Я доверял этому человеку. Если бы он не поделился со мной своим предположением о том, что мы находимся в Японии, несмотря на то что об этом никто не говорит, наверное, я почувствовал бы себя более одиноким и беспомощным.

Мино-кун стал больше обращать внимание на ту информацию, что получал от своей странной младшей сестры. В глубине души он боялся, что, если взрослые узнают об удивительных способностях его сестры, их мать сможет укрепить свои позиции, и тогда они надолго останутся в этой секте. По этой причине он старался скрывать от взрослых то, что говорила ему Тии, хотя это было очень непросто. Я решил во что бы то ни стало спасти их. Однако я не знаю, расценили ли они сами это как спасение. Ведь их родители, возможно, и отец тоже, изначально были в той секте. Должно быть, их рана и отчаяние были гораздо глубже моих.

То, что Мино-кун сделал для меня, тот благородный поступок, как мне кажется, нарушил его собственное равновесие и равновесие его сестры. И пусть это равновесие было фальшивым, на том временном отрезке оно было для них настоящим и несомненным. После все изменилось. Однако Мино-кун сам пожелал пойти на это, пусть даже потому, что хотел спасти меня и Тии. И вот именно этот акт любви позволяет ему до сих пор так искренне и лучезарно улыбаться.

Я сосредоточенно брел по лесу, размышляя только о маме и словах Мино.

Думаю, очень многие считают, что, освобождаясь от гипнотического сна и идеологической промывки мозгов, человек словно просыпается и в голове его все проясняется. На самом деле это не так. На тебя обрушивается невероятная слабость, и ты чувствуешь себя каким-то потерянным и жалким. Такова действительность. У меня было ощущение, что ничего хорошего впереди уже не будет. Это продолжалось довольно долго, и все же я отчаянно шагал по той темной горной дороге. Я был решителен и сосредоточен, чтобы удержать самого себя в руках и не рассыпаться на части.

Вскоре я увидел какой-то свет, и мое сердце учащенно забилось. Мне казалось, что голова вот-вот расколется от боли. Я с трудом выносил ощущение разом обрушившегося на меня груза всех страшных историй, которые приходилось слышать до этого. Но я продолжал идти. Я словно выкатился на свет. Я не понимал, что это за место, но там было пространство, огороженное забором, и мне показалось, будто оттуда что-то прекрасное пристально смотрит на меня. Я, шатаясь, побрел к забору. Там была небольшая конюшня. Пять лошадей, выстроившись в ряд, смотрели в мою сторону. Завидев меня, лошади ничуть не испугались и не взбунтовались, а глядели на меня в упор. Их черные глаза и лоснящаяся шерсть окончательно успокоили меня. Я протянул к ним руку и попробовал прикоснуться. Я не боялся, что меня укусят. Просто они были настолько красивы, что я посмел только легонько дотронуться. Я ощутил теплоту их кожи, животный запах и приятную на ощупь шерсть, и на глаза навернулись слезы. Не знаю, о чем думали обладатели этих глаз, смотрящих на меня, но их глаза были чисты и красивы, как озеро, и казалось, в них можно утонуть.

Думаю, я всю жизнь буду благодарен лошадям.

Своими дикими глазами они вернули меня самому себе и привели в норму.

Я окончательно пришел в себя и огляделся вокруг. Да, это был небольшой конный клуб. Я постучал в дверь дома. Внутри находились члены клуба, вместе с хозяевами они пили кофе и весело болтали. Заметив меня, они словно обомлели. Однако хозяйка, по-видимому, сразу же смекнула, что со мной произошло что-то серьезное. Она пригласила меня войти, усадила на стул в углу и налила кофе. Кроме аромата кофе я почувствовал материнский запах от этой женщины. Это был невероятно приятный запах, исходящий от настоящей матери, которая всегда думает о своем ребенке и не сводит с него глаз. Меня захлестнула такая тоска и ностальгия, что я не смог сдержать слез.

"Вы же японцы, да? Это на самом деле Япония? Прошу вас, пожалуйста, сообщите в полицию. Я сейчас даже не помню, как меня зовут. Меня похитили", — рыдая, повторял я одни и те же слова.

Потом члены клуба сообщили, что знают меня и видели мою маму по телевидению, и хозяин тут же позвонил в полицию.

"Все подробности потом", — с этими словами хозяйка подала мне кари.

В тарелке было много крупных кусочков мяса, и это тоже навеяло нежную тоску. Там, в коммуне, есть мясо строго запрещалось.

Так я вспомнил, что живое существо, которое зовется мамой, это женщина, которая в любой ситуации первым делом старается отогреть замершего и накормить голодного. Я вспомнил это живо и совершенно отчетливо. Мне хотелось плакать, но слез не было. Постепенно шаг за шагом моя душа раскрывалась.

Мы подошли к школе, и на время, пока я разговаривала со сторожем, Накадзима прервал свой рассказ.

Потом, проходя через маленькие ворота, я впервые спросила:

— Когда ты вернулся домой, вы с мамой сразу же уехали в тот дом у озера?

Накадзима кивнул. Скорость его речи понемногу утихала.

— Мне уже вот-вот должно было исполниться десять лет, но, несмотря на это, после моего возвращения мама каждую ночь спала вместе со мной и крепко обнимала во сне. Потом еще месяца три, просыпаясь утром, она смотрела на меня и рыдала. Даже закрыв глаза, я ощущал ее взгляд на своем сонном лице. Я хорошо помню то давящее чувство. Я знал, что, открыв глаза, увижу перед собой мамино заплаканное лицо, и поэтому подольше притворялся спящим. Поверь, это было очень тяжело. Определенно тяжелее, чем тебе сейчас выносить теперешнего меня "с приветом". Это было настолько невыносимо, что мой отец не выдержал и ушел от нас, — улыбнулся Накадзима. — Я переживал, что мама окончательно лишится рассудка, и умолял ее обратиться к врачу. Хотя в реальности все было обставлено так, будто только я один посещаю консультации, мы посещали доктора вместе. Однако мама по-прежнему старалась как будто защитить, закрыть меня своим телом, когда к нам приходили из СМИ взять интервью. Она говорила, что мы должны наверстать упущенное время, и мы вместе, иногда даже с отцом, посещали различные места. Например, парк аттракционов...

Первое время мое лицо ничего не выражало и, чем бы я не занимался, оставалось одинаково строгим. Просто так я всего лишь умело скрывал свои чувства. Меня постоянно переполняли разные мысли, но я ни в коем случае не позволял им выйти наружу. Однако с каждым днем шаг за шагом я все больше отогревался и оттаивал. Я снова очень полюбил свою маму и постепенно пришел в себя. Я прекрасно помню тот процесс перерождения. Так, после того как все немного утряслось, врач посоветовал нам пожить какое-то время в тишине и покое, и мы поселились на берегу того самого озера.

Я подумала, что именно из-за того, что ему довелось пережить, Накадзима твердо решил для себя, что все и всегда будет делать сам, не желая никого обременять.

Накадзима тем временем продолжил свое повествование.

— Нельзя сказать, что со мной там исключительно плохо обращались. Отнюдь. Из меня старались создать супер-человека, и в каком-то смысле все были очень добры ко мне. Еда, полная даров моря, всегда была вкусной. У меня были друзья, с которыми мы каждый день играли, и было довольно весело. Но в то же время о тех взрослых людях, что были в коммуне, можно сказать, что это была некая однородная масса. Среди них не было такого человека, который, подобно маме, был бы окрашен в детском сознании богатой палитрой чувств.

Я на себе узнал, что рационализм и самообладание не имеют ничего общего с однообразием и спокойствием. Это совершенно разные вещи. Однообразие — это такое состояние, когда ты теряешь себя и становишься покорным и безвольным.

Мамина любовь, которая сразу же поглотила меня после возвращения домой, была для меня чем-то вроде чересчур пряного супа, вкус которого ощущается глубоко в организме. Поток ее чувств воспринимался мною как безразмерная мешковатая одежда с множеством лишних складок, в которой жутко неудобно.

Однако мне кажется, что в результате мама из-за меня рассталась с отцом и сократила себе жизнь. Это ощущение отнюдь не является каким-то антинаучным доводом, а представляется мне чрезвычайно естественным. Ее ранний уход из жизни стал последствием невероятных усилий и энергии, затраченных на то, чтобы вернуть меня. Мне кажется, что это была как раз та часть, которую она отняла от собственной жизни. Я и сейчас думаю, что мама тратила свои силы, зная об этом.