Поездка Михоэлса в США

Во время войны Сталин посылал в США некоторых выдающихся деятелей советской культуры для сбора денег в фонд помощи советской армии. В частности, от еврейского антифашистского комитета поехал Михоэлс. Он встречался со многими известными людьми Америки, в том числе с Эйнштейном. Они откровенно говорили о войне и о многих сторонах жизни Америки и России. Однако в одной точке разговора доверительность общения была нарушена дисциплиной человека сталинской эпохи. Эйнштейн спросил, насколько силен в России антисемитизм. Михоэлс ответил, что в Советской стране нет и не может быть антисемитизма. После этих слов Эйнштейн замолчал, потупился, будто стыдясь за гостя, и погрустнел. После долгой паузы он сказал:

— Этого не может быть. Антисемитизм — тень еврейского народа. Своей актерской славой и общественным авторитетом Михоэлс много способствовал сбору денежных средств и мобилизации американского общественного мнения в пользу нашей страны. Что же касается вопроса, по которому разошлись Эйнштейн и Михоэлс, то по отношению к сталинской России прав оказался великий физик.

Это выразилось и в том, что после войны в явно спровоцированной катастрофе был убит Михоэлс, а еврейский антифашистский комитет арестован и многие из арестованных расстреляны.

От имени народа

Один из фронтовых очерков Владимира Германовича Лидина рассердил Сталина. Лидина перестали печатать по распоряжению Щербакова, который определил: "Не умеет писать для народа".

Еще раз "Три сестры"

В 43 году Сталин вновь смотрел во МХАТе "Три сестры".

Делясь впечатлениями с Немировичем-Данченко, он сказал: "Таких, как Наташа, нужно уничтожать".

Социальный заказ

Яхонтова вызвал заместитель Берия и предложил читать не какого-то Достоевского, а сделать композицию из работ товарища Сталина. Через неделю его вызвали снова и спросили, принял ли он требуемое решение. Яхонтов ответил:

— Не знаю, сумею ли я… Не знаю, как это сделать…

— Мы вам поможем. Идите подумайте еще недельку. Яхонтов ушел. Напился пьяным. Выпрыгнул с балкона и разбился насмерть.

Сталин, гимн и Михалков

Однажды к Михалкову, работавшему в военной газете "Сталинский сокол", пришел Эль-Регистан и предложил вместе написать гимн. Идея была такая: Регистан дает политические формулировки, Михалков их поэтически обрабатывает. Так они и сделали и отправили стихи на закрытый конкурс. Через полгода их вызвали к Сталину. Первая встреча была совместной, потом было еще шесть встреч без Регистана, так как Сталин сказал, что политической стороной дела он сам проруководит. Сталин держался гостеприимно-доброжелательно. Он давал построчные замечания и указания. Михалков высказал опасение, что музыка партийного гимна всем хорошо известна и люди будут недоумевать, почему она передана Государственному гимну. Сталин успокоил: ничего, это скоро забудется и все будут петь Гимн Советского Союза, не помня происхождения музыки. Некоторые строчки Сталин собственноручно исправил, уточняя их значение. Так, у авторов было:

Сталин заменил слово «народной» словом «народов». Строчка

зазвучала:

Когда Михалков усомнился в качестве рифмы, Сталин сказал:

"Ничего, все будут петь и не будут замечать рифму, важен смысл"

Целебное влияние

Когда в первый раз обсуждали слова Гимна СССР, Сталин сказал, что там еще много недостатков.

Михалков, заикаясь, начал оправдываться. Сталин сказал:

— Не заикайтесь, товарищ Михалков.

И Михалков от испуга целые две недели говорил не заикаясь.

Поэтическая работа под личным руководством

Регистан и Михалков были вызваны на Политбюро.

Предстояло утверждение текста гимна, написанного ими. В ходе обсуждения возникли некоторые поправки, и Сталин предложил поэтам выйти в соседнюю комнату, пока Политбюро будет заниматься другими делами, и там в тишине сделать исправления.

Авторы сказали, что они хотели бы забрать работу домой и там сделать все, что нужно. "Нет, — сказал Сталин и взял красный карандаш, — это вполне можно сделать здесь". И он тут же красным карандашом собственноручно написал строчку, которая неточностью рифмы выделяется из общего текста:

"Русь — Союз" — это рифма Сталина.

Все выразили восторг, удивление и восхищение. Дело было сделано, и Сталин милостиво спросил, что бы поэты хотели в награду за свой труд. Регистан промолчал и от всего скромно отказался, а Михалков нашелся и сказал, что он хотел бы получить на память тот красный карандаш, которым только что был отредактирован гимн.

Сталин карандаш подарил. По дороге домой Регистан попросил дать ему половину этого карандаша, на что Михалков шутливо показал ему фигу.

Другая версия встречи

Со Сталиным встречались создатели гимна поэты Михалков, Эль-Регистан и композитор Александров, Сталин предложил им попросить все, что они хотят.

— Я хотел бы получить квартиру.

— Хорошо. Будет вам квартира, товарищ Михалков.

— А я хотел бы получить машину.

— Хорошо, будет вам машина, товарищ Александров. А что хотели бы вы, товарищ Эль-Регистан?

— Я хотел бы получить на память этот красный карандаш, которым великий человек пишет свои резолюции и подписывает документы.

— Пожалуйста.

Михалков получил квартиру. Александров — машину. Эль-Регистан же получил в подарок красный карандаш. Тем дело и кончилось.

Какая музыка звучала…

В Большом театре шло утверждение музыки Государственного гимна. В центральной (бывшей царской) ложе сидели Сталин и члены Политбюро, а в партере — композиторы: Александров, Шостакович, Хренников, Хачатурян, Кабалевский и несколько других.

Прокофьев, как всегда, не явился.

После исполнения вариантов гимна все были приглашены в холл перед центральной ложей. Композиторы и члены Политбюро безмолвно стояли, Сталин, попыхивая трубкой, ходил. Наконец он сказал:

— Есть такое мнение: удачнее всех мелодия товарища Александрова.

Все с готовностью закивали головами и заговорили:

— Конечно, это лучшая музыка.

— Но только, профессор, — обратился Сталин к Александрову, — у вас там не все в порядке с инструментацией (он так и сказал — "с инструментацией", а не "с инструментовкой"). Надо еще поработать.

— Вы совершенно правы, товарищ Сталин, — закивал подобострастно Александров. — С инструментацией меня подвели. Я поручил это Кнушевицкому. Но он…

Тут взорвался Шостакович:

— При чем тут Кнушевицкий?! Композитор всегда сам отвечает за всё от начала и до конца! Разве можно валить ответственность на других?

Шостакович говорил возбужденно, громко, но, почувствовав неловкость своей вспышки, осекся. Воцарилась тишина. Сталин продолжал ходить. Потом он остановился возле Александрова, ткнул мундштуком трубки в его плечо и сказал:

— А что, профессор, ведь товарищ Шостакович прав. Композитор сам за все отвечает.

Опасное любопытство

После прослушивания и утверждения Гимна СССР всех участников встречи пригласили в зал, где был накрыт стол. Гости ещё стояли в ожидании начала празднества, когда посыльный принес Сталину какую-то срочную бумагу. Он стал читать и заметил, что через его плечо из любопытства заглядывает один из писателей.