Изменить стиль страницы

Юноша вопил, будучи поднятым высоко в воздух, но его крики оборвались, когда его рука и практически все плечо были откушены. Он рухнул, оставляя дугу брызжущей из растерзанного тела крови. Очертания его руки, ужасая, двигались вниз по шее чудовища, пока тварь проглатывала ее.

Палиан фонтанировал кровью, его крики заполнили поляну, когда агония преодолела шок от раны. Чудовище повернуло голову обратно к мальчику, крылья-когти ударили дважды. Паллиан больше не кричал.

Захариил зарыдал, когда Паллиан был растерзан чудовищем и вышел на поляну. Его взор застилали слезы боли и страха. Захариил поднял свой меч, и нетвердо удерживая его перед собой, встретился лицом к лицу с монстром, который, как он знал, убьет его.

Он осознавал этот факт с холодной уверенностью, но он не мог допустить, чтобы остальные мучались и погибли, не попытавшись спасти их.

– Пошел прочь от них, ублюдок – прорычал он – Это мои друзья и они не для таких как ты!

Тварь взглянула на него и, хотя ее глаза были пустыми и холодными, Захариил мог почувствовать чудовищное желание убивать. Больше чем ей требовалось, чтобы питаться и выживать, это существо нуждалось в том, чтобы причинять боль и находило примитивное наслаждение в бойне.

Чудовище отвернулось от тела Паллиана и издало жуткий вой, увидев Захариила который двигался в его направлении, меч был направлен в сердце твари. Крылья чудовища колыхнулись, и Захариил знал, что это означает. Он поднял меч, когда правое крыло существа устремилось к нему.

Он уклонился в сторону и направил свой меч по нисходящей дуге, вонзив его в крыло в месте, где начинался коготь. Брызнула молочн-белая кровь, и коготь отрезало от чудовища, но нога Захариила подвела его, и он упал на одно колено.

Чудовище завыло от боли и отдернуло раненное крыло, его челюсти широко раскрылись, когда оно приготовилось прикончить Захариила. Тень накрыла Захариила когда чудовище тяжело шагнуло вперед. Взору воина предстали тысячи зубов.

Когда он почувствовал вонь из пасти чудовища и увидел остатки плоти застрявшей между зубами, серебристая размытая сталь мелькнула над его головой, в то время как закованная в броню фигура пронеслась мимо него, гремели копыта и раздавался могучий боевой клич.

Острие длинного меча с тяжелым клинком вонзилось в пасть чудовища, сила владельца и движение твари помогли клинку пробить челюстные кости и проникнуть в череп. Меч сильно дернулся, и всадник вытащил его, двигаясь вперед, искусно управляя лошадью. Тварь упала, ее тело стремительно рухнуло перед Захариилом.

Всадник остановился рядом с головой чудовища. Он вытащил великолепный пистолет, с вращающимися стволами и прицелился между глаз монстра. Захариил смотрел, как курок отходит назад и возвращается с ударным звуком, и как разрывной болт детонирует внутри черепа с глухим грохотом.

Тягучие струйки потекли из черепа монстра и темный хищный голод в его черных глазах, наконец, исчез. Последний вонючий выдох вырвался изо рта чудовища и Захариила скрутило от гнилостного смрада.

Он взглянул на своего спасителя, когда тот возвращал пистолет в кобуру. Человек носил темную броню и белый балахон Ордена, на груди которого была вышита эмблема в виде меча, направленного вниз острием.

– Тебе повезло, что ты остался жив, мой мальчик – сказал рыцарь и Захариил сразу узнал командный голос

– Брат Амадис – сказал он – Спасибо. Вы спасли мне жизнь.

– Да – сказал Амадис – а ты насколько я вижу спас жизни своих друзей, Захариил.

– Я…я защищал свой отряд… – промолвил Захариил, последние силы начали оставлять его теперь, когда битва закончилась.

Амадис нагнулся в седле и подхватил его, когда он начал падать на траву.

– Отдохни, Захариил.

– Нет – прошептал Захариил – Мне надо привести их домой.

– Позволь мне сделать это для тебя, парень. С тебя на сегодня достаточно.

– Тебе повезло, – сказал ему позднее Немиил – но на удачу нельзя полагаться. Этот ресурс исчерпаем, и в один прекрасный день он обязательно кончится.

В последующие годы, всякий раз, когда Захариил рассказывал об их столкновении с крылатым чудовищем, его кузен всегда вставлял одно и то же замечание. Он говорил это наедине, когда остальные братья не слышали их, в арсенальном зале или перед тренировочными клетками, и хотя он не хотел задеть Захариила перед другими, все же он не мог промолчать. Во всей этой истории было нечто такое, что засело глубоко в Немииле, как будто эта битва стала источником загнанного вглубь беспокойства, даже раздражения. Он никогда этого не показывал и не позволял вырваться этому в своем тоне, но временами это ощущалось будто он винил Захариила в чем-то, будто чувствовал, что вынужден считать все последующие успехи кузена, всю его славу основанными на лжи.

Захариил будет находить такое поведение забавным, но он никогда не будет поднимать эту проблему перед другом. Он будет делать то, что Немиил сделать не мог: хранить молчание. Он никогда не будет сомневаться в словах Немиила. Он будет слушать их, не обращая внимания на скрытую горечь и признавать, что в них есть правда. Поступать по-другому значило для него подвергать опасности их дружбу.

– Тебе повезло – будет говорить Немиил – Если бы не удача и Брат Амадис, чудовище убило бы нас всех.

Захариил не мог не соглашаться.

Через неделю Захариила заставили рассказать историю о битве своим последователям в тренировочных залах. Каждый раз, когда он будет рассказывать, как он стоял перед монстром, это будет казаться гораздо более захватывающим действом, чем это было в реальности.

Для слушателей это будет казаться историей о высоких идеалах и великом приключении. Он не лгал, и не скрывал деталей, но он понимал, что пересказ обладает свойством притуплять грани человеческого опыта. Каждое повествование звучало как сказка или легенда.

В безумии и неистовости битвы была борьба не на жизнь, а на смерть, тяжелая победа, полученная кровью, потом и слезами. Смерть была очень близка, и в конце Захариил думал, что крылатое чудовище убьет их всех. Он думал, что проведет последние мгновения жизни, глядя в кошмар раскрытой пасти чудовища, когда черный провал утробы расширялся, чтобы поглотить его целиком.

Если бы он и оставил, какое либо надгробие или памятный знак, это были бы извергнутые остатки, содержащие в себе те его части, которые не смог переварить его убийца.

Вот конец, которого он ожидал. Существо казалось слишком сильным, слишком грозным, слишком древним, чтобы быть убитым.

Но ведь если бы не Брат Амадис эти мысли оказались бы истиной.

Он будет скрывать эти мысли от своих последователей во время рассказа. Его будут часто просить рассказать эту историю, но он понимал, что никто не хочет услышать его внутренние сомнения. Они хотели услышать нечто более вдохновляющее, полное героических деяний и проявлений доблести, что-нибудь свидетельствующее о неотвратимом триумфе добра над злом.

Он предполагал, что это в человеческой природе – его хотели видеть героем этой истории. Они хотели, чтобы он был уверенным и мудрым, учтивым и хладнокровным, лихим, прекрасным, харизматичным и вдохновляющим. Истина была в том, что в тоже время он ожидал поражение. Он не позволял этой мысли подрывать свою решимость, но она присутствовала всегда.

Никто не хотел услышать правду.

Никто не хотел знать, что их герои могут стоять на глиняных ногах.

Порой, в краткие спокойные моменты, которые ему предстояли в последующей жизни, он будет удивляться недальновидности человеческих суждений.

По его мнению, его победа состоялась благодаря его страху.

Его последователи, тем не менее, кажется, были уверены, что об эмоциях вообще говорить не следует. Будто бы страх был тайным позором каждого человеческого сердца, и его слушатели хотели быть уверенными в том, что их герои его не испытывали, будто бы это значило, что когда-нибудь они освободятся от своего собственного страха.