В Т. мне рассказали весьма любопытные вещи. Управление городского трамвая незаконно содержит для своего начальника «персонального» шофера, который по ведомостям числится слесарем. Фабрика велосипедов, не желая отставать от «больших», обзавелась вторым секретарем-машинисткой (ее приняли на штатную должность браковщицы).
Расширение прав директоров — дело, конечно, хорошее. Но думается, что с этим, естественно, должно быть связано и расширение прав коллектива, его общественных организаций. Общественность должна знать, как пользуются директора своими широкими правами, и бороться с любым самоуправством и превышением власти.
Н-ский металлургический завод прежде превосходно обходился без четырех дополнительных секретарш. А едва расширили права — попросил именно четырех, словно нет у завода более острых производственных потребностей. Один крупный московский завод пожелал иметь вместо семи секретарей-машинисток восемь, вместо четырех секретарей дирекции — пять, вместо одного помощника директора — двоих. Для престижа — так и объяснили...
Важен, конечно, труд секретаря, но как где. Сколько у нас, так сказать, «декоративных» секретарш, учрежденных потому, что главному инженеру не хочется отстать от директора, а начальникам отделов — от главного инженера. Сколько таких штатных и сверхштатных девиц скучают в приемных, беседуют по телефону с подружками, читают, выдвинув до половины ящик стола, роман «Сержант милиции».
Суммы, которые тратятся на содержание таких, по сути бесполезных, людей, велики. Но главный, самый тяжкий ущерб, наносимый практикой персонального закрепления работников и начальническим самоуправством, не материльный, а моральный. Именно безнаказанность некоторых самодуров создала у многих рядовых людей неуверенность в своих правах, в незыблемости этих прав, породила холуйство и барство.
Борьба за широкое развитие ленинских демократических принципов невозможна без общественной активности. Только всеобщая непримиримость к нарушениям самых насущных норм нашей жизни может изгнать все, что еще осталось от уродств недавнего прошлого. Мы должны выступать против нарушений морали в большом и малом, выступать в полную силу негодования — с оглаской, общественной критикой.
УКСУС ИЗ ВИНА
Для начала я просто расскажу две истории. Подлинные. Документированные, как любят говорить бюрократы. Первая — про красный флаг, вторая — про мыло туалетное. Притом, как ни странно, история про мыло — патетическая, а про флаг — как раз наоборот. Но ознакомимся с документами.
Документ первый. Письмо в редакцию «Литературной газеты»: «Дорогие товарищи! К вам обращаемся мы, бригада плотников, работающая «на самых дальних наших островах». Мы просим объяснить следующее:
В Курильске на возвышенности стоит старое заброшенное здание бывшей японской метеостанции. И вот совсем недавно, месяц тому назад, это здание решили реставрировать для цунами-станции. И работу поручили нашей бригаде.
При уборке комнаты мы нашли наше советское знамя, и мы решили водрузить его на смотровой вышке (ведь это даже символично!). И вот на четырехметровой рейке стало гордо развеваться знамя Союза Советских Социалистических Республик.
Его было видно далеко окрест. Его видели рыбаки, которые добывают «серебро» Тихого океана — горбушу; его видели с палуб пароходов люди, которые впервые ехали трудиться на наш суровый, таинственный, но благодатный остров, и нам работалось легче, глядя, как ветерок треплет гордое знамя мира!
Но вот сегодня наше настроение с самого утра испортил тов. Барышников — председатель райисполкома. Он приказал немедленно убрать знамя. Без всякого энтузиазма мы залезли и срубили древко. А флаг мы сложили и спрятали.
Конечно, мы не герои рейхстага, но все-таки думаем, что тов. Барышников поступил совершенно неправильно.
Что тут предосудительного? Мы задали этот вопрос товарищам с «верху», они говорят, что вывешивать флаги положено по праздникам.
С уважением Наумов, Ладошин, Шишкин, Юрич, Толмачев, Григорьев.
P.S. Оказывается, мы сделали чуть ли не преступление. Сегодня утром старший мастер сказал: «Меня вызывал Барышников и велел разобраться с флагом и наказать виновных». Разбора еще не было, но будет, и, наверное, накажут кого-нибудь из нас. А за что?»
Документ второй. Красно-желтая обертка. Слева, как положено: »80%. Мыло туалетное. Вес 100 г. Цена 30 к, РТУ РСФСР 214-57». А справа вдруг: «Дядя Миша» и посвящение, как на томике стихов: «В честь мастера Михаила Васильевича Киселева — дяди Миши, как его тепло называют, проработавшего на фабрике 40 лет, выпущено это мыло».
Теперь попробую объяснить, что меня побудило свести вместе две столь несовместимые истории. В них косвенные, но весьма четкие портреты двух руководящих деятелей. Председатель райисполкома товарищ Барышников ухитрился превратить черт знает во что высокий порыв, душевное движение, возникшее у молодых ребят. Использовал наш флаг, для того чтобы, говоря фигурально, отлупить его древком хороших людей.
Директор московской парфюмерной фабрики «Свобода» товарищ Аратов, напротив, даже из такой прозаической штуки, как мыло туалетное, сумел сделать нечто поэтическое, доброе, человечное.
Товарища Аратова понять легко (хотя немногие почему-то догадываются поступать в производственной текучке именно таким образом, как он). Но гораздо важнее понять товарища Барышникова. Ведь, надо думать, и он зла не желал, и он, давая свой поразительные указания насчет флага, видел перед собой какую-то благую цель. Какую же? Может быть, он хотел дать понять молодым и горячим плотникам, что не следует «лезть поперед батька в пекло» и проявлять инициативу, где не просят. Это распространенное опасение: если, кол, каждый начнет проявлять инициативу, бог знает что получится.
Есть она, безусловно есть — некая бюрократическая логика. По-своему стройная, круглая, непробиваемая. Как говорил у Шекспира Полоний, «в этом сумасшествии есть своя система», Вот приходит человек в автотранспортный трест и говорит, что не худо бы изменить график движения автобусов. Он все продумал и подсчитал, он хочет привести какие-то веские резоны. Но слушать его не станут. «Вы кто?» — спросят. Он ответит просто «человек», или «товарищ Ефимов», или «инженер маслозавода», или еще там как-нибудь. И в тресте искренне ужаснутся и возмутятся: подумайте, какое нахальство! Если каждый начнет нам указывать! Автобусы ходить перестанут...
Пожилая милая женщина стоит перед «каменным гостем» с контролерским значком на пиджачке. Она краснеет и бледнеет и растерянно роется в сумочке: «Только что у меня был билет, я брала, вот гражданин мне отрывал». И я — тот самый гражданин, который отрывал билет, — подтверждаю, и прочие соседи подтверждают, что да, передавала пятачок и билет брала. А контролер ужасается: «Если мы каждое свидетельство будем принимать во внимание, так что же будет?»
Жена моего приятеля, харьковчанка, несколько лет назад нечаянно задержавшись в Москве, вынуждена была посетить женскую консультацию в столице. Ее почему-то не приняли, сказали, что это полагается делать непременно в своем районе. Но, отказывая, медицинские начальники даже как будто гневались: это что же, мол, будет, если каждый вдруг попрется к нам в консультацию...
Да не пугайтесь, дорогие деятели. Ничего страшного не будет. И в женскую консультацию, в частности, «попрется» безусловно не каждый, а только женщины, да и то, очевидно, не все, а только беременные да кормящие матери. И право голоса в любом деле, включая даже автобусное движение, имеет каждый. Пусть не решающего голоса, а хоть совещательного, но безусловно имеет. Ей-богу, миллионные толпы, узнав об этом, не станут брать приступом начальника автотреста. Очевидно, придут только те, кому есть что сказать. И пусть приходят. Не бойтесь. И вы, товарищ Барышников, не ужасайтесь тому, довольно естественному, на мой взгляд, факту, что плотники в хорошую минуту вывесили красный флаг над своей стройкой. И не дождались при этом установленного табельного дня, и не спросили согласия райисполкома, и вашего лично. Это совсем не значит, что каждый где попало начнет вывешивать флаги, и тем более не значит, что, выйдя из-под контроля, начнут кроме красного вывешивать еще и, скажем, андреевский флаг, как на крейсере «Варяг», или австро-венгерский, или, не приведи господи, черный, пиратский флаг с острова Сокровищ.