И Степа сделал вид, что не расслышал Филькиных слов.

На паровом поле, заросшем молочаем и желтоглазой сурепкой, Филька отыскал полосу своего отца, помеченную тремя ямками. Ребята свалили навоз небольшими кучами на полосу и повернули подводы обратно к деревне.

До вечера сделали до десяти ездок.

И так пошло день за днем.

Лето выдалось на удивление благодатное — в меру погожее, тихое, солнечное, с ясными, чистыми зорями по утрам, с пышными малиновыми закатами, с богатыми звездными россыпями по ночам. На вырубках и в лесу было полно ягод, на реке хорошо клевали плотва и окуни, а голавлей под корягами мальчишки ловили прямо руками. Но Степа ничего этого не замечал.

Без привычки он сильно уставал. К вечеру голова у него становилась тяжелой, словно чугун, ныли руки и ноги, спина разламывалась, и за ужином его мучительно клонило в сон. Уставала и Таня.

Они молча уходили в сарай, валились на пахучее сено, молниеносно засыпали, а утром с трудом продирали глаза.

— Что, брат, не по носу табак? Не сладко в деревне-то? — посмеиваясь, спрашивал Илья Ефимович. — Это тебе не в колонии. У вас там режимы да расписания, а у нас все по солнышку: с ним встал, с ним лег. Всё горбом да хребтом брать надо...

— Я привыкну, — оправдывался Степа.

— А ты того... похитрее будь, — поучал наедине Степу Филька. — Особо-то не чертоломь. На нашего батю не угодишь.

Сам Филька отлично умел хитрить. В самый разгар работы он начинал стонать и жаловаться, что у него болит живот, или принимался искусно хромать, уверяя всех, что подвернул ногу, и сердобольная мать обычно отпускала его домой.

В жаркий полдень, когда все отдыхали, Филька старался убежать на речку и утаскивал с собой Степу.

Он охотно знакомил брата с кольцовскими мальчишками, всегда подчеркивая при этом, что Степа колонист, городской житель, парень смелый и сильный. Он всячески расхваливал Степины способности упражняться на турнике, его умение бегать и прыгать.

На речке Филька затевал шумные состязания. Он бился с братом об заклад, что тому ни за что не обставить его ни по плаванию, ни по прыжкам в воду. Раззадоренный Степа плавал, напрягая все силы, очертя голову бросался с ивы в речку и подолгу держался под водой.

— Вот это да! — восторгался Филька. — Тебе бы только под водой жить.

Особенно же любил Филька борьбу. Собрав мальчишек, он предлагал Степе помериться с ними силами.

— А зачем? — отказывался Степа. — Я не умею.

— Ну, ну, не прибедняйся! — говорил Филька и подталкивал к Степе кого-нибудь из мальчишек.

Начиналась борьба. Степу захватывал азарт, и он довольно легко клал мальчишек на лопатки.

Потом выходил мериться силами сам Филька. Он пыхтел, сопел, ловко перекидывал сухопарого Степу через плечо, как клещами сжимал ему. шею, наваливался на него всей своей тяжестью, но, странное дело, победа все же доставалась Степе.

Филька разводил руками, схватывался бороться еще раз, но вновь и вновь оказывался побежденным. Мальчишки приплясывали от восторга и были уверены, что Степка Ковшов действительно самый сильный парень в Кольцовке.

Но особенно он покорил их своим умением боксировать. Степа занимался в колонии в боксерском кружке, знал уже кое-какие приемы защиты и нападения, и ни Филька, ни сам Фома-Ерема, с его железными кулаками, ничего не могли поделать.

— Что хочешь требуй, — принимались они упрашивать Степу, — только научи драться по-новому!

Степа говорил, что ему ничего не надо, но приемы бокса показать согласился.

По его совету мальчишки из Филькиной компании раздобыли себе вместо боксерских перчаток овчинные рукавицы, набили их сеном и по очереди сражались с колонистом, терпеливо снося его внушительные удары по носу и в подбородок.

Но все это не очень радовало Степу. Вокруг него происходило что-то загадочное и непонятное. Если в первые дни после приезда мальчишки тянулись к нему, то теперь они поглядывали на него с недоверием и опаской.

Когда Степа подходил к Мите Горелову, Афоне Хомутову или к Шурке Рукавишникову, они умолкали, на вопросы отвечали неохотно, а Нюшка отчего-то неопределенно усмехалась, отводила глаза в сторону и начинала насвистывать.

Как-то раз Филька пригласил Степу на рыбную ловлю, сказав при этом с таинственным видом, что будут только свои, надежные ребята и что болтать об этой рыбалке не полагается.

— Понимаю, — усмехнулся Степа. — Чужие переметы снимать собираетесь?

— Да нет... У нас рыбалка особая. Приходи вот к омуту... Степа не утерпел и на закате отправился на дальний луг к омуту. Здесь он встретил Фильку, Сему Уклейкина, Фому-Ерему и старшего брата Фомы Оську. Рослый, жилистый парень, с выпуклыми глазами и рыжеватым пушком на подбородке. Оська неприязненно поглядел на Степу.

— Свой... могила... — заверил Филька и, отведя парня в сторону, принялся что-то шептать ему на ухо.

— Ага... тогда пусть, — кивнул Оська и посмотрел на Степу уже более миролюбиво. — Говорят, боксом умеешь драться? Показал бы приемчики. А?

— Какой там бокс! — смутился Степа. — Балуюсь просто...

— Хорошо баловство, когда всем ребятам носы побил! — ухмыльнулся Оська и неожиданно толкнул Степу в грудь. (Тот еле устоял на ногах.) — А ничего, — похвалил Оська, — стоишь крепко...

Потом подошел к омуту, огляделся кругом, прислушался и достал из-за пазухи обрез.

По знаку Фомы-Еремы мальчишки отступили назад.

Оська медленно поднял руку с обрезом и выстрелил в черную гладь омута около прибрежных кустов. Вода в том месте, куда попала пуля, закрутилась бешеной воронкой, и эхо выстрела гулко разнеслось по лугу.

Потом, сделав еще два выстрела, Оська обернулся к мальчишкам. Уклейкин рванулся к нему. В прошлый раз Оська разрешил по одному разу выстрелить из обреза Фоме-Ереме и Фильке. Сегодня же, конечно, очередь его, Уклейкина.

Но Оська вдруг поманил к себе Степу:

— Стрелять умеешь?

«Из малопульки...» — хотел было признаться Степа, но искушение выстрелить боевым патроном было так велико, что он сказал совсем другое:

— Смогу.

— Ладно, бабахни, — согласился Оська и передал Степе обрез.

Мальчик прижал ложе обреза к плечу, зачем-то долго целился и наконец дрожащим пальцем нажал курок.

Грохнул выстрел, в плечо сильно толкнуло.

На поверхности омута показались первые оглушенные рыбы.

Фома-Ерема, Филька и Уклейкин быстро разделись и полезли в воду вылавливать добычу.

Степа, потирая плечо, продолжал стоять в стороне.

— А ты чего прохлаждаешься? — обратился к нему Оська. Рыбы всплывало все больше и больше.

— Зачем же рыбу глушить? — недоумевая, спросил Степа. — Мелочи-то сколько погибло!

— А зачем стрелял? — захохотал Оська, — Тоже мне жалельщик нашелся! А ну, не растабарывай!

Чувствуя свою вину, Степа разделся и полез в воду, Вскоре мальчишки выловили крупную рыбу и выбрались на берег.

Оська отделил часть рыбы Фильке и Уклейкину, остальную сложил в мешок, и все направились в деревню.

Дома Филька отдал чистить рыбу Тане. Степа сел ей помогать.

— Опять Оська Еремин с ребятами рыбу глушил, — вполголоса сказала Таня. — И ты с ними спутался..,

— Позвали... Я же не знал, что они так рыбачат, — виновато признался Степа.

— Ты и с ребятами почти не видишься, — упрекнула его сестра, — с Шуркой, с Митей... А они всё про футбол спрашивают.

Степа незаметно вздохнул. Это верно, захороводил его Филька. То он показывал Степе заповедные места для купания, то катал на плоту, сколоченном из двух половинок чьих-то ворот, то учил ловить руками голавлей.

Потом эти занятия боксом, борьба, днем работа в поле, и для встреч с Шуркиной компанией времени совсем не оставалось.

«Да, неладно все получается», — досадуя на себя, подумал Степа.

В воскресенье он надул футбольный мяч и, пригласив Нюшку и Таню, отправился собирать Шуркину компанию.

Вскоре за овином мальчишки уже играли в футбол. Потом появился Филька со своими приятелями и тоже присоединился к игре.