— Некоторые из них знают, что нам недолго оставаться чужими, — улыбнулся он. — Мой брат давно уже беспокоится, не слыша по ночам наших стонов.

Она залилась краской и отвела глаза.

— Неужели это так обязательно — обсуждать все со своей семьей?!

— Но ведь именно ты сказала мне, что они считают нас чужими, — с усмешкой ответил он и, входя в зал, предупредил:

— Веди себя хорошо!

Здесь уже собрались все обитатели замка, ждали только их. Рианнон быстро поднялась со своего места и подошла к ним.

— Мелисанда, все мы надеемся, что ты чувствуешь себя лучше. Жар спал?

— Видно что-то напугало ее у ручья, — ответил за нее Конар ровным голосом. — Но теперь, мне кажется, Мелисанда уже в состоянии отобедать с нами.

Мелисанда, бросив на него быстрый благодарный взгляд, поздоровалась с Рианнон.

— Я так рада видеть всех вас, Рианнон…

Конар взял руку жены.

— Ты видишь, они тоже очень рады тебе, дорогая.

Он подвел Мелисанду к их месту за длинным столом. Садясь, она еле заметно улыбнулась Брайсу. Мысль о ее возможной близости с Брайсом разожгла в Конаре огонь горячей ревности. Они говорили о лошадях, о музыке, о чем-то еще спокойными, тихими голосами. Сначала Конар пытался вслушиваться в их разговор, но потом повернулся к своей соседке — Рианнон.

— Ты так спокойно все это воспринимаешь! — шепнула она, и ее глаза сверкнули из-под длинных ресниц. — Впрочем, в этом нет ничего удивительного — у тебя ведь каменное сердце, не так ли, милый?

В ответ он только поморщился, и она засмеялась при этом.

— Ты временами безумно напоминаешь мне Эрика и твоего отца тоже. Эй, очнись! Ну как ты не можешь понять, что твоя жена — прекрасна?

— Я никогда не говорил, что она уродлива, напротив, я восхищаюсь ее красотой и с нетерпением жду ночи.

— Нет, я не имела в виду чувства такого рода; и мертвец воскреснет, увидав такую красивую женщину. Нет, я имела в виду любовь. Ты ведь не любишь свою жену, Повелитель Волков?!

— Послушай, ты же прекрасно знаешь, что не в твоих силах оскорбить меня. — Он коснулся ее руки. — Дело в том, что я не могу сказать, что мне не нравится Мелисанда, просто она… — Он пожал плечами, подбирая! нужное слово, и после паузы добавил: — Она выводит меня из себя при первом же удобном случае. Все очень, просто: я для нее викинг — и не более.

Рианнон взяла со стола кубок и стала с наслаждением, ^ мелкими глотками пить вино.

— Ты должен понять, что значит жить в таком доме, как твой. С тех пор, как в семьсот девяносто девятом году разорили Линдесферл, мы теперь боимся жестокости Северянина. И очень трудно примириться с тем, что он, вероятно, станет твоим союзником.

Конар молча смотрел на нее, выжидая.

Она продолжала:

— Ты должен признать, что когда викинги нападают, они унижают своих врагов, разоряют огромные города, насилуют, грабят.

Неожиданно Эрик повернулся к Рианнон и встретил взгляд Конара.

— Она что, опять говорит обо мне? Но Конар только покачал головой.

— Нет, на этот раз — обо мне, — непринужденно ответил он.

Рианнон улыбнулась, и Эрик быстрым и нежным поцелуем коснулся ее губ. Конар вежливо отвернулся и взялся за их с Мелисандой кубок: по обычаю они должны пить из одного кубка. Его рука коснулась пальцев жены. Их глаза встретились, и он понял, что ее не занимал ни разговор с Брайсом, ни его разговор с Рианнон. Она смотрела на другой конец стола, где сидели старый Мергвин и Бренна.

Неожиданно она резко отдернула руку от кубка, словно железо обожгло ее.

— Пожалуйста, выпей сначала ты, — попросил Мелисанду Конар.

— Нет, милорд, ни в коем случае, — холодно ответила она. — Вы всегда первый.

— Выпей вина, Мелисанда, и я уверен, тебе станет гораздо лучше.

Со скорбным выражением лица она все же последовала его совету и сделала такой глубокий глоток, после которого поставила кубок на стол уже пустым.

— Пожалуй, чем больше вина, тем лучше для меня, — сказала она.

— Вполне, может быть. — Он как будто не заметил ее проделки. — Я прикажу служанке принести еще.

Немедленно появилась молодая девушка с длинной косой до пояса и вновь наполнила кубок до краев, немного вина даже вылилось на стол.

Мелисанда резко отвернулась. Конар хотел ей что-то сказать, но тут к нему обратился Брайс:

— Ты поживешь здесь, Конар?

— Да, но я не знаю точно, как долго. Ты же понимаешь: все зависит от ветра.

Брайс нахмурился. Конечно, многое зависит и от ветра. Однако если бы Конар захотел отправиться в плавание, то ничто на свете не помешало бы ему сделать это. Но он решил не обсуждать это с Конаром и заговорил о другом.

— Как хорошо, что ты приехал. Я уверен, что Мелисанда просто на седьмом небе от счастья. Ей было так одиноко здесь, — добавил он через некоторое время.

Тут Мелисанда довольно сурово взглянула на весельчака Брайса, и тот замолк.

— Это действительно безмерное счастье, — процедила она.

Конар улыбнулся и принялся за огромный кусок оленины в собственном соку.

Стол был роскошен: говядина, свинина, оленина, крольчатина, домашняя птица. Да, повар сегодня постарался на славу, несомненно!

«Вот как надо вести хозяйство, — подумал Конар! с внезапной злостью. — Мелисанде следовало бы кое-чему поучиться здесь».

И еще он подумал, что Мелисанде доставляют удовольствие только две вещи: надевать золоченую кольчугу да спорить с ним по любому поводу.

Мелисанда, почувствовав на себе его взгляд, обернулась и залилась краской. После чего, отведя глаза, она потянулась за кубком.

Но Конар остановил ее и отобрал наполненный вином сосуд.

— Я хотел бы, чтобы ты чувствовала себя здесь уютно, — тихо проговорил он, — и чтобы не потеряла разум и соображение раньше, чем выполнишь данное тобою обещание.

— Я никогда не смогу чувствовать себя уютно рядом с тобой, — зло ответила она.

— Тогда тебе придется научиться притворяться, — ответил он, с трудом подавляя поднимавшуюся в нем волну гнева.

Внезапно за столом затихли разговоры: в центр зала вышел юноша. Несмотря на то, что он начал читать по-саксонски, как и все здесь, выговор все же выдавал в нем ирландца.

Он представился как Вильямуш, сын Падрайна, менестрель[4] в доме Эрика Мак-Олафа. Сегодня он приветствует другого Мак-Олафа, конунга[5] Конара, который пришел к ним с моря.

За его спиной поднявшиеся музыканты заиграли тихую, нежную мелодию.

Вильямуш говорил о том, как Конар прославил свой род, о величии и блеске Эйре. Потом, как любой хороший рассказчик, он начал перечислять деяния Конара; он рассказал о его знаменитом походе к французским берегам за невестой, о том, как Конар спас дочь графа Мэнона и отомстил за смерть ее отца. Окончив свою хвалебную речь, он повернулся к Мелисанде и уже тихо прибавил:

— Великий воин нашел величайшую красоту.

Возгласы одобрения были ему ответом. Только Мелисанда не проронила ни единого слова. Равнодушным, ничего не видящим взором она смотрела на молодого менестреля.

Вдруг она поднялась и, подойдя к музыканту, попросила у него лютню.

— Мелисанда хочет приветствовать тебя по-своему, — тихо шепнул Конару Брайс и улыбнулся, увидев, как тот нахмурился. — Она нас тут часто развлекала. Голос у нее, как у птички. Да, Конар, ты слишком долго не появлялся дома.

И в самом Деле — слишком долго. Он понял это, когда Мелисанда запела. Голос у нее действительно был прелестен — сильный и нежный. Петь для нее было не сложней, чем говорить; пальцы легко перебирали струны. Конар наслаждался звучанием ее голоса. Зачарованный, он не сразу даже понял, что слушал только ее голос, не разбирая слов песни.

Она пела о несчастном воине, обреченном всю жизнь скитаться по морям и в море же умереть.

Песня, как он сразу понял, была о пленении Альфреда датчанами, однако в ней пелось про викингов.