— Мне это совершенно неинтересно, — буркнул Роман и ничком повалился на кровать, уткнувшись лицом в приятно пахнущую подушку. — А ноутбука у тебя, значит, нет?

— Нет, — Рита произнесла это почему-то с легким отвращением, потом плюхнулась на кровать рядом, и Савицкий сразу же ощутил, как по его спине скользнули осторожные прохладные пальцы. — Господи, Ромка, какой ужас! Это после «Дворца», да? — ее пальцы поднялись выше. — А с головой у тебя что?! Это еще откуда?!

— Денис открыл мною дверь, — Роман поморщился в подушку и чуть дернул головой. — Не трогай!

— Хорошо, — пальцы тотчас исчезли, потом снова тронули спину, и Рита горестно сказала: — У тебя, наверное, все болит… Ромка, да на тебе живого места нет!

— Одно живое место есть, но сейчас я не расположен тебе его показывать.

— Все шутишь… — Рита соскочила с кровати и убежала в ванную, крикнув на бегу: «Я сейчас!» — таким тоном, будто боялась, что Роман, оставшись без присмотра, непременно тут же улизнет. Он перевернулся на бок и рассеянно посмотрел на бледно-зеленые с золотинкой обои, слушая, как Рита гремит чем-то в ванной. Думать надо, думать… Денис сказал, что его можно изменить. Сказал, что делает все это, потому что закончен… то есть, потому, что книга закончена. Но Денис ли это? Кто это на самом деле?

Иногда мне кажется, что этот человек уже не был моим братом…

Дело не в том, как. Дело в том, почему? Какую цель оно преследует? Подогнать всю реальность под книгу? Но под книгу Риты или под свою собственную? Ту, которая так и не была написана. И люди — главное люди. Только дважды он приходил просто так — в лесу и на мосту ночью. Обычно он всегда приходит за кем-то. И за каждым в свою очередь. Но почему Толька? Его не было в книге… Неужели он действительно его затянул — так же, как он на пару с Ритой, возможно, затянул Нечаева? Но если это так, то не получится ли, что к концу действа в книгу Риты угодит весь город? Город, который Денис так ненавидит… да и Рита его тоже не очень любит… вернее, тех, кто живет в нем. Люди, которых она звала на помощь, сбежали, отец умер в оживленном парке, все без исключения друзья мужа знали, что он ее избивает, но никто не вмешивался даже, когда это происходило у них на глазах. Нет оснований не верить покойному Гельцеру, столь затейливо поплатившемуся за то, что вздумал шантажировать писательницу. Ох, не злите писателей, а то как понапишут про вас… Ладно, это лирика, но непонятно, почему Денис посодействовал сестре в убийстве, но был против, чтобы она ушла от мужа? Опять же, нет оснований не верить Гельцеру. Впрочем, особой загадки тут нет… Лозинский, сучонок, не хотел, чтобы Рита уходила от Горчакова. Он хотел, чтобы она его убила. Сорвалась, в конце концов, и убила. Ему нужен был хороший соавтор. Тот, кто знает, что это — убить человека. Ведь сам-то он хорошо это знал. А эти три убийства в его тетради — судя по словам Риты, именно те, о которых рассказывал Нечаев. Убийства годичной давности. Роман почувствовал легкий холодок, подумав, что Денис вряд ли подсмотрел эти убийства. Он сам убил этих людей. Убил — и написал про это. А Рита изменила имена и фамилии его жертв, потому Денис воспроизвел и эти убийства, а не пропустил их. Он действительно цепляется к фамилиям. И, возможно, тогда, десять месяцев назад с третьей жертвой что-то пошло не так… Что там говорил Валерка? Продавщица из ларька… резаная рана, следы чужой крови… свитер, с нее сняли свитер. Возможно, свитер забрал сам Денис, потому что был ранен. Чего только не таскают в своих сумочках девчонки, работающие допоздна!.. Что, если она успела ткнуть его ножом? Он перевязал рану и отправился домой — быстрее, описать то, что произошло… и умереть. Умереть ради своей чертовой книги!

Что-то вдруг вспыхнуло в его памяти, мощный направленный луч высветил лицо — такое знакомое лицо, и Роман даже сел на кровати, глядя перед собой невидящими глазами — сейчас внешний мир исчез, и он смотрел мысленным взглядом — в глубину своей памяти. Вот почему, когда он впервые увидел Риту, то подумал, что где-то уже ее встречал. Он встречал не ее — он встречал ее брата. Что бы там ни говорила Рита о том, как изменился брат, что бы ни говорил Нечаев, той ночью Денис был отчаянно похож на нее. Просто невероятно, насколько иногда могут быть похожи мужчина и женщина. Короткая русая бородка, успевшая отрасти с того дня, как он изображал свою сестру, не скрывала этой схожести. К тому же, в ту ночь он не играл. Денис умирал и, вероятно, догадывался об этом — тот худощавый, смертельно бледный парень, свалившийся на пол в трамвайном салоне в ту ночь, когда Роман возвращался домой. Тот, кому он помог тогда подняться и выйти на остановку, тот, который, когда Роман предложил вызвать «скорую», умчался так, будто за ним гнались демоны. Конечно, ему было не до «скорой». Он торопился к своей книге. Он хотел успеть написать следующую главу.

…Получается, что меня он знает?

…Думаю, да. И, наверное, не с худшей стороны.

Савицкий неожиданно засмеялся — сначала тихо, потом все громче и громче — да так, что снова повалился на кровать. Чудовище, превратившее его жизнь в кошмар, весьма своеобразно пытается выказать свою благодарность. Увидело, узнало и умилилось. Дало отсрочку и сделало главным героем, отчего все повествование полетело кувырком — ведь изначально оно все рассчитало на Спирина, сведя все нити сюжета к нему. Царский подарок, Денис или кто ты там, царский! Из «книги» не отпустил, но дал пожить и даже охранял… да вот только взбесился, когда он закрутил с его сестрой. Что это — братская ревность? Нет, чушь собачья! Разве это может ревновать?

— Что случилось?! — испуганно спросила Рита, выскакивая из ванной с охапкой каких-то флакончиков и баночек в руках, и Роман перестал смеяться, сел и покачал головой.

— Ничего. Просто я понял, почему еще жив.

Рита уронила флакончики на кровать, села и вопросительно посмотрела на него.

— Рит, я бы не хотел тебя пугать…

— Ты всерьез полагаешь, что меня еще чем-то можно напугать? — она криво улыбнулась. — Есть только одно, что… — Рита прикусила губу, потом сдернула с головы полотенце, встряхнула мокрыми волосами, и в сине-зеленом под веками суматошно замелькало нечто нетерпеливое, почти кричащее: «Давай, давай, рассказывай!» — и противиться этому было бессмысленно. Он вкратце рассказал ей свои догадки, а также то, что Денис говорил ему возле Тарасовки, и Рита несколько минут сидела молча, потом глухо сказала:

— Я не находила в его квартире никаких женских свитеров. Но в ванне определенно что-то жгли. Если это так… зачем ему избавляться от него, если он…

— Возможно, он все-таки надеялся, что выживет, — Роман пожал плечами. — Ведь до конца книги было так далеко… Закончил главу, все спрятал, обставился, будто ограбление… и только потом, наверное, хотел вызвать «скорую», а сил уже не хватило. Хватило лишь на то, чтобы кричать… Соседи слышали, но никто не отреагировал.

— Это ведь была не первая книга, — Рита прижала ладонь к губам. — Он… получается он… то и дело… а потом об этом…

— Возможно. Тем более, что, судя по твоему рассказу, убивать он начал очень давно… Ты говорила, Денис часто уезжал. Уж не за этим ли? Если бы он все проделывал в Аркудинске, это было бы слишком рискованно для него.

Рита сникла, тщательно разглаживая на коленях свой цветочный халатик.

— Господи, почему он родился? — шепнула она. — Зачем мы оба родились?

— Зачем ты все это принесла? — Роман кивнул на флакончики, после чего театрально болезненно поморщился, решив, что внимание девушки нужно спешно переключить на что-нибудь другое. Ему нужно было думать, но когда думаешь и утешаешь одновременно, получаются не думы, а черт знает что! А когда она так сникала, не утешать ее было невозможно. «Раскис я что-то, — раздраженно подумал Савицкий. — Жить, возможно, всего ничего осталось, нужны активные бесстрастные действия, а меня постоянно сносит на сентиментальности! Может, сказать ей, чтоб катилась в другую комнату? Не могу я на нее смотреть постоянно!»