– Вы шутите, госпожа! – воскликнул Ульрик, глядя на обеих женщин широко открытыми глазами.

– Я не стала бы шутить такими вещами, Ульрик. Леди Джулия теперь жена норманнского рыцаря, которого зовут… – Леди Фредесвайд запнулась, пытаясь вспомнить, и вопросительно посмотрела на дочь.

Джулия фыркнула.

– У него отвратительное языческое имя – Фальк д'Арк. Он не дождется, чтобы я его так называла!

Ульрик скривился:

– Это наверняка незаконно.

– Остается надеяться, что законно. Подумай, какой будет позор, если леди Джулия родит ублюдка!

Джулия вывернулась из материнских рук и с горящими глазами выпалила:

– Попомните мои слова – если этот паршивый норманн посмеет вернуться живым с войны, он получит от меня кое-что похуже стрелы в ногу!

– Так вы что, замужем за тем, кого ранили? – удивился Ульрик. – За тем самым, который отрезал вам волосы?

– Вот именно, Ульрик, за ним самим. – Джулия потрогала свои короткие волосы. – Если он еще раз посмеет приставать ко мне, получит кинжалом в сердце!

– Я все понимаю, миледи, но не делайте глупостей. – Ульрик оглянулся на норманнских солдат, по-хозяйски расположившихся за столами, и понизил голос: – Говорят, этот Уильям настоящий палач, вешает каждого, кто не присягнет ему на верность. Страна упала ему в руки как колода карт. Старого порядка больше нет, мы под властью норманнов.

– Что ты такое говоришь, Ульрик! – запротестовала Джулия. – Выходит, я должна с радостью отдаться чужаку-убийце, нищему рыцарю? Погубителю наших родных и короля?

– Битва – это не убийство, миледи, и вам придется очень плохо, если вы не согласитесь со своим положением законной супруги. Никто не просит вас нежничать, со временем вы даже сможете использовать свое положение на благо Фоксборна.

Джулия сидела, молча, упрямо поджав губы. Леди Фредесвайд, чтобы ослабить напряжение, села за арфу и коснулась струн. Мало кто из женщин умел хорошо играть на арфе, а вот леди Фредесвайд, и она это знала, была одарена редким талантом. Мягкие, ясные звуки пронеслись по холлу, подобно журчанию воды, заставляя людей думать о чем-нибудь радостном.

Джулия сидела на полу около матери, положив ей голову на колени, и чувствовала, как музыка наполняет ее душу спокойствием и умиротворенностью. Слуги один за другим тихонько вошли в зал, чтобы послушать, и тогда Ульрик сделал знак отцу Амброзу, тот вышел вперед и начал молитву за упокой души господина и его сыновей.

Позже Ульрик отозвал Джулию и в темном углу кухни прошептал:

– У меня есть новости о Рэндале. Ходят слухи, что он в банде саксов, которую сколотили те, кто уцелел в битве. Кое-кто говорит, будто их лагерь в Рингволде.

– А Вулфнот? Ты что-нибудь о нем знаешь?

– Он тоже с ними.

– Но… что они могут сделать, Ульрик? Их кучка против тысяч.

Ульрик пожал плечами. – Все они кончат на виселице, попомните мои слова.

Наступили темные зимние дни. Норманны держали замок под полным контролем. Они часто посылали отчеты Фальку д'Арку и всякий раз получали ответ. Не осталось неучтенным ни одно пшеничное или ячменное зернышко, большая часть лошадей была отправлена в наступающую армию, а также все коровы и свиньи и половина овец – на прокорм норманнских солдат.

Были получены указания укрепить Фоксборн и начать копать защитный ров. Вилланы[4] скептически смотрели, как норманны вонзают заступы в зеленый луг, оставляя за собой темный грязный шрам. Работу вскоре пришлось бросить, потому, что земля замерзла.

Все снова пошло по заведенному порядку, и Джулии порой даже не верилось, что октябрьские события произошли на самом деле. Кольцо с пальца она сняла и вернула матери. Было трудно забыть, что где-то существует человек, который считается ее мужем, но Джулия очень старалась.

Каждый день она со страхом ждала, что он вот-вот вернется. Лично ей он ничего не передавал, и Джулия подозревала, что он нагрянет внезапно.

Склонившись над шитьем, она много думала о том, что случилось в день ее бракосочетания. Ей вспомнился поцелуй, глубокий и волнующий. Она не ожидала, что этот человек будет так… ласков. Он проник ей в душу и разбудил что-то такое, к чему прежде никто и не стремился. Может, это любовь? То самое радостное, головокружительное чувство, о котором говорится в балладах и сказках? Да нет! Скорее это просто похоть. Внезапно Джулия задумалась о том, почему муж не стал… Она покраснела и украдкой бросила взгляд на мать. Леди Фредесвайд сосредоточенно клала шов за швом, вид у нее был мирный и довольный.

Джулия украдкой провела пальцами по лицу, по груди… Интересно, что его оттолкнуло? Может, она уродливая? Дело в том, что Джулия никогда не видела своего отражения.

– Мама, как я вам?

Леди Фредесвайд перекусила нитку.

– В каком смысле?

– Ну, мое лицо… – нетерпеливо проговорила Джулия. – Оно красивое? Или нет?

Мать улыбнулась, глядя на разрумянившееся лицо дочери.

– Знаешь, девочка моя, ты самая прелестная девушка из всех, кого я когда-либо видела.

– Но я уже не так молода.

– Но и не стара. Я уверена, что твой муж тоже считает тебя прелестной.

Джулия фыркнула.

– Какое кому дело, что он там себе считает!

И все же ей было очень приятно услышать, что она не уродка, а почему приятно, она не задумалась.

В декабре начались приготовления к празднованию Рождества, хотя прежнего веселья не было, потому что многих из тех, кто должен был бы принять участие в празднике, уже не было на свете, и это наполняло души оставшихся грустью.

Ульрик, Эдвин и Альфред, пыхтя и жалуясь на тяжесть, притащили огромную колоду и уложили ее в очаг в большом зале. Колоде этой полагалось гореть двенадцать дней и ночей, наполняя дом столь необходимыми теплом и радостью.

Джулия с матерью помогли служанкам украсить зал гирляндами из веток падуба и омелы. Норманны, незваные чужаки, пригодились тоже – они вызвались нарубить в лесу дров для кухни и добыть какой-нибудь дичи. Вернувшись с охоты с добычей – оленем и пятью зайцами, они принялись веселить служанок французскими песнями и любезностями.

– Какой стыд! – с горечью проворчала Джулия, сидя с матерью у очага за вышиванием и бдительно следя за приготовлениями к праздничному ужину. – Вы видели, как Хильда и Гита флиртуют с норманнами? Так и подмывает надавать им пощечин!

Леди Фредесвайд слабо улыбнулась, лишь на мгновение оторвав взгляд от шитья.

– Они мужчины вдалеке от дома, а мы женщины без мужчин.

– Мама, вы что, считаете их поведение нормальным?

– Тебе еще многому надо поучиться, дитя. Господь создал мужчину и женщину, женщину он создал, чтобы любила мужчину.

– Фу, ерунда, какая! Господь создал мужчину, чтобы воевать… и… насильничать над женщинами, а не любить их!

Матери нисколько не хотелось спорить с дочерью, но она бросила на нее любопытный взгляд.

– Ты сегодня не в настроении, дочка. Может быть, ты…

– Что?

– Носишь дитя?

Джулия рассмеялась и тут же умолкла, наткнувшись на удивленный взгляд матери.

– Нет, мама, ничего такого.

– А как было бы хорошо, роди ты ребеночка. Может быть, когда твой муж вернется…

От леди Фредесвайд не ускользнуло, что Джулия как-то морщится всякий раз, когда об этом заходит разговор. Мало того, ее просто корежит.

– Фальк д'Арк не показался мне жестоким или бесчестным человеком. Это плохо, конечно, что тебе пришлось лечь с ним в такой спешке, но я уверена, со временем он станет хорошим мужем и… – мать понизила голос до шепота, – Это так чудесно – соединиться со своим мужем.

– Прошу вас, мама, я не хочу говорить об этом!

– Он, торопясь, сделал тебе больно, но этого больше не будет.

Мать говорила ласковым голосом, стараясь умерить страхи дочери. Но никакого страха Джулия не испытывала. Отложив вышивание и поднявшись на ноги, она хлопнула в ладоши, привлекая внимания всех, кто находился в зале. Бросив лютню Эдвину, барабан Альфреду, сама она взяла пару колокольцев, и все трое завели веселую мелодию. И вот уже служанки хлопают в ладоши и подпевают, бросая игривые взгляды на норманнских солдат, стоящих за спиной Джулии.