Монти не так легко было заставить отступиться. Идея ему понравилась. Мысль о том, что можно провести финансовую операцию, нашла отклик в его душе. Прежде это не приходило ему на ум.

— Как, по-твоему, сколько золота она отвергнет с презрением? — спросил он пытливо. — Две тысячи фунтов?

Реджи вытаращил глаза. Слышать, как подобную сумму упоминают между прочим, невыносимо. Он давно знал Монти и так привык к нему, что порой забывал, до чего тот богат.

— Две тысячи? Шутишь, наверное?

— Да нет. Хотя, к сожалению, ты прав, — добавил Монти, когда первая вспышка энтузиазма угасла. — Мы понапрасну сотрясаем воздух.

В глазах Реджи Теннисона вспыхнул странный огонек. Нос задергался. Он нервно схватил сигарету.

— Постой-постой, — сказал он. — Дело, кажется, сдвинулось с мертвой точки. Появились кое-какие нюансы. Но давай до конца определимся. Ты это серьезно, насчет двух тысяч?

— Какой разговор!

— То есть человек, который добудет Микки Мауса, получит это колоссальное вознаграждение?

— В ту же секунду. Подумаешь! Перси Пилбем заработал тысячу фунтов за то, что взял меня в свое сыскное агентство. А тут вопрос жизни и смерти.

Реджи глубоко вздохнул.

— Хорошо, — сказал он. — Выписывай чек на имя Реджинальда Теннисона.

Монти плоховато соображал.

— Разве мышь у тебя?

— Конечно, нет.

— А зачем ты сказал, что у тебя?

— Я этого не говорил. Но скоро будет.

Реджи нагнулся вперед. Еще прежде, на ранних этапах беседы, он огляделся по сторонам и убедился, что в курительной, как обычно бывало в этот час, кроме них нет ни души, тем не менее он понизил голос. Понизил до такой степени, что Монти ничего не слышал, кроме сплошного гула, в котором, ему показалось, он уловил слова «Мейбл Спенс».

— Говори громче, — попросил он. Реджи заговорил более внятно.

— Итак, старина, если хочешь знать, я стою на распутье. Ты знаком с Мейбл Спенс?

— Естественно.

— Я ее люблю.

— И что?

Реджи обиделся, но решил продолжать, опуская комментарии.

— Я люблю Мейбл, но примерно через сорок восемь часов наши пути разойдутся, она отправится в Голливуд, а я — в Монреаль. И вот, я спрашиваю себя: «Ехать мне в Голливуд вслед за ней либо двигать в Монреаль?». В Монреале я, скорее всего, зачахну от тоски, а в Голливуде — окажусь с пятью фунтами в кармане и абсолютно без перспектив. Еще две минуты назад, — разоткровенничался Реджи, — я бы поставил сотню к восьми против Золотого Запада. Любовь — любовью, а кушать-то надо, верно?

Монти сказал, что вполне может быть. В его теперешнем состоянии полного душевного смятения он плохо себе представлял, что настанет такая пора, когда кусок вновь пойдет к нему в горло, однако он допускал, что некоторые не прочь покушать.

— Но то, что ты сказал, — продолжал Реджи, — меняет весь расклад. С парой тысяч в загашнике я смело могу отправляться на Запад. Фуксия мне как-то рассказывала, что в Голливуде можно снять комнату за восемь долларов в неделю, а за пять взять напрокат поддержанный автомобиль и, если играть в карты с умом и почаще ходить на коктейли, то прокормишься одними закусками. Черт побери, две тысячи фунтов мне, небось, пришлось бы зарабатывать лет двадцать!

Монти интересовали не столько жизненные проекты собеседника на два ближайших десятилетия, сколько метод, каким он рассчитывает проложить себе путь в Калифорнию. Он вернулся к сути вопроса.

— Реджи, ты в самом деле достанешь мышь?

— Конечно.

— Но как?

— Запросто. По всей вероятности, Фуксия держит ее в своей каюте.

— Ты хочешь сказать, что пойдешь туда и поищешь?

— Именно. Плевое дело. Обернусь за десять минут.

Уже не впервые Монти Бодкин оказывался в роли капиталиста, вербующего себе подручных для грязной работенки. Не так много недель минуло с того дня, как в курительной Бландингского замка он нанял Перси Пилбема, частного детектива, и дал ему поручение похитить рукопись знаменитых мемуаров высокородного Галахада Трипвуда. Он задумчиво закусил нижнюю губу совсем не оттого, что идея поражала странностью и новизной, а оттого, что любил Реджи и испытывал примерно те же эмоции, как если бы тот ему сообщил, что собрался войти в клетку к тигру.

— А что если она тебя застукает? — спросил он, приходя в ужас от картины, которая при этих словах возникла в воображении.

— Ой! — сказал Реджи. — Мне это тоже приходило в голову. Фуксия во гневе опасна. Да-да, этот аспект нельзя упускать из виду. Я тебе вот что скажу: пойду-ка я пройдусь по палубе и тщательно обмозгую эту сторону вопроса.

Сегодня днем Монти уже приходилось сокрушаться по поводу медлительности Альберта Пизмарча, однако по сравнению с Реджи стюард, несмотря на одышку и мозоли, действовал просто молниеносно. Наверное, пройдут долгие часы, думал Монти, прежде чем в дверях курительной вновь объявится знакомый силуэт.

Но Реджи вскоре реабилитировал себя, полностью очистившись от подозрений. Он задержался отнюдь не потому, что парил в облаках или точил лясы с пассажирами.

— Полный порядок, — сказал он. — Я поговорил с Фуксией. Все улажено.

Монти смутился:

— А зачем ты с ней говорил?

— Такова стратегия, дорогой мой, — ответил Реджи скромно, но гордо. — Я представился твоим поверенным. Сказал, что ты меня уполномочил предложить за мышь сто фунтов.

Монти смутился еще сильнее. Видимо, его друг вообразил, будто совершил блестящий дипломатический маневр. В его показном самодовольстве было что-то обескураживающее.

— Какой в этом смысл, черт побери? Наверное, хохотала как безумная?

— Да, это ее повеселило. Она объяснила, что дело не в деньгах, я тебе и раньше говорил. Ей нужна, сказала она, работа для Амброза, и она не отступится, пока не получит свое. Я притворился, будто она меня убедила, а под конец — в этом, собственно, и заключалась хитроумная уловка — говорю: «Ладно, послушай, почему бы тебе самой не встретиться с Монти и не обговорить это лично?» А она ответила, что ничего не имеет против — сегодня вечером в десять ноль-ноль.

— Но…

— Итак, вы сегодня встречаетесь.

— Да, но, черт возьми… Реджи выставил руку.

— Понимаю, что тебя гложет. Как бы Гертруда вас не застукала. Верно?

Монти согласился, что это так.

— Не беспокойся. Не думай, что я про это забыл. Я устроил все так, что риск практически равен нулю, — вы встречаетесь во втором классе, на прогулочной палубе. Не забудь время, будем действовать синхронно. Десять ноль-ноль.

— На прогулочной палубе, — задумчиво повторил Монти. — Может, и пронесет.

— Само собой, пронесет. Ну посуди сам, что делать Гертруде во втором классе? Зачем пассажирам из первого там гулять? Не вижу ни малейшей опасности. В десять ты встретишься с Фукси на прогулочной палубе — она сделает вид, что голова болит, и отпросится у Амброза пораньше спать, — и задержишь ее минут на пятнадцать, мели любой вздор, лишь бы убедительно. А я тем временем аккуратно прочешу каюту и найду мышь. По логике, нам известно, что она где-то там, и в каюте не так много укромных уголков, куда поместится средних размеров Микки Маус, так что дело, можно сказать, в шляпе. Ну что, есть изъяны в данном сценарии?

— Ни одного.

— По-моему, тоже. Верные деньги. Повтори-ка, мне это приятно слышать, — ты дашь…

— Две тысячи фунтов.

— Две тысячи фунтов… — прошептал Реджи, растягивая слоги.

— Что за вопрос? Конечно, дам.

— Не говори ты просто «дам»! Лучше лишний раз произнеси: «две тысячи фунтов». Это звучит словно чудесная музыка. Понимаешь, с двумя тысячами в Голливуде я любого заткну за пояс.

— Любого?

— Ну да. Меньше чем через год у меня появится собственный дом. Две тысячи фунтов! А ты не мог бы это напеть? Хочется послушать, как будет звучать в виде песни.