Ироды и младенцы

В конце 50-х годов, учитывая возраст и литературо ведческую бесплодность, научного сотрудника Института мировой литературы Ивана Ивановича Чичерова отправили на пенсию. В этом Чичеров видел вопиющую несправедливость к нему — старому большевику. В числе пережитого Иван Иванович вспоминал, как он, молодой коммунист, по партийному призыву поехал в деревню проводить коллективизацию. При нем был небольшой вооруженный отряд. Они выгоняли всех, кого считали кулаками и подкулачниками, из изб и отправляли в гибельную ссылку. В этих насильственных действиях, по мнению Чичерова, была жесткая классовая необходимость. Выселение сопровождалось еще более ужасным событием. Обреченные на испытания люди понимали, что младенцы не выдержат мытарств. В ночь перед высылкой матери задворками пробирались к сельсовету и клали детей на крыльцо в надежде, что их — невинных — вырастят односельчане, чужие люди или государство.

Этих детей, рассказывал Чичеров, собирали у порогов всех окрестных сельсоветов, свозили в самую большую комнату самого крупного сельсовета и клали там на пол. Умевшие ползать ползали, не умевшие лежали на половицах в чем мать родила или в чем принесла. Послали «наверх» запрос, что делать с младенцами. Вскоре получили распоряжение: не позволять ни кормить, ни брать детей, так как, во-первых, младенцы классово чуждые, а во-вторых, следует пресечь порочную эксплуататорскую практику кулаков подбрасывать своих детей государству или беднякам. Какое-то время дети жалобно плакали, потом уставали и лишь изредка судорожно всхлипывали и, наконец, угасали от голода. Их хоронили в общей могиле.

Именно за созерцание этого ужаса строитель нашей государственности и борец за классовые интересы Чичеров требовал к себе милосердного отношения.

Раскулаченная судьба

Галина в детстве жила в деревне на Украине. Ее отец — участник гражданской войны, красный командир, награжденный боевым орденом, пользовался уважением односельчан. Семья жила в ветхом домике, который к концу 20-х годов стал заваливаться набок.

Пришлось его оставить и временно по селиться в одной из комнат большого кирпичного дома, принадлежащего Галиному дяде. Однажды в отсутствие Галиного отца к дому подошли вооруженные люди в шинелях, сопровождаемые активом бедноты, выгнали всех его обитателей и отвели под конвоем на сборный пункт за колючую проволоку. Когда бывший красный командир узнал, что его семья (жена и трое детей) и семья его брата выселены из дома, он ворвался к начальнику сборного пункта, потрясая своими военными документами и убеждая, что он не кулак и даже не имеет своего жилища. Слушать его не стали, побили и перебросили через проволоку в загон для людей. Вскоре раскулаченных повезли в теплушках в Вологду. Здесь прибежищем невольных скитальцев стала церковь с выбитыми окнами и проваленным куполом. В ней было холодно и ветрено, как на улице. Переселенцы голодали. Изредка кто-нибудь из сердобольных вологодцев бросал в окно кусок хлеба или картофелину.

Ежедневно десятки сосланных умирали. Вскоре умерли меньшие брат и сестра Гали, и нельзя было достать ни одного гроба, чтобы их похоронить. Месяц мертвые дети лежали на одной подстилке с Галей, и мать укрывала их одним одеялом. Другие семьи тоже долго спали вместе со своими мертвыми. Трупы не разлагались, потому что в церкви было очень холодно.

Весной часть сосланных вывезли в тайгу и выбросили на голых полянах. Местные жители, не утратившие еще милосердия, помогали переселенцам чем могли, пока самые выносливые из них не обрели своего крова и пропитания, а слабые не погибли. Ссыльных же, оставшихся в городе, поселили в подвалах и иногда за ничтожную плату использовали на черных работах. Семью Гали, в которой осталось теперь три человека, поселили вместе с другой раскулаченной семьей в маленьком, холодном и сыром подвале, полном крыс. Вскоре соседская семья вымерла. А потом умер и Галин отец, и только благодаря помощи жалостливых людей удалось по- человечески — в гробу — похоронить его.

Галя стала учиться в первом классе, ее приняли в пионеры, и вместе с остальными детьми она благодарила товарища Сталина за счастливое детство.

Писатель В., не вняв предостережениям доброжелателей (смотри: она же из кулацкой семьи!), женился на Гале еще в сталинское время и даже сделал карьеру, а в 70-е годы стал редактором крупного печатного издания. В. ожесточен и винит во всех бедах и деревни, и всей страны не сталинщину, не тиранию, не бюрократию, не невежество и фанатизм преобразователей общества, а евреев. Так оно понятнее и самому писателю, и широким читательским массам, и начальству. Имея такого подставного виновника, можно было даже в застойные годы говорить правду о реальных бедах деревни, и высшее начальство терпело и даже порой поощряло эти публикации. Логика «славянофильской» борьбы с западниками использовала правду о коллективизации, о сталинизме, о трагедии народа в групповых интересах патриархальщиков. В результате деятельность честного и мужественного В. оборачивалась разобщением сил, способных принести обществу экономическое процветание и духовное просветление. Громоотвод для народного гнева вновь найден в стороне от истинных виновников народных бедствий, что грозит их неизбывностью. В подобном случае об одном, к сожалению, горбатом поэте, много потрудившемся на ниве жидоедства, была создана эпиграмма:

Существует исторический опыт Германии конца 30-х и Польши конца 60-х годов. Обе страны в разное время, по разным причинам и в разных формах освободились от евреев, и это не решило ни одной из их социальных проблем и не привело их народы ни к счастью, ни к процветанию. Великий русский писатель и кумир нынешних «славянофилов» Достоевский, утверждающий всесветность русской духовности, зовет человечество в ту же гуманистическую сторону единения, в какую зовут его кумиры западников — Гете и Бетховен, призывающие "обняться миллионы".

Время осознать простейшие библейские истины. Известные заповеди дают нравственную основу человечества и определяют суть добра и зла, между которыми идет борьба. И не она воплощается в спорах современных «славянофилов» и «западников». «Славянофилы» утверждают историческую память и национальную самобытность народа, сохранение которых есть гарант его бытия. «Западники» преодолевают национальный изоляционизм — "Нам внятно все: и острый галльский смысл и сумрачный германский гений" — и показывают, сколь важно для обогащения культуры своего народа вобрать культурные ценности других наций. Граница, отделяющая зло от добра, лежит не между славянофилами и западниками, а идёт поперек спорящих партий культуры. Межа эта отсекает от славянофилов не западников, а тех, кто ненавидит инородцев и иноверцев, а от западников — всех не внемлющих голосу русской культуры. Процесс духовного развития перегруппирует людей культуры, и противостанут друг другу не славянофилы и западники, а носители добра и зла.

Фундамент абсолютной власти

Коллективизация не была экономической акцией: она не решала хлебные и вообще продовольственные проблемы; коллективизация была акцией политической. Собственник и труженик — крестьянин должен был стать тружеником-колхозником.

Общественная собственность должна была воцариться не только в промышленности, но и в сельском хозяйстве. При демократическом строе эта общественная собственность могла контролироваться народом. При насаждаемом Сталиным бюрократическом строе — общественная собственность контролировалась только бюрократией и в конечном счете попадала в полновластное распоряжение к нему самому, как высшему бюрократу. Эта структура создавала абсолютистскую власть, охватывающую не только политику, но и экономику. Коллективизация была важнейшим шагом к созданию самодержавной империи, в которой лет через семнадцать классовый принцип был заменен национальным. Сталин стал императором всея Руси.