Непредвиденных ситуаций могло возникнуть несколь­ко сотен – большая группа конструкторов и специали­стов уже несколько месяцев продумывала, как нужно действовать в каждом конкретном случае. Одним из «специалистов по авариям» был Олег Макаров, ин­женер конструкторского бюро и будущий космонавт.

7 апреля все космонавты отрабатывали ручной спуск. После обеда играли в волейбол.

Вечером смотрели фильм о полете «Ивана Иваныча».

Королев получил сообщение из Москвы, что старт американского астронавта назначен на 28 апреля.

Сразу после старта Юрия Гагарина все газеты мира писали о нас. По-разному. Друзья радовались нашей по­беде. А враги… нет, они и не могли в эти теплые весен­ние дни пытаться принизить наши достижения. Они не­доумевали. Для большинства американцев запуск в кос­мос первого спутника и Юрия Гагарина стали «русским сюрпризом». Окончательно был развеян миф, много лет создаваемый ультрареакционной прессой, что СССР – это отсталая, слаборазвитая страна, которая еще мно­го десятков лет не оправится от минувшей войны. Со­бытия в космосе заставили американца иначе посмот­реть на страну социализма.

А ведь в том же 61-м происходили знаменательные события в стране, которые не меньше, чем старт «Вос­тока», свидетельствовали о мощи нашей индустрии, о бурном развитии социалистической экономики. И имен­но благодаря тому, что наша промышленность стала вы­сокоразвитой, ей было под силу создать и ракету и ко­рабль.

Разве не техническое «чудо» – пуск новой домны в Кривом Роге? Это восьмая доменная печь, ее мощность превышает все существующие металлургические гиган­ты. Чугун и сталь – сердце индустрии…

Если бы не было старта Юрия Гагарина, самым важ­ным событием, пожалуй, следовало бы считать пуск Братской ГЭС. Первенец большой сибирской энергети­ки вырос на берегу Ангары…

61-й можно по праву назвать «годом энергетики». В Сибири – Братская станция, в горах Средней Азии начала строиться Нурекская ГЭС – еще одно «чудо» технического прогресса. Никто из строителей не предпо­лагал, что в таких условиях – горы, высокая сейсмич­ность – можно возвести станцию. Для этого нужна ин­женерная дерзость, высочайшее мастерство строителей, незаурядность проектных решений. Но гигантская пло­тина – самая высокая в мире – перекрыла ущелье, появилось новое море…

Дала первый ток и Прибалтийская ГРЭС. Огромный, бурно развивающийся район страны – Советская При­балтика получила новый импульс для развития про­мышленности, электрификации сельского хозяйства. До 1980 года эта ГРЭС будет держать первенство по мощности в Прибалтике, а затем неподалеку от нее нач­нется строительство новой станции – Литовской атом­ной. И обе эти станции словно символы прогресса энер­гетики.

Нефтепровод «Дружба» дотянулся в 61-м до госу­дарственной границы СССР. Первые шаги интеграции. Сейчас уже есть Комплексная программа, которая сце­ментировала экономики всех социалистических стран…

В том же 61-м году произошло событие, которое бук­вально за несколько лет преобразует огромный край на­шей Родины. На Мангышлаке открыта нефть! Не верит­ся, что здесь была безжизненная пустыня. А это так. Не было девятиэтажных жилых домов с кондициониро­ванным воздухом, ни набережных, ни парков и фонта­нов. Не было заводов. Ничего здесь не было. И уже мно­го веков не ступала сюда нога человека, потому что в прошлом караваны обходили эту «мертвую землю».

В фонтанах, что бьют сегодня на площадях одного из самых красивых городов – Шевченко, пресная вода. На Мангышлаке впервые были созданы уникальные опреснительные установки. Именно они подарили жизнь этой богатой полезными ископаемыми земле. Здесь мир­ный атом доказал, что профессий у него великое множе­ство и каждая из них может служить человеку, его бла­гу. «Быстрый реактор» – это, образно говоря, ядерная бомба, которая «горит» в недрах атомного реактора, да­вая тепло и энергию всему городу. И тепло использует­ся для опреснения воды…

Много было трудовых свершений в том памятном «космическом» году страны. Но вершиной трудового подъема, его символом стало 12 апреля.

Утром 8 апреля космонавты приехали в монтажно-испытательный корпус. Тренировки продолжались.

А в это время члены Государственной комиссии под­писывали полетное задание: «Одновитковый полет вок­руг Земли на высоте 180—230 километров продолжи­тельностью 1 час 30 минут с посадкой в заданном райо­не. Цель полета – проверить возможность пребывания человека в космосе на специально оборудованном ко­рабле, проверить оборудование корабля в полете, прове­рить связь корабля с Землей, убедиться в надежности средств приземления корабля и космонавта…»

После короткого перерыва члены Госкомиссии соби­раются вновь. Предстоит решить, кому стартовать первым.

ГАГАРИН – мнение было единодушным.

А потом все поехали в монтажно-испытательный кор­пус, чтобы посмотреть на тренировки космонавтов.

Пожалуй, Королев «выдал» общее решение, хотя и договорились, что до 10 апреля, до торжественного за­седания Государственной комиссии, ничего не сообщать космонавтам. Сергей Павлович подошел к Гагарину и начал ему подробно объяснять, как работают системы корабля. Сначала Гагарин не понял, почему Главный конструктор столь внимателен к нему, а затем улыбнул­ся и тихо сказал:

– Все будет хорошо, Сергей Павлович!

Королев даже растерялся:

– Что же у нас получается: я подбадриваю его, а он убеждает меня в еще большей надежности корабля…

– Мы, Сергей Павлович, подбадриваем друг друга…

Когда Королев, Келдыш и другие члены комиссии ушли, инженеры окружили Гагарина и начали просить автографы. Ни у кого не было сомнений, первым назна­чен Гагарин.

9 апреля, в конце дня, Николай Петрович Каманин не удержался. «Я решил, что не стоит томить ребят, что надо объявить им, к чему пришла комиссия. По этому поводу, кстати сказать, было немало разногласий. Одни предлагали объявить решение перед самым стартом, дру­гие же считали, что сделать это надо заранее, чтобы космонавт успел свыкнуться с мыслью о предстоящем полете. Во всяком случае, я пригласил Гагарина с Ти­товым к себе и сообщил им, что Государственная ко­миссия решила в первый полет допустить Юрия, а за­пасным готовить Германа. Хотя они и сами догадыва­лись, к какому выводу пришла комиссия, я увидел ра­дость на лице Гагарина и небольшую досаду в глазах Титова».

Досада, и только?

Попробуйте себя поставить на место Титова. Да, они были друзьями с Юрием, очень близкими друзьями, как и все в той «ударной шестерке». Но как понятны и объяснимы чувства человека, который шел к этому дню, не жалея своих сил, целиком отдавая себя делу, и кото­рый вдруг слышит: летишь не ты?!

Было бы неправдой говорить только о «небольшой досаде»…

Много лет Герман Титов избегал рассказывать о своих чувствах. Мы встретились с ним в канун 20-летия со дня старта Юрия Гагарина. И впервые за эти годы я услышал:

– Когда нам объявили, что Юрий будет командиром, а я дублером, ну то, что я, так сказать, был в восторге от такого назначения, я бы неправду сказал. Конечно, я был очень огорчен, потому что всем тогда хотелось слетать в космос… Первое время было трудно отвечать на этот вопрос, а теперь, по прошествии 20 лет, я могу сказать совершенно однозначно, что по своему характе­ру, по складу, по своему умению общаться с людьми Юрий все-таки больше подходил для первого полета.

Надо быть по-настоящему крепким человеком, чтобы сделать такое признание.

А в тот апрельский вечер все, и в первую очередь

Гагарин, по достоинству оценили реакцию Германа Ти­това. У него проявлялось лишь одно чувство – радость за товарища. Герман будто бы отрешился от себя, он всеми силами помогал Гагарину пройти оставшийся до старта путь.

Гагарин сдавал экзамен Королеву. У Главного кон­структора было хорошее настроение.