Перекинув на плечо растрепавшиеся волосы, Джулия с усилием проглотила слюну и проговорила сквозь сжатые зубы:
– Я советую закрыть дверь на засов и погасить огонь. Река вздулась, они в любой момент могут к нам подплыть.
– Она советует! – шутовски проговорил Рэндал. – Ну, уж нет, мы не станем, как трусы сидеть в темноте, и есть всухомятку.
– Рэндал, ради бога, имей хоть чуточку разума! Прибыв в наше королевство, Уильям сметет все, что попадется ему на пути. Он не станет ни о чем нас просить и нисколько не смутится обагрить свой меч нашей кровью, чтобы взять то, что он хочет.
Ответ брата не удивил никого:
– Пошла вон, девка!
Джулия вышла из холла. Ее оставшийся среди мусора на полу пирожок съели собаки, но не о нем жалела Джулия, поднимаясь по ступеням в комнату, которую делила с матерью.
На закате крестьяне стали прибегать к замку в поисках убежища. Рэндал захлопнул перед ними дверь, и Джулия смотрела из окна, как они бегут между деревьями обратно в деревню, вооруженные вилами и косами, трогательные в своей готовности защищать свои семьи. Она поморгала, удерживая готовые пролиться слезы, к сердцу жгучей волной подступила ненависть к Рэндалу, способному на такую низость. Даже те, кто жили в замке, укрытые его стенами, не находили себе места от беспокойства, они знали, что к «хозяину» обращаться за поддержкой бесполезно, и пришли к Джулии, выслав в качестве своего представителя Ульрика. Но что она могла предложить ему и всем им? Только молиться о спасении.
Весь вечер слуги ходили по большому залу на цыпочках. Рэндал сидел, развалившись, за столом, жадно ел и пил, по своему обыкновению не думая о манерах и не стесняясь в выражениях. Джулия заставила себя проглотить несколько кусочков и сидела молча, размышляя о том, действительно ли стоит бояться нашествия и не избавит ли оно всех их от Рэндала. Хотя она очень сомневалась, что он вытащит из ножен свой меч и сразится с захватчиками; скорее, подумала Джулия, бросив осторожный взгляд на брата, набивавшего рот сладостями, он подожмет хвост и удерет быстрее оленя в лес. Густой Рингволдский лес тянулся на большое расстояние к северу от Фоксборна. Поговаривали, что это заколдованное место, где с человеком случаются непонятные вещи, хотя лес этот был так сумрачен и темен, что никто и никогда не осмелился пройти по нему.
После ужина Джулия ушла к себе и села поближе к слабо тлевшей жаровне. Напрягая глаза в тусклом свете сальной свечи, она записывала своим четким почерком все, что произошло в поместье – помимо отца Амброза, она была сейчас единственным человеком в Фоксборне, кто умел писать и считать. Она заносила на пергамент все, что может быть интересно отцу по возвращении, а также очень пригодится для отчета таможенным чиновникам нового короля. Джулия была уверена, что последнее, как всегда, ляжет на ее плечи.
Она перестала писать, задумавшись об отце и братьях. Как они там? Вестовых не было, а последний путник, который мог что-то сообщить, проехал больше трех недель назад. Ульрик попытался было на прошлой неделе поехать сам, но вернулся обратно, сообщив, что из-за проливных дождей река вздулась, и ему не удалось добраться до деревни Бродлоук. Погода и вправду вот уже десять дней стояла ужасная, с сильными бурями, проливными дождями и ветром, продувавшим замок насквозь. Но теперь Джулия надеялась, что река поднимется еще выше и защитит их от наступающего вражеского войска, хотя бы на эту ночь.
От усталости в глаза словно насыпали песка, Джулия опустила веки и помассировала шею. Бедро болело после побоев Рэндала, и ей с досадой подумалось, что рядом с уже побледневшими синяками появится еще один.
Заканчивался долгий день. В это время года было много дел – надо было подготовиться к зиме. Джулия была на ногах уже с рассвета, следя за засолкой свинины и говядины, за тем, какие яблоки, груши и сливы оставить на сохранение, а какие замариновать, за развешиванием в кладовой связок лука и чеснока, за тем, как служанки чешут и прядут состриженную овечью шерсть. Пряжу еще надо было покрасить, и Джулии необходимо было улучить время и набрать крапивы для окрашивания в зеленый и луковой шелухи – в желтый цвета.
Джулия вздохнула и, подняв глаза от пергамента, посмотрела на мать, спавшую, мирно посапывая, уже несколько часов. Может, доверить сбор целебных трав горячо любимой матери? Нет, вряд ли она справится, она боится собственной тени. Рэндал был не единственный в замке, кто распускал руки, он унаследовал этот порок от отца, и Джулия считала, что мать еще много лет назад сломалась, превратившись в свою печальную тень, говорящую шепотом и ищущую успокоения в одиночестве.
Можно, конечно, послать вместе с ней юного Эдвина; девятилетний паж, отданный на воспитание в замок в семилетнем возрасте отцом, лордом Леофвайном, братом короля, доказал свою смышленость и способность к тяжелой работе. Впрочем, больше и некого. Кроме Ульрика, нет ни одного мужчины – а уж у него-то дел по горло, – на кого Джулия могла бы положиться.
Много лет назад, когда ей исполнилось тринадцать лет и ее стали считать совершеннолетней, она мечтала выйти замуж за хорошего человека, избавиться от тирании, господствующей в доме отца, и стать хозяйкой собственного мирного дома при добром муже, который будет любить и уважать ее.
Но время шло, и постепенно стало ясно, что отец не собирается давать ей достойное приданое. Возможных претендентов на ее руку становилось все меньше, и вот уже три года не появилось ни одного, так что Джулии в ее двадцать два года ничего не оставалось, как смириться с судьбой. Она никогда не выйдет замуж.
Джулия отложила перо и, встав, наклонилась и выпрямилась, разминая затекшее тело. На поясе зазвенели тяжелые ключи. Джулия добрела до постели, с облегчением отстегнула их и сунула под подушку.
Сняв пояс и стянув через голову платье, она сбросила мягкие кожаные туфли, сдернула шерстяные носки и, задув свечу, залезла на широкую кровать под балдахином. Там она со вздохом прижалась к теплой спине матери.
Джулия уже уплывала в сон, когда вдруг откуда-то с луга под стенами замка донеслись пронзительные крики лис, показавшиеся ей ужасно похожими на человеческие. Джулия в испуге вздрогнула. Подумав снова о чужом войске, высаживающемся на берег, она еще глубже зарылась под одеяло. Что она может сделать против вооруженных солдат в доме, где полно женщин, детей и стариков? Вот если бы у нее был муж, он защитил бы и ее, и ее людей.
На шестой день после того, как Джулия увидела корабли, тихим утром она поднялась рано, расчесала свои светлые, отдававшие в рыжину волосы, кое-как заколола их и натянула отсыревшую одежду. Затем разбудила мать и Эдвина, зажгла огарок сальной свечи и пошла по винтовой лестнице вниз в большой зал. Кенвард трусил следом в надежде, что его выпустят на улицу.
Джулия весело поздоровалась с Этельред, которая резала бекон, и со служанками Хильдой и Гитой. Девушки крошили капусту и турнепс. Ульрик, гревший руки у огня, приветливо кивнул Джулии головой. Она открыла дверь и с минуту смотрела, как Кенвард, свесив розовый язык и взглянув на нее разок благодарным коричневым глазом, помчался по белому от инея лугу.
После молитвы утро покатилось стремительно. Джулия позавтракала беконом и ватрушкой с творогом, запивая элем, который отец привез весной из Гастингса.
Перед обедом она улучила момент и, бросив дела на кухне, пошла на задний двор, где выращивала лекарственные травы. Сидя на корточках, она принялась выдергивать сорняки и срывать траву, которая уже была годна к сушке. Розмарина и фенхеля уже почти не оставалось, лаванды тоже, и она стала рвать тысячелистник, пижму и ноготки.
День стоял хороший, ясный и тихий, голубое небо отражалось в голубых глазах, когда она смотрела вверх. В такой день, думалось Джулии, даже самый грустный человек почувствует надежду, а может и радость. Джулия прислонилась спиной к холодной, хотя и освещенной солнцем стене, отирая со лба пот, когда раздавшийся крик заставил ее привстать.