Могущественный недруг

Фадеев приехал в Грузию на празднование юбилея Шота Руставели. В президиуме появился Берия, которого аудитория встретила овацией. В течение вечера Берия намеренно несколько раз выходил и входил вновь, и всякий раз его появление вызывало бурные аплодисменты. Вернувшись в Москву, Фадеев сказал Сталину: это было празднование не поэта Шота Руставели, а восточного князя Лаврентия Берия. Сталин вызвал Берия и спросил: "Слушай, Берия, не слишком ли много вождей у советского народа в Грузии?"

С тех пор у Фадеева появился могущественный недруг.

Став членом Политбюро и наркомом внутренних дел, Берия несколько раз пытался посадить Фадеева, однако Сталин препятствовал этому. Трижды Берия устраивал покушения на Фадеева.

Одно из них было в Переделкино: грузовик сшиб машину Фадеева в кювет. Однако Фадеев остался жив.

Ревность, подозрительность и тщеславие

Панферов рассказывал, что однажды по приглашению Сталина он прибыл в его приемную. Сидит, ждет. Вылетает из кабинета Сталина взволнованный Шолохов.

— Что там, Михаил Александрович?

— А!.. — раздосадовано махнул рукой Шолохов и пошёл из приемной.

Вызывают Панферова, он входит в кабинет. Сталин сидит один. Панферова сажает напротив, долго возится с трубкой, потом целую минуту или даже две пристально смотрит на Панферова и наконец спрашивает:

— Товарищ Панферов, как вы относитесь к товарищу Сталину?

Любите ли вы товарища Сталина? — и пристально смотрит в глаза. Панферов объясняет:

— Я люблю партию, народ, а их лучшим воплощением является товарищ Сталин, поэтому я люблю товарища Сталина.

Сталин встает, ходит, курит. Неожиданно останавливается рядом с Панферовым и спрашивает в упор:

— Как вы относитесь к Яковлеву? Что вы думаете о нем?

— Раз Яковлев арестован, значит, виноват перед партией и народом, но ко мне Яковлев относился хорошо, никогда не обижал и даже похвалил мои "Бруски".

— Похвалил… Мы ему сказали наше мнение — и он похвалил.

Похвалил… Наше это было мнение, а не его.

Опять ходит, курит. Неожиданно останавливается и спрашивает, как на допросе:

— А каковы ваши отношения с Варейкисом? (Иосиф Михайлович Варейкис — секретарь одного из обкомов — был расстрелян, а о нём много писалось в первых частях "Брусков".) Почему вы в своем творчестве так много внимания уделяете Варейкису? Вы его любите?

Панферов начал сбивчиво оправдываться. Сталин, не дослушав, перебивает:

— Варейкис тебя вербовал?

Панферов теряется от такого странного и опасного вопроса. Он понимает, что любой ординарный ответ грозит смертью. Говорит, истово перекрестившись:

— Ей-богу, нет, не вербовал.

Ответ произвел на семинарскую душу Сталина впечатление, и он сказал:

— Правильно, Варейкис знал, кого надо вербовать. Панферов понял, что Сталин «ревновал» и тщеславно хотел, чтобы в произведениях Панферова было написано о нем, а не о Варейкисе. В последних частях «Брусков» Панферов уделил Сталину необходимое внимание.

Взаимопонимание

Банкет в Кремле. Сталин прохаживается вдоль празд ничного стола, попыхивая трубкой. Длинный величальный тост в честь Сталина произносит Алексей Толстой. Он говорит долго, употребляя все более и более превосходные степени и все более высокие эпитеты. Сталин ходит, слушает, потом останавливается около Толстого, хлопает его по плечу:

— Хватит стараться, граф.

Ковер и вдохновение

В 30-х годах Алексей Толстой посетил ВСХВ (Всесоюзную сельскохозяйственную выставку — ныне ВДНХ). В павильоне Узбекистана он долго стоял перед роскошным ковром. Его десять лет вручную ткали несколько десятков мастериц. Это было чудо коврового искусства. Писатель пошел к директору павильона и попросил продать ему этот ковер. Директор ответил, что при всем величайшем уважении к знаменитому литератору это невозможно, ведь ковер — народное достояние и музейная редкость.

Вернувшись домой, Толстой так затосковал по ковру, что решился позвонить Сталину и рассказал о своей работе над романом «Хлеб», над образом товарища Сталина. Затем Толстой пожаловался, что работа идет не всегда хорошо, так как он лишен уюта, который может создать приглянувшийся ему ковер. Однако, к сожалению, его нельзя купить.

"Ничего, — ответил Сталин, — мы постараемся помочь вашему творческому процессу, раз вы поднимаете такие актуальные и трудные темы. Ваш «Хлеб» нужен нам, как хлеб насущный. Вам не следует беспокоиться. Работайте".

К вечеру на квартиру к Толстому на двух грузовиках привезли сказочно богатый ковер. Эта сталинская забота вдохновила писателя и вскоре он опубликовал роман «Хлеб», в котором Сталин восхваляется как спаситель России и революции от белогвардейцев, от голода и других напастей.

Не тот критик критикует не того, кого нужно

Сталин не любил заведующего отделом агитации и пропаганды ЦК ВКП (б) Алексея Ивановича Стецкого. Стецкий обратился к Сталину с просьбой повлиять на Шолохова, чтобы тот изменил акценты в образе Григория Мелехова. Сталин с демагогическим простодушием ответил вполне верной (однако множество раз им нарушавшейся) формулировкой: "Нельзя вмешиваться в творческий процесс художника. Нельзя ему диктовать что-либо".

Одобренный ответ на критику

Однажды в компании Стецкий стал критиковать Шолохова за то, что его главный герой Мелехов — настоящая контра. И многое в том же духе. Потом он сказал:

— Ты, Шолохов, не отмалчивайся.

Шолохов спросил:

— Ответить вам как члену ЦК или лично?

— Лично.

Шолохов подошел к Стецкому и дал ему пощечину. На следующий день Шолохову позвонил Поскребышев.

— Товарища Сталина интересует, правда ли, что вы ответили на критику Стецкого пощечиной?

— Правда.

— Товарищ Сталин считает, что вы поступили правильно.

Хождения над пропастью

В 1938 году секретари Ростовского обкома и все областное руководство были арестованы. Секретарю обкома комсомола (по другой версии, начальнику НКВД) удалось бежать.

Через донские плавни он добрался до Шолохова и предупредил его о грозящем ему аресте. Шолохов срочно уехал в столицу. Поселившись в гостинице «Москва», он отправил Сталину письмо о том, что его хотят арестовать, а он не виноват, как не виноваты уже арестованные ростовские руководители. Не дожидаясь ответа, Шолохов стал звонить в секретариат Сталина. Вскоре ему самому позвонили оттуда и пригласили приехать. Шолохов выразил удивление по поводу того, что его разыскали. В ответ самодовольно усмехнулись: когда надо — всегда найдем.

Письмо Шолохова было вынесено на рассмотрение Политбюро. За день до этого заседания Шолохов обедал с Фадеевым и попросил его о заступничестве, Фадеев отказался.

Началось заседание. Все сидели, а Сталин ходил, попыхивал трубкой и говорил о поджогах и бесчинствах на Дону, и получалось, что и Шолохов в этом виноват. Писатель не сводил со Сталина глаз, пытаясь прочесть на его лице свою судьбу. Наконец Сталин сказал:

— Человек с такими глазами не может быть нашим врагом.

Товарищ Шолохов, как вы могли подумать, что партия даст вас в обиду?

Шолохов был спасен и обласкан. Из тюрьмы в Кремль доставили ростовских руководителей. В ходе заседания они были признаны невиновными и получили назначения в Москве, однако по просьбе

Шолохова им разрешили вернуться в Ростов. Фадеев же не мог себе простить отказа Шолохову в помощи.

Надпись на книге

Шолохов послал в подарок Сталину книгу, надписав ее: "Товарищу Сталину — М. Шолохов". Ему позвонил разгневанный

Поскребышев и сказал, что товарищу Сталину книгу с такой надписью не передаст.

— А что же я должен написать?! "С кирпичным пролетарским приветом"? — обиженно ответил Шолохов.