмыкнул, но я быстро сказала:

– Только богатые люди могут позволить себе лошадей и во Франции, и в Англии, мастер Джеральд. Мой отец умер вскоре после того, как я родилась, и мы жили довольно бедно.

– Я тоже, Ханна, – сказал мистер Райдер, – а этот парень совсем не знает жизни. Ничего, скоро узнает, когда начнет работать.

Джеральд не отрывал от меня изумленных глаз и не слышал, что говорил ему отец. Он сказал:

– Но вам дали хорошее воспитание. Вы прекрасно говорите, и манеры у вас, как у аристократки.

– Благодарю вас, – смутившись, с запинкой произнесла я. – У меня была образованная мама, учительница. После ее смерти меня отослали во Францию, и там я провела пять лет в привилегированном колледже для юных девиц. Нашим манерам придавали там большое значение.

– Понятно. – Джеральд задумался. – Папа говорит, что наше образование ему дорого стоит. А если вы были бедной, то как вам удалось попасть в колледж?

– Я получила стипендию, еще когда жила в Англии, солгала я, обворожительно улыбаясь.

– Если уж говорить о манерах, мастер Джеральд, – вмешалась Мэтти, – не слишком ли много вы задаете вопросов? Это никуда не годится, вы не согласны?

Джеральд покраснел до корней волос и торопливо пролепетал:

– Прошу прощения. Я не хотел... просто я... Пожалуйста, простите меня, Ханна.

Я было хотела его успокоить и сказать, что ничуть не обижена его интересом к моей особе, как мистер Райдер с самым недовольным видом проговорил:

– Из тебя никогда ничего не выйдет, парень, если ты не научишься сначала думать, а потом уже трепать языком. Да нет, у тебя не получится быть грубым, даже если ты захочешь, но тем не менее ты был груб, это точно.

Отхлебнув воды из бокала, Мэтти спокойно сказала:

– Сэр, я уже сделала замечание мастеру Джеральду. Не стоит вам повторяться.

Мистер Райдер уставился на нее через стол, но она, не дрогнув, встретила его взгляд, и – мистер Райдер, не прошло и минуты, пожал плечами и рассмеялся:

– Неплохо вы поставили меня на место, Мэтти. Все правильно, я виноват.

В эту секунду я восхищалась Мэтти, понимая, что ей понадобилось мужество исполнить то, что она считала своим долгом, несмотря на страх рассердить хозяина. Несчастный Джеральд сидел, не сводя глаз с нетронутого рисового пудинга. Не прошло еще десяти минут, как я дала себе слово помалкивать и ждать, когда меня спросят, но мне стало очень жалко мальчика, и я переменила свое решение.

– Мастер Джеральд! – Я подождала, когда он поднимет голову, и улыбнулась ему: – Все в порядке.

Это было все, что я могла сделать, не вступая в соперничество с Мэтти, чего я вовсе не желала. Тем не менее Джеральду и этого оказалось достаточно. Он с облегчением вздохнул и прошептал:

– Спасибо.

– Мы с Джеральдом, – вступила в разговор сидевшая рядом со мной Джейн, – очень любим кататься верхом, и мы вас научим, если вы не возражаете. Я лучше езжу, чем он, но он терпеливее меня, так что, наверное, он будет лучшим учителем.

Я посмотрела на ее отца.

– Если ваш папа не возражает, я буду только рада. Мистер Райдер покачал головой.

– На уроки французского отводится три часа в день, так что все остальное время в Серебряном Лесу принадлежит вам.

– Три часа! – недовольно воскликнула Джейн. – Но, папа, я уезжаю в школу в восемь и возвращаюсь в четыре. Где мне взять еще три часа на французский? Джеральд – другое дело. Он уже не учится, и вообще ему нужен французский, если он будет ездить за границу по делам, а мне не нужен, и...

– Помолчите, юная леди! – резко оборвал ее отец. – Ты не будешь заниматься три часа. Два часа Ханна будет учить Джеральда и один час, отдельно, тебя во время каникул. Когда же ты начнешь ездить в школу, то будешь заниматься по полчаса каждый день. Это тебя не уморит до смерти.

Он подозвал лакея, чтобы тот налил ему еще вина.

– А мы можем пить чай во время занятий? – спросила Джейн.

– Это зависит от Ханны. Она повернулась ко мне.

– Мы будем в основном разговаривать, – сказала я, – так что если ваш папа и Мэтти не возражают, чай нам совсем не помешает.

Мне показалось, что я уловила одобрительное выражение в глазах мистера Райдера.

– О нет, дорогая, – сказала Мэтти, – никаких возражений.

Джейн коротко кивнула.

– Ну что ж, вот все и улажено, – сказала она, и я еще раз подумала, как она похожа на отца не только внешне, но и внутренне.

После обеда мистер Райдер приказал подать в кабинет кофе себе и мне.

– Миссис Мэтьюз и дети, как обычно, будут пить кофе в гостиной, – сказал он, обращаясь к Фарроу, и встал из-за стола.

– Хорошо бы, папа, вы не называли нас детьми, – сказала Джейн. – Мы ведь уже взрослые.

– Все равно вы мои дети, даже взрослые, – упрямо возразил мистер Райдер. – Кроме того, я не собираюсь произносить два слова там, где могу обойтись одним. Прошу вас, Ханна.

Он направился к двери, которую Фарроу поспешил открыть перед ним. Я тоже встала, и лакей отодвинул мой стул, после чего я двинулась следом за мистером Райдером, пробормотав остальным:

– Прошу прощения.

У мистера Райдера был очень просторный и опрятный кабинет с застекленными шкафами, на полках которых расположились картотеки в ящиках и множество толстенных книг, наверное, справочников. Он указал мне на полированный красного дерева стул с прямой спинкой, а сам уселся за стол, обитый сверху тисненой кожей, на котором не было ничего, кроме бронзовой чернильницы, промокашки с кожаными уголками и вечерней газеты, положенной так, чтобы привлечь его внимание.