- Шишки надо спрессовать раньше, чем отапливать ими печи или паровозы. В России имеется большое количество маслобойных заводов, которые раньше выжимали подсолнечное масло, но теперь, за отсутствием сырья, находятся в бездействии. На эти-то заводы надо подвезти шишки, там их прессовать, - и проблема топлива будет разрешена. В заключение он заявил, что все это не фантазия и что идея эта уже осуществляется на практике через Главный Топливный Комитет, так как сам Ленин заинтересовался ею. Проект в принципе уже одобрен, и два миллиона рублей ассигновано на опыты на местах. Но так как теперь надо перейти к производству в национальном масштабе, то он обращается ко мне для разработки большого плана.

- Владимир Ильич, - прибавил он, - не только одобрил эту идею, но и на практике ею пользуется: вагон шишек был доставлен в Кремль для отапливания печки в кабинете Ленина. Я отнесся довольно скептически к этому предложению. Так как я имел дело не с экзальтированным военным, а с дантистом Равиковичем, то я спокойно выразил ему свои сомнения, прибавив, однако, что передам дело в научный комитет нашего учреждения. Впрочем, я чувствовал, что изобретатель видел во мне беспартийного специалиста, относящегося скептически к талантам революционного деятеля; уходя с недоверием ко мне, он заявил, что дело будет продолжаться независимо от того, какое заключение даст научный комитет. Вскоре после того я уехал за границу и вернулся лишь через пять месяцев. О Равиковиче и его шишках я забыл. Но в первый же день после моего возвращения в Москву, меня вызвали на специальное заседание СТО - Совета Труда и Обороны, - где в порядке дня стоял вопрос о Главшишке. К этому пункту в повестке дня было прибавлено: «О6ъяснения Либермана по этому вопросу». Был морозный московский день. Когда я явился на заседание в кабинет Ленина, я сразу заметил за его спиной небольшую чугунную печку, отапливавшуюся шишками; рядом возвышалась горка прессованных шишек. В комнате было очень тепло. Кроме Ленина, здесь находились: председатель Главного Топливного Комитета Ксандров, представитель ВЧК, ведавший топливными вопросами, и представители других ведомств. Тут же был и Равикович. Все присутствующие смотрели на меня многозначительно и выжидающе. Ленин хитро поглядывал в мою сторону. Все были в валенках и теплой одежде, я же, приехав только что из-за границы, был одет по-европейски. Эта разница в одежде как-то выделяла и изолировала меня от остальных; я почувствовал себя несколько чужим. Сущность дела сводилась к обвинениям против меня. Ведь вот уж пять месяцев как найдена формула для разрешения топливного кризиса. Она была в моих руках, но я делу не дал ходу. Таким образом, топливный кризис отчасти является следствием моей небрежности, а то, пожалуй, и недобросовестности. За это я должен отвечать. Представитель ВЧК торжествующе поглядывал то на меня, то на печку, а Ленин обратился ко мне с вопросом:

- Чем вы, товарищ Либерман, объясните эту халатность и небрежность с вашей стороны? Я начал излагать причины моего скептического отношения к идее Равиковича. Если бы отопление сосновыми шишками было возможно, то многие страны, испытывающие величайшие трудности из-за отсутствия каменного угля, разрешили бы топливные вопросы очень просто. Вот, например, Швеция, из которой я вернулся за день до того, обладает огромными сосновыми лесами и могла бы, казалось, разрешить собственными шишками проблему топлива. Однако, она ввозит уголь из Англии, а наш проект создания шведско-советского синдиката для продажи советского леса за границей не осуществился только потому, что из-за импорта английского угля Швеция находится в зависимости от Лондона.

- Если бы я указал шведам на шишку как на источник топлива, - сказал я в заключение, - они меня посадили бы, вероятно, в сумасшедший дом. Мои доводы не произвели должного впечатления, а последняя фраза даже создала какое-то чувство враждебности. Я не знал, что сам Ленин поддерживал Главный Топливный Комитет в этом деле, и что моя фраза была как бы направлена против него. Говорят, что в каждой трагедии можно найти и кое-что смешное. Я хотел бы перефразировать эти слова: в каждом смешном явлении часто есть и трагическая нотка… Не успел я закончить свои объяснения общего характера, как вдруг представитель ВЧК - молодой парень, заведывавший наблюдением над лесными органами производства со стороны экономического отдела ВЧК - поднялся, точно «некто в сером», раскррыл большое досье и, устремив свой взор на меня, стал излагать свои обвинения. Оказалось, что со времени моей встречи с «изобретателем» Равиковичем, последнему удалось добиться ассигновки в несколько миллионов рублей для своих экспериментов. Желая доказать на деле, что его идея спасения страны шишкой вполне реальна, он по своей инициативе перевез из Витебского района на линию Волга-Москва один из бездействовавших маслобойных заводов. После этого он предпринял организацию отправки шишек целыми поездами на этот завод с тем, чтобы их там прессовать, а затем посылать, в первую очередь, в Москву членам Совнаркома, - которые охотно готовы были демонстрировать на своих маленьких печурках достоинства этого своеобразного топлива. Однако, к большому огорчению Равиковича, ему никак не удавалось получить на завод хотя бы один поезд с шишками. Причина была простая: паровоз поглощал в пути весь груз этого топлива, и поезд приходил на завод пустым! Но… в этом была усмотрена чья-то злодейская цель саботажа. ВЧК начала расследование… И вот этот грозный молодой следователь обратился ко мне с вопросом:

- По чьей же это злой воле ни один поезд еще не дошел до места назначения с полным грузом шишек? Затем Ксандров стал доказывать, что буржуазная Европа нам не указ, что мы должны итти вперед собственными путями и т. д. Ленин потребовал от меня объяснений по существу. Я указал тогда, что, в то время как большинство хвойных лесов России находятся на севере и в Сибири, маслобойно-прессовальные заводы находятся в безлесных районах. Необходимо будет возить поезда с шишками на огромные расстояния, и на провоз уйдет втрое-вдесятеро больше топлива, чем то, которое получится от шишек. Кроме того, постройка складов, заготовка корзин для населения и т. д. - все это потребует больше расходов и энергии, чем обычная рубка леса. Это произвело впечатление на Ленина, который всегда искал здравого смысла в приводимых аргументах. По своему обыкновению, он читал во время заседания какую-то книгу, но все высказываемые соображения доходили до него - он их схватывал, взвешивал и умственно переваривал. Я заметил по движению угла его, губ, что Ленин чуть усмехнулся, и по выражению его глаз я понял, что его недоверие ко мне и всяческие подозрения в нерадении рассеялись. Тем не менее, он тут же продиктовал следующее постановление Совета Труда и Обороны: Во-первых, поставить на вид тов. Либерману невнимательное отношение к делу, подлежащему серьезному изучению и осуществлению. Во-вторых, передать специальной научной комиссии этот вопрос, с выслушанием всех доводов тов. Либермана. Эта резолюция произвела на меня очень тяжелое впечатление, не столько по существу, сколько из-за той атмосферы, которую она создавала среди представителей ведомств, и в частности ВЧК. В первый день после моего возвращения в Москву из-за границы я был к этому особенно чувствителен. Я вернулся к себе домой в подавленном настроении. К моему удивлению, через час раздался звонок из Кремля. Ленин требовал меня к телефону.

- Товарищ Либерман, я видел, что постановление СТО вас очень огорчило. Но вы ведь мягкотелый интеллигент. Власть всегда права. Продолжайте вашу работу. Для меня эпопея Главшишки на этом закончилась. А скоро заглохла и сама Главшишка…

* * *

Изобретатели--«фантазеры» -обычное явление для всех стран, но в Европе им не дают ходу, и они заканчивают свою жизнь голодными и озлобленными «непризнанными гениями». В России же они имели доступ к главе правительства; он сам их выслушивал, настаивал перед отдельными комиссариатами на том, чтобы им уделяли внимание, и требовал даже устройства показательных судов за