– Я никаких контр не знаю.
– Ну, если не знаешь, то мы попробуем заставить тебя знать. На всю жизнь. Курсантов здесь нет. Защищать тебя некому. Встать! Руки вверх! – заорал Яневич и начал надевать мне на ноги путы. – Вытянуть руки вперед! – надел на руки браслеты.
На полу лежал ковер, длина его метра два с половиной и ширина в один метр. Меня поставили спиной к стене. Расстояние между мной и стеной было около 70-80 сантиметров.
– Становись, сволочь, на конец ковра! – крикнул Яржевский. Яневич дернул ковер за противоположный конец. Со всей высоты своего роста я сел на пол, а головой ударился о стену. Опоры не было, так как руки, скованные браслетами, были впереди.
– Поднимайсь! – командует Яржевский. – Будешь, гадюка, признаваться?
Молчу.
– Завязать глаза, – говорит Яржевский Яневичу.
– Есть, товарищ начальник.
Меня посадили еще раз пятнадцать, с завязанными глазами. Кровь хлынула изо рта. Яневич дал холодной воды.
– Ну как, теперь хорошо? – ехидничал Яржевский. – Выносишь, гадюка?.. Ладно, мы не таких ломали. Я думаю, сломим и тебя.
В поясной части позвоночника я почувствовал невыносимую боль. Ноги подкосились. Упал.
– А, придуриваешься, гадина? – подскочил Яневич и стал снимать с меня туфли. Яржевский подошел со столовой металлической ложкой. Начали меня бить по пяткам. Я потерял сознание.
Не знаю, через сколько времени я очнулся. Открываю глаза. Я сижу в кресле, передо мной стоит Яневич. Яржевского в комнате нет.
– Вы, может быть, сознаетесь, товарищ Бражнев, а то вам будет очень плохо!..
– Вы мне не товарищ, палач Яневич, – вырвалось у меня.
– Ах, так…
В комнату вошел Яржевский.
– Встать, гадина! – завопил он не своим голосом.
Яневич поднял меня с кресла и отошел.
– Не признаешься, гадина? – Яржевский сжал кулаки и стал бить меня по лицу: справа и слева… Если я падаю влево, он ударяет правой, а если вправо – левой.
Но палачам показалось, что этого эксперимента недостаточно. Яневич ударил меня рукоятью пистолета в нижнюю челюсть, под передние зубы. Во рту осталось четыре зуба. Яржевский, очевидно целясь ударить рукояткой пистолета в диафрагму, попал немного выше и правей. Затрещали ребра, и я потерял сознание.
Очнулся я, лежа на койке тюремной больницы. Выбито четыре зуба, сломаны два ребра и вывихнут девятый позвонок.
В час ночи 22.06.1941 военный трибунал войск НКВД по Харьковской области приговорил меня, за связь с контрреволюционным элементом, к 7-ми годам заключения в отдаленных лагерях Советского Союза без права переписки и к 5-ти годам лишения политических и гражданских прав после отбытия семилетнего наказания