– Неправда, я была с вами самой собой. Мне не нужно было кого-то из себя изображать или подстраиваться под вашу точку зрения. Я говорила, что думала, и поступала, как подсказывала мне совесть. И даже вопреки тому, что мы с вами очень разные, вы заинтересовались мной. Вы провели со мной весь сегодняшний день. Вы поцеловали меня.

– Это было до того, как я узнал вашу истинную сущность, – сказал Малколм.

– Вы отказываетесь меня понимать, потому что сердитесь, – возразила Джанин. – Но если будете честны с собой, то не сможете не признать, что нас связывает некая невидимая нить.

– Если то, что вы говорите, и было правдой, то вы сделали все, чтобы эту нить порвать. Моя жена в свое время преподала мне отличный урок о двуличности женщин. Вы, как нельзя лучше, его подтвердили. Третьего раза не будет, так и знайте!

– В таком случае, мне жаль, что вы неверно усвоили урок.

– И как же, по-вашему, будет верно?

– По одежке только встречают.

Малколм одарил Джанин ледяным взглядом, от которого по всему ее телу побежали мурашки.

– Прекратим этот ненужный разговор! – резко бросил Малколм. – Я думаю, самым лучшим для вас будет собрать вещи. Завтра утром мой шофер отвезет вас в аэропорт, к первому рейсу на Нью-Йорк.

И хотя у нее почти не оставалось сомнений, что именно так все и будет, ее будто ударили под дых. Неимоверным усилием Джанин сдержала наворачивающиеся на глаза слезы.

– Замечательно. Я немедленно начну складывать вещи.

Малколм вышел из комнаты, не говоря больше ни слова. Что ж, его тоже можно было понять. После такой семейной жизни удивительно, что человек вообще остался вменяемым. И с определенной точки зрения он был совершенно прав. Правда, и она, Джанин, тоже была по-своему права. Но поскольку хозяином положения в данной ситуации оказался Малколм, пострадала противоположная сторона.

Ладно, если бы она просто лишилась работы. В конце концов, новую с ее-то рекомендациями будет найти не так уж сложно. Самое ужасное, что она уезжала с разбитым сердцем. Джанин полюбила Малколма, и ей была невыносима сама мысль о том, что завтра она уедет и больше никогда его не увидит. Сила ее любви была столь огромной, что любая, даже самая неистовая гроза показалась бы мелким моросящим дождиком по сравнению с тем, что творилось в душе Джанин.

На следующее утро Малколм зашел в комнату леди Элизабет. Уже стуча в дверь, он старался, чтобы тетя поняла, как он раздражен. Когда услышал приглашение, он вошел и был поражен безмятежным видом, с которым эта достойная дама расположилась за маленьким круглым столиком и пила утренний чай. Как она может сидеть как ни в чем не бывало, когда все благополучие семьи трещит по швам! Если только известие об очередном увольнении няни выйдет за пределы замка, его будут неделю смаковать в местных газетах. А то еще, не дай Боже, о ней не побрезгуют написать и в столичной прессе, придумав нелепейшие объяснения всему происходящему. И во всех бедах виновата исключительно леди Элизабет, которая сидит и умиротворенно попивает чай.

Но не успел Малколм начать свою обличительную речь, как леди Элизабет обратилась к нему нарочито светским тоном:

– Здравствуй, Малколм. Ты уже слышал новость о своей сестре?

– Какую новость? – спросил он, застыв в дверях.

– Она беременна.

Малколм привалился к косяку.

– Вот черт! Теперь понятно, что за загадочная болезнь мучает ее последнее время.

Джанин предупреждала его, что, если игнорировать желания подростка, тот только из чувства противоречия может поступить по-своему. И попала в самую точку.

– Вы узнали у Мэрианн, кто он?

Леди Элизабет невесело рассмеялась.

– С таким же успехом можно попытаться это выяснить у мраморной статуи.

– Как отец воспринял известие?

Она усмехнулась.

– Так, как этого можно было от него ожидать: рвет и мечет. Он сам себя загнал в угол, поскольку очевидно, что все это следствие его неправильного к ней отношения. Но он ни за что этого не признает. Поэтому ему остается только вставать в позу и заявлять, что отныне Мэрианн ему не дочь.

– Да… я обязательно поговорю с отцом об этом. – Новость заставила Малколма на несколько минут забыть о цели своего визита, но только на несколько минут. – Однако сначала я хотел бы побеседовать кое о чем с тобой, тетя.

– О чем же? – Леди Элизабет была сама невозмутимость, что очень злило Малколма.

– Няня, которую ты нашла, оказалась неподходящей. Мне пришлось ее уволить.

– Неужели?

Это уже явная издевка, подумал Малколм. Уж кто-кто, а тетя всегда в курсе всего, что происходит в замке. Но, тем не менее, он не высказал этого вслух.

– Да, это так. И когда ты будешь искать замену, постарайся получше изучить кандидатуру. Возраст ее не должен быть меньше пятидесяти лет.

– Если мне не изменяет память, ты сам выбрал ее и позвонил мне в Нью-Йорк, чтобы я все проверила на месте. Что я и сделала, – по-прежнему спокойно ответила леди Элизабет.

– Значит, в следующий раз проверяй тщательнее, – заявил Малколм, подчеркнуто игнорируя ее первую фразу.

Леди Элизабет внимательно посмотрела на племянника.

– Судя по твоему рассерженному тону и порывистым жестам, ты понял, что она гораздо красивее, чем желает казаться.

– Так ты знала?

– Еще бы мне не знать! Я же общалась с ней в Нью-Йорке, когда она еще не носила эти жуткие очки. И прическа у нее тогда была совсем другая. А ты-то как об этом узнал?

– Мне попался в руки ее фотоальбом. Она же настоящая фотомодель. Говорит, что затеяла весь этот маскарад для того, чтобы оплатить счета за лечение матери.

– Чистая правда, – подтвердила леди Элизабет.

– Откуда тебе это известно?

– Я наводила справки о ее семье.

– Почему же мне ничего не сказала?

– Ты не спрашивал.

Но у Малколма назрел более важный вопрос.

– Тогда почему ты вообще одобрила ее кандидатуру, если она не отвечала требованиям, которые выставил отец.

– Она отлично подходила тебе. А твой отец никогда не понимал таких вещей.

– И я не понимаю.

– Конечно, не понимаешь. Когда в агентстве мне дали досье еще нескольких женщин, мне сразу понравились отличные рекомендации Джанин. Я решила навести справки и узнала, что она работает для того, чтобы помочь матери. Это меня тронуло. Ну а когда я встретилась с ней лично, у меня не осталось никаких сомнений.

– Но Джанин же столько времени нас всех водила за нос!

– Нет, мой друг, если она и водила кого-то за нос, то исключительно тебя. Я все знала с самого начала, а остальным просто не было до нее никакого дела.

– Она лгала! – сказал он, повысив голос.

– Нет. Ты видел то, что хотел видеть. А ты влюбился в нее, разглядев красоту ее души.

Глаза Малколма сверкнули.

– Я – Малколм Ульрих Дориан Алан Корнби Макензи! И я не мальчишка, чтобы влюбляться!

Но слова тети уже пробили брешь в панцире, которым он прикрывался от правды. Джанин говорила ему вчера то же самое, но он был слишком взбешен, чтобы вдуматься в ее слова. Теперь же от своих чувств было не скрыться.

Он действительно целовал ее. Он действительно хотел ее. Он чувствовал, что ему необходимо быть с ней, когда во что бы то ни стало решил вчера найти Джанин в городе. И хотя старался не думать об этом, он даже без подтверждения леди Элизабет знал, что все то, что говорила Джанин о своей больной матери, – правда. Но влюбиться? Нет, он не мальчишка!

Малколм покачал головой.

– Ты ошибаешься.

– Малколм, – тетя посмотрела на него с жалостью, – ты же сейчас занимаешься тем, против чего так отчаянно выступаешь: лжешь. Причем, что хуже всего, не кому-нибудь, а себе.

– Это Джанин лгала мне. Подумать только, я же хотел жениться на ней!

– Ага! Так я и подозревала. Ну, если ты до сих пор не можешь признаться себе в том, что любишь ее, то ты круглый дурак, племянничек, извини уж за прямоту. И я умываю руки.

– Но я собирался это сделать из сугубо практических соображений.