— Ну, хотя бы цел, на составные части не разобран, — прокомментировал Пэки. — А где следы зубов — незаметно. Может, ваш папа растерял боевой задор?
— Он какой-то, как в дурмане. Интересно, что там произошло?
Джейн громко окликнула Блэра, и романист грядущего, наконец узревший ее, двинулся к ним, заплетая ногами, не то как человек, испытавший жестокое душевное потрясение, не то как человек, получивший удар под дых.
— Ну? — накинулась на него Джейн. — Ну как?
— Послушай… — Блэр заморгал.
— Что случилось?
— В общем, вошел я…
— А дальше? Дальше?
— Увидел твоего отца…
— Вряд ли его можно проглядеть, — вставил Пэки, — номер обычных размеров. Я тоже, как вошел, сразу увидел вашего папу, отчетливо так. Ну, как там у него дела с простыней? Продвигаются?
— Да замолчите вы! — прикрикнула Джейн не хуже папы-сенатора, что могло бы заинтересовать ученого, исследующего вопросы наследственности. — Блэр! Прекрати наконец мямлить и заикаться, и скажи толком, что случилось?
Огромным усилием воли Блэр взял себя в руки.
— Вхожу я, а он стоит посреди комнаты, и не успел я слова вымолвить, как он рявкнул: «Честный? Не пьяница?»
— Честный? Не пьяница? — пискнула Джейн.
— А что? — не удивился Пэки. — Вполне естественный вопрос отца потенциальному зятю. Обычная формальность.
— А ты что ответил?
— Ответил: да — не пьяница.
— И ответ как будто бы правильный, — дал оценку Пэки.
— А потом он спросил, умею ли я заботиться об одежде. Я ответил — да, умею. И тогда он говорит: «Н-да, на вид неказист, но временно взять можно». И вдруг я обнаружил, что твой отец нанял меня в камердинеры.
— Что!
— Как раз то, на что вы надеялись, — заметил Пэки. — Сами же говорили, хорошо бы, если б ваш папа дал Блэру работу. Мечта стала явью! Мальчик выбился в люди!
Джейн сражалась с огорчением.
— Блэр! Почему же ты не объяснил?..
— Не успел. Зазвонил телефон, он велел мне взять трубку. Звонила та самая миссис Гедж, к которой вы едете. Из вестибюля. Хотела с ним встретиться. Ну, он велел мне уйти, и я ушел.
Новая информация на минутку отвлекла Джейн от животрепещущего вопроса.
— Миссис Гедж? А ты уверен?
— Вполне.
— Интересно, зачем это она сюда прикатила? Надо пойти спросить у папы, — задумалась она, но тут же отмела эту тему.
— Что же ты, так взял и ушел?
— Он сказал напоследок, что я должен ждать его завтра у поезда, на вокзале Ватерлоо.
— Да это ж расчудесно! — Пэки повернулся к Джейн, которой, по всей видимости, требовалось ласковое слово. — Разве вы не видите, как все распрекрасно складывается? Вам ведь хотелось, чтобы Блэр был с вами в Сен Роке? Ну, теперь и будет! И даже в одном доме с вами. Сможете украдкой встречаться. Ворковать поверх воскресных брюк сенатора, пока Блэр их чистит.
— Ой, а ведь и правда! Я и не подумала!
Несмотря на все испытания, заносчивый дух Эгглстонов угас в Блэре еще не до конца. Смотрел он недоверчиво и с немалым негодованием.
— У тебя что, сложилось впечатление, будто я и вправду поеду в Сен Рок в качестве камердинера твоего отца?!
Глаза у Джейн сияли. Подбородок, унаследованный по фамильной линии Опэлов, решительно вздернулся.
— Вот именно! — твердо отвечала она. — Ну, Блэр! Это же замечательно! Ты будешь рядом с папой, он тебя полюбит. А потом, когда созреет время, я подойду к нему и скажу: «Ты знаешь своего камердинера. Так вот — это тот самый человек, за которого я хочу выйти замуж!» А он ответит: «Ну и прекрасно! Он понравился мне с самого начала». И все будет расчудесно!
— Нет, все-таки…
— Блэр! — перебила Джейн. — Я не обсуждаю. Я приказываю.
Пэки поднялся. Ему показалось, что сейчас тактичнее всего удалиться. Блэр Эгглстон походил на молодого романиста, которого только что огрели по голове мешком песка. То есть — на всех английских романистов, с тех времен, когда первый молодой англичанин написал первый роман. По мнению Пэки, тут нужно спокойно, обстоятельно разобраться в ситуации вдвоем с возлюбленной, без третьих лиц.
— Поздравляю вас обоих, — произнес он, — со счастливым разрешением дела. Вы дадите мне знать, как развернутся события? Видите ли, я испытываю естественный родительский интерес к молодой паре. Найдете меня в отеле «Девонширский дом».
— А вам уже надо уходить?
— Боюсь, что да. Мне нужно постричься. Моя невеста считает, что волосы у меня длинноваты. В своей прощальной фразе, когда поезд уже тронулся, она поэтично сравнила меня с хризантемой.
— А по-моему, вам очень идет.
— Конечно. Идет. Но вы же знаете, каковы женщины! Стрижку я рассматриваю как свой священный долг.
Пуская пузыри, Блэр вынырнул из трясины отчаяния.
— Да не умею я служить камердинером!
— Это легче легкого! — заверил Пэки. — С вашими-то мозгами! В минуту научитесь. И всего-то, складывать да чистить, чистить да складывать. Да, не забывайте приговаривать: «Да, сэр», «Нет, сэр», «Правда, сэр?», «В самом деле, сэр?», «Слушаюсь, сэр». А-а, еще одно. Не увлекайтесь чисткой одежды. Знавал я одного типа, которого уволили за то, что он чересчур налегал на чистку.
— Какое безобразие! — воскликнула Джейн. — Почему же?
— Однажды он вычистил заодно десятку из кармана, — объяснил Пэки.
По мнению Гордона Карлайла (к нему, не забывайте, присоединился Суп Слаттери), женщины — созданья жестокие. Пэки, вернувшись к себе после посещения парикмахера, вынужден был прийти к такому же выводу.
Тяжким бременем висел на нем приказ Беатрисы оставаться в Лондоне. Его так и подмывало сорваться куда-то. Взяв журнал яхтсмена, он стал перечитывать рекламу, о которой рассказывал на вокзале. Настоящая поэма в прозе.
«СДАЕТСЯ В ПРОКАТ моторный ялик «Летящее Облако», 45 футов в длину, 39 футов по ватерлинии, 13 футов бимс. Есть радиосвязь; мощность — 40 лошадиных сил. Универсальный мотор, скорость до 8 миль в час. Спальные места для четверых, большой кубрик, хорошее междупалубное пространство; паруса и оснастка в отличном состоянии. Яхта полностью экипирована всем необходимым, включая кухонные принадлежности, столовое серебро и пр.».
Пэки тоскливо вздохнул. Такой рекламой, считал он, не стоит дразнить молодого человека, чья невеста настрого приказала ему оставаться в Лондоне и посещать концерты.
Когда он отбросил журнал, чтобы не терзаться мукой от вида всяких яхт, шлюпов и плоскодонных, с опускным килем шхун, затрезвонил телефон. Пэки подошел, готовый развеять тоску, наговорив резкостей тому, кто посмел вторгнуться в его печали, но тут же, узнав Джейн Опэл, сменил гнев на милость.
Ему, человеку общительному, почти все люди нравились с первого взгляда, но никто еще, насколько он мог припомнить, так сильно не нравился с первого взгляда, как эта Джейн.
Было в ней что-то такое, что он отметил, даже когда она отчитывала его самым натуральным образом; на что отозвались — разумеется, платонически — самые глубины его души. Как много у них было общего! Мысль, что она безоглядно бросается в объятия такого хиляка, как этот Блэр, огорчала его несказанно. Не то чтобы это что-то значило лично для него, но все равно обидно.
— Алло! — приветливо откликнулся он.
— О, мистер Франклин!
Пэки сразу понял — что-то случилось; она очень волнуется. Да, она булькала, мямлила и поскуливала, и так невнятно, что ему пришлось высказать мягкий протест.
— Возьмите себя в руки! Я ничего не понимаю!
— Но я же рассказываю!
— Хм, да? Тогда помедленнее, пожалуйста.
— А теперь — разборчиво?
— Да.
— Ну так слушайте! — На другом конце провода шумно сглотнули воздух; Джейн явно брала себя в руки.
— Вы слушаете?
— Да.
— Ох, с чего ж начать? Помните, когда вы стригли папу, он упомянул о письме?
— Не пропустил ни словечка. Он решил ни за что не делать мистера Геджа послом во Франции и написал об этом миссис Гедж.