Осведомителя, агента или резидента запросто арестовать нельзя, нужно в случае необходимости обратиться в ближайшее отделение НКВД, в срочных случаях – к первому встретившемуся работнику НКВД.
Милиция также имеет право набирать осведомителей, агентов и резидентов, но тоже – смотря по должности работника милиции. Средний командир милиции обязан иметь осведомителей. Начальнику отдела УРКМ и вышестоящим чинам разрешено иметь агентов. Начальнику отдела республиканской РКМ (и вышестоящим лицам) разрешается иметь резидентов.
Осведомительной сетью располагают зачастую и партийно-общественные органы: ответственные работники партии, комсомола, профсоюзов, райисполкомов, райсоветов, горсоветов и т. п., затем – Осоавиахима[13], MOПPa[14], директора заводов, председатели колхозов – паутина, охватывающая все население СССР, и нити, стягивающиеся во всех случаях в НКВД.
Теперь – о методах вербовки агентурно-осведомительных кадров.
Легче это удается органу НКВД. Через свою агентуру работники НКВД подбирают людей. Особых церемоний не устраивают. Любого гражданина СССР вызывают повесткой, но ни в коем случае не в НКВД, а, как правило, через органы милиции или прокуратуры. При первой встрече вызываемому задается вопрос:
– Вы коммунист?
– Нет.
– Комсомолец?
– Нет.
– А, вы беспартийный большевик. Ну и хорошо!..
А если коммунист или комсомолец, то еще проще. Спросят, как дела на производстве, не обижает ли начальство, сколько получает, какую имеет семью, хватает ли на жизнь и т. д. и т. п. На стол сразу же выкладываются хорошие папиросы. Потом небольшая лекция о советской морали, о капиталистическом окружении, потом поиграют на ваших нервах, действуют на патриотизм, постараются вложить вам в душу любовь к родине и народу. Не обойдется и без того, чтобы не похвалить вас. Потом еще раз о капиталистическом окружении и работе врагов народа внутри страны. И тут же переход: как патриот вы обязаны помогать в работе нашим органам. Обещают всякую помощь и поддержку. Вы согласны, конечно? Не спрашивая вашего согласия, тут же дают бумагу и карандаш, диктуется подписка о неразглашении. Под каким вы псевдонимом хотите работать? Агент уже готов. Если вербуемый сразу не дает согласия, ему делается отсрочка. Вызовут еще раз, а потом еще и еще, сколько потребуется, и каждый раз одно и то же: «Ну, вы подумали? Теперь согласны?» И опять та же процедура. С любыми нервами и устойчивостью человек не может отказаться и, перепуганный, вынужден согласиться работать, не зная, что за ним, в свою очередь, установлена слежка.
Как вербует милиция? Используется материальная необеспеченность населения и права ограничений. В Советском Союзе человек не имеет права проживать там, где он захочет. На все есть пункты и подпункты ограничений (согласно приказу о паспортизации, на чем подробно я остановлюсь ниже). Гражданин или гражданка, приехавшие из села в город на работу, жить в этом городе не имеют права, так как они приехали самовольно, а не по контракту с производства. Милиция в прописке отказывает и, в случае невыезда, арестовывает и отдает под суд как нарушителя паспортного режима. Начальник паспортного стола имеет право прописать. Он делает «одолжение» – временно прописывает, предлагая тут же сотрудничать. Человек, находясь в таких условиях, должен соглашаться, так как в большинстве случаев на обратный проезд нет средств, да и выехал он из дома не за тем, чтобы туда вернуться.
Если гражданин проживал в городе, и его за что-либо судили, после отбытия наказания он возвращался по месту своего прежнего жительства. Начальнику паспортного отдела также даны права – прописать или отказать, хотя бы прибывший имел в городе семью и собственный домишко. Второй срок концентрационных лагерей человек получать не хотел и соглашался работать в агентурной сети. Таким образом, большая часть агентурной сети вербовалась паспортным столом и уже потом передавалась по назначению. Другие организации расширяли свою сеть посредством премий, приписки рабочих часов, оплаты сверхурочных часов, трудодней в колхозах, повышения по должности и т. д.
Коротко о приказе Берии.
После снятия Ежова работники НКВД, от мала до велика, задумались над своей судьбой. Каждый думал о том, как и куда повернет колесо новый нарком. Не отразятся ли, мол, на нас проделки времен Ежова. Берия молчал. Начали все больше распространяться слухи о том, что Берия готовит что-то загадочное и в НКВД произведет чистку. Каждый день в приказах перечислялись фамилии работников НКВД, покончивших жизнь самоубийством. Аресты продолжались, но не в прежних размерах. С арестованными не знали, что делать. Тюрьмы переполнены, питание немного улучшили, пытки частично прекратились.
Но вот вышел в свет долгожданный приказ Берии. Изменилось ли что-нибудь? Да, изменилось. В приказе говорилось об изоляции семей репрессированных. Значит, арестовывать стали не одиночками, а семьями. Правда, в приказе говорилось: избивать можно, но не всем. Кто же может избивать? Ответа не было. Аресты производить, но тихо, избегать инцидентов. Арестовывать только по ордеру прокурора. Но каждый начальник имел у себя ордеров за подписью прокурора столько, сколько ему надо. Так что же изменилось в этой адской системе? Ежов снят – Берия поставлен, сталинизм остался сталинизмом.
Вышел второй приказ – о пересмотре дел. Да, дела пересматривались и некоторые репрессированные были признаны невиновными. Но когда о них запрашивали концлагеря, то в большинстве случаев получали ответ: «Такового нет – умер; такового нет – застрелен при попытке побега». Никогда никто не думал бежать: людей просто уничтожали. После того как пришлось столкнуться с физически искалеченными, запросили Берию, что делать с ними. Было прислано дополнительное разъяснение: «Физически искалеченных не освобождать». Часть была освобождена для показа и для пропаганды: вот, мол, смотрите, что натворил Ежов без ведома Сталина. Но это по Советскому Союзу были единицы. Эти люди, конечно, тоже были искалечены, но больше духовно, чем физически. Им выдали понемногу денег и отобрали строжайшую подписку о неразглашении. Сталинские пропагандисты славили Сталина за мудрое руководство и за отцовскую заботу о человеке.
Таковы были изменения в НКВД в связи со снятием Ежова.
Как-то вечером ко мне заходит начальник отделения и говорит:
– Товарищ Бражнев, сегодня мы с вами идем на контроль милиции по борьбе со спекулянтами.
– Есть, товарищ начальник!
– Оденьтесь, пожалуйста, в гражданское.
Часов в 10 вечера мы прибыли в 19-е отделение милиции, где начальником отделения был сержант милиции Цурков. Мы, не заходя к начальнику, направились в дежурную комнату и спросили у дежурного по отделению, где можно увидеть начальника.
– А вы хто будете? – с украинским акцентом спросил дежурный.
– Нам нужен начальник отделения.
– Да хто вы будете, я спрашиваю у вас?
– Для вас безразлично, товарищ дежурный. Нам нужен начальник отделения.
– Ну идите и шукайте. Що, обязан я каждому казаты, де начальник?
В дежурной комнате, стоя и сидя на корточках, находилось человек 15-20 задержанных, посередине ходил милиционер и наблюдал, чтобы кто не ушел.
– Так вы не можете все-таки нам ответить, где начальник? – обратился я к дежурному.
– А вы знаете що? Уходить и ны мишайте мини робыты.
Начальник мой разозлился и сказал, что мы – члены райсовета.
– Дайте ваши удостоверения.
Мы переглянулись и засмеялись. В это время из боковой двери в дежурную комнату зашел сержант милиции.
– Товарищ оперуполномоченный, проверьте у них документы, они говорять, што из райсовета и требывають начальника, а мне некогда.
Мы повернулись лицом к оперуполномоченному, он узнал моего начальника. Хотел было рапортовать, но начальник сразу же обратился к нему: «Зайдемте к вам в кабинет, товарищ оперуполномоченный» – и пошел в ту же боковую дверь. Мы вошли в довольно большую комнату, а оттуда еще в одну. Начальник открыл дверь, остановился на пороге. Здесь ошеломила нас неожиданность: помоперуполномоченного, раздев женщину до нижней рубашки, ищет «излишки» денег для уплаты штрафа за создание очереди.