Когда историки рассказывают об этом странном поступке главы Германии, они находят этому разные объяснения:

• Гитлер боялся за свои танки (хотел сохранить танковые дивизии для «битвы за Францию»)[551];

• просто боялся подвоха со стороны противника[552];

• не разгадал намерения англичан эвакуироваться из Дюнкерка[553].

Только немногочисленные исследователи осмеливались высказывать крамольную мысль, что фюрер намеренно создавал противнику «золотой мост» к отступлению, чтобы сохранить возможность вступить потом с ним в переговоры[554]. Но никто не увязывает внезапный и предательский отход англичан с их последующей чудесной эвакуацией с подачи Адольфа Гитлера!

Эвакуацию английских войск из Дюнкерка обеспечил никто иной, как лично Адольф Гитлер

И никто не объясняет суть «стоп-приказа». Все пишут: Гитлер остановил танки. У читателя создается впечатление, что странноватый фюрер просто берег своих танкистов и не разрешил им штурмовать английские позиции у Дюнкерка. А на деле-то город был пустым! Немцы два дня просто стояли у Дюнкерка и ждали приказа фюрера с разрешением идти дальше. А он в свою очередь ждал, когда порт и город займут отступающие английские дивизии. Лишь 26 мая 1940 года Гитлер вновь позволил идти вперед, но за это время британцы врылись в землю и отбили немецкие атаки. А когда же англичане официально начали эвакуацию? Если наша догадка верна, то до гитлеровского приказа продолжить наступление. И точно, накануне, 25 мая, Черчилль отдал приказ начинать эвакуацию[555]…

Воспользовавшись любезно предоставленным шансом, Великобритания с 27 мая по 4 июня 1940 года успешно провела операцию «Динамо» и вывезла с материка 338 тысяч солдат, из них 215 тысяч англичан. Остальные 123 тысячи составляли французы, бельгийцы и военнослужащие других союзных стран. Почему столь малый процент среди эвакуированных составляли французы? Потому что британцы сначала погрузили всех своих солдат и лишь потом позволили уплыть остальным[556]. Ни о каком союзном братстве и взаимовыручке и речи не было.

Перед нами прекрасный пример закулисной политики. Понимая, что война во Франции фактически проиграна, англичане вступили в контакт с Гитлером, используя один из каналов, по которым до сих пор шло общение с ним. Условие британцев простое: позволить эвакуацию своей армии. Почему Гитлер должен на это согласиться? Во-первых, он страшный англофил, во-вторых, никогда не собирался Англию разгромить. Ну а в-третьих, ему доходчиво объяснили, что гибель всей британской армии Лондон ему никогда не простит. И, что еще более важно, не простит Вашингтон. Такой разгром Британии – прямое приглашение для США вступить в войну против Германии, пока не поздно. И тогда начнется уже настоящая борьба. На уничтожение, до конца. Но существует второй вариант: армия эвакуируется, люди спасены. Это будет оценено. Да, война проиграна, но честь Британии не задета и путь к мирным переговорам вовсе не закрыт[557]. Смутные намеки, что Гитлеру ситуация была представлена примерно в таком свете, можно найти и на страницах книг западных историков. Например: «Значение Дюнкерской операции стало ясно много позже, когда до Гитлера дошло, что англичане собираются продолжать войну»[558].

А отпуская британцев восвояси, почему Гитлер решил, что они далее воевать не будут? Кто ему это пообещал? Кто был таким авторитетом для фюрера, что он поступил вопреки здравому смыслу и не добил своего врага, который упорно отказывался до этого идти на переговоры? Разве не разумнее было бы разбить в Дюнкерке всю британскую армию и тем лишить англичан возможности продолжать борьбу? В который раз придется повторить: если действия политика кажутся нам нелогичными, значит, мы просто не имеем всей той информации, которую имел он, принимая решение. Что говорить, политика – это не прямая, а страшно изогнутая синусоида.

Одним из условий благополучной эвакуации англичан был предоставленный ими Гитлеру карт-бланш на разгром Франции. С ней фюрер мог делать теперь что угодно – помощи французские генералы от своих союзников из Лондона уже не получат. Францию англичане цинично списывают в расход. Как годом ранее списали Польшу и Чехословакию. В критический момент немецкого наступления, когда на весы общей борьбы должны быть, как кажется, брошены все возможности союзников, англичане думали лишь о себе, а не об общей победе. И это типичная черта политики Великобритании на протяжении многих веков. Она всегда готова воевать до последнего солдата, только не своего. Когда логика борьбы требует серьезных жертв, англичане не хотят их приносить. Словно страховая компания, они любят своих союзников только до тех пор, пока те регулярно «платят» взносы жизнями своих солдат. А когда союзная Великобритании держава оказывается на краю гибели и ей самой требуется помощь, то «офис» «английской страховой компании» закрывается, и она исчезает в тумане, окутывающем Ла-Манш. Оставляя партнеров наедине с их проблемами.

Самый характерный пример такого поведения Великобритании – как раз май-июнь 1940 года. Франция была брошена своим союзником на произвол судьбы: сухопутная английская армия бежала и возвращаться вовсе не собиралась. Между тем как у руководства французской армии главная надежда почему-то была именно на союзников-британцев. Французы ждали помощи, они на нее надеялись. «…Наше положение почти безнадежно, – говорит де Голлю глава французской армии генерал Вейган. – Если события будут развиваться не слишком бурно, если я успею вернуть в строй французские части, вырвавшиеся из Дюнкерка, если мне удастся их вооружить, если заново оснащенные английские войска вновь вступят в борьбу, если, наконец, англичане согласятся ввести в бой на континенте значительные силы своей авиации, тогда у нас еще есть шансы»[559].

В самые первые часы нападения на Францию германские военно-воздушные силы нанесли удар по французским аэродромам и уничтожили там большинство самолетов. С тех пор постоянное господство в воздухе принадлежало немцам. Британцам надо было послать свои эскадрильи на фронт и выровнять положение. Ведь сбитые немецкие самолеты не смогут угрожать Англии.

Но англичане есть англичане. Поэтому не будем удивляться словам сэра Уинстона: «Для нас было жизненно важно, чтобы наша островная истребительная авиация ни в коем случае не была снята с Британских островов. Наше существование зависело от этого»[560]. Далее англичане начали французов просто нагло обманывать. В этом обмане принимал участие лично Уинстон Черчилль: «Я немедленно отправился с И смеем на квартиру Рейно и сообщил ему благоприятные новости. Десять эскадрилий истребителей!»[561]