Трот укрылся у нее за спиной, как маленький ребенок укрывается за спиной матери. Мы поговорили с ней о грозе, я рассказал ей, что в кино отключилось электричество прямо во время дневного сеанса. Она с интересом слушала, и чем больше я говорил, тем больше мне хотелось говорить. Я рассказал ей о слухах про поднимающуюся воду и о том, как мы с Паппи поставили на реке указатель уровня. Она спросила про Рики, и я долго рассказывал ей про него.

Про краску я, конечно, забыл.

Свет мигнул, и все лампы снова загорелись. Дождь, однако, все еще продолжался, так что уходить из лавки никто и не подумал.

– А как там эта девочка Летчеров? - спросила Тэлли, бегая глазами по сторонам, как будто кто-то мог нас подслушать. Это было нашим с ней самым секретным секретом.

Я хотел было ответить, когда вдруг меня словно ударило: ведь брат Тэлли убит, а она об этом ничего не знает! Спруилы, вероятно, считают, что Хэнк сейчас уже дома, в Юрика-Спрингс, в их уютном маленьком покрашенном доме. И они через несколько недель увидятся с ним, даже скорее, если дожди будут продолжаться. Я посмотрел на нее и попытался что-то сказать, но все, что мне приходило в голову, были мысли о том, какой шок она испытает, если я скажу ей, о чем сейчас думаю.

Я просто обожал Тэлли, несмотря на все ее капризные перемены настроения и ее секреты, несмотря на ее странные делишки с Ковбоем. Ничего не мог с собой поделать, так она мне нравилась. И я не мог причинить ей такую боль. От одной мысли о том, чтобы проболтаться, что Хэнк мертв, у меня начинали трястись колени.

Я запинался и бормотал что-то и вообще уставился в пол. Мне вдруг стало холодно и страшно. «Ладно, еще увидимся», - едва сумел я произнести и тут же отступил в другую часть лавки.

В перерыве между дождями лавки все опустели. Народ хлынул по тротуарам к своим машинам и грузовикам. Облака были по-прежнему темные, и мы хотели добраться до дому до того, как сверху снова польет.

Глава 28

В воскресенье небо было серым и все затянуто облаками, и отец решил, что вряд ли стоит рисковать промокнуть в кузове пикапа, едучи в церковь. Кроме того, наш пикап был не совсем непромокаем, и на женщин, сидящих в кабине, обычно капало, если шел хороший дождь. Мы редко пропускали воскресные молебствия, но угроза дождя иногда удерживала нас дома. Последние месяцы мы посещали службы регулярно, так что, когда Бабка предложила позавтракать попозднее и потом послушать радио, мы быстро согласились. Баптистская церковь «Бельвю» была самой большой в Мемфисе, и службы из нее транслировались по радио на канале Эйч-би-кью. Паппи не очень нравился их проповедник, он считал его слишком либеральным, но мы тем не менее с удовольствием его слушали. Да и хор у них был большой, человек сто, стало быть, на восемьдесят больше, чем в баптистской церкви Блэк-Оука.

После завтрака мы все уселись за кухонным столом и, попивая кофе (я тоже пил), стали слушать проповедь, которую священник читал конгрегации в три тысячи членов, и беспокоиться по поводу резкого изменения погоды. Беспокоились, конечно, взрослые; я только притворялся.

В баптистской церкви «Бельвю» был еще и оркестр - можете себе представить! - и когда он аккомпанировал благодарственной молитве, нам казалось, что Мемфис отстоит от нас на миллионы миль. Оркестр в церкви! Старшая дочь Бабки, моя тетя Бетти, жила в Мемфисе, и хотя сама она не посещала «Бельвю», у нее были знакомые из тамошнего прихода. Там все мужчины одевались в отличные костюмы. Во всех семьях были отличные машины. Это был действительно совсем другой мир.

Мы с Паппи съездили к реке посмотреть на указатель уровня воды. Дожди хорошо потрудились над результатами работы грейдера Отиса. Неглубокие кюветы по обе стороны дороги были заполнены водой, стекающие ее потоки образовали огромные лужи, в ямах тоже стояла мутная вода. Мы остановились посредине моста и внимательно осмотрели реку по обе его стороны. Даже мне было понятно, что вода поднялась. Все отмели и наносы скрылись под волнами. Вода была мутной и несколько более светлого оттенка - результат смыва грунта с полей. Течение усилилось, возникло множество водоворотов. Плавучий мусор - мелкий плавник, целые бревна и даже ветки деревьев с еще зелеными листьями - тащило водой вниз.

Наш указатель еще стоял на месте, но едва держался. Над водой виднелось всего несколько дюймов. Паппи набрал воды в сапоги, когда ходил за ним. Вытащив его, он осмотрел палку так внимательно, словно она что-то не то сделала, и сказал, словно сам себе: «Прибыла на десять дюймов за двадцать четыре часа». Он присел и постучал палкой по камню. Наблюдая за ним, я прислушался к шуму воды в реке. Он был не слишком сильный, но вода шумела, переливаясь через каменистые отмели и разбиваясь о быки моста. Она плескалась, омывая кусты, свешивавшиеся с берега, и корни стоявшей рядом ивы. Шум был угрожающий. Я такого никогда еще не слышал.

Паппи прекрасно отдавал себе отчет в том, чем это угрожает. Он указал палкой в сторону излучины, видневшейся вдали справа, и сказал:

– Летчеров зальет первыми. У них там низина.

– Когда? - спросил я.

– Зависит от дождей. Если они прекратятся, наводнения, может, вообще не будет. А вот если это затянется, через неделю вода выйдет из берегов.

– А когда в последний раз было наводнение?

– Три года назад, но это было весной. Последнее осеннее наводнение случилось много лет назад.

У меня было много вопросов о наводнениях, но Паппи явно не желал распространяться на эту тему. Мы еще немного понаблюдали за рекой, прислушиваясь к ее шуму, потом пошли назад к пикапу и поехали домой.

– Давай-ка съездим к Сайлерз-Крик, - предложил Паппи. Полевые дороги слишком развезло, чтобы проехать на грузовичке, поэтому он запустил «Джон Дир», и мы выехали со двора на глазах у большей части Спруилов и всех мексиканцев, взиравших на нас с большим любопытством. Обычно по воскресеньям трактором никто не пользовался. Илай Чандлер никогда не стал бы работать в воскресенье!

Речушка здорово изменилась. Не было больше никаких чистых и прозрачных заводей, в которых так понравилось купаться Тэлли. Не было больше и прохладных струй, протекавших между камнями и упавшими стволами. Речка стала намного шире и была полна мутной воды, стремительно несшейся к Сент-Франсис-Ривер в полумиле отсюда. Мы слезли с трактора и подошли к берегу. «Вот отсюда и начинаются у нас наводнения, - сказал Паппи. - Не от Сент-Франсис. Здесь низина, и когда речушка выходит из берегов, вода льется прямо на наши поля».

Вода была по крайней мере в десяти футах ниже, по-прежнему надежно огражденная высокими берегами узкого оврага, прорытого речкой в нашей земле за многие десятилетия. Казалось совершенно невозможным, что она может подняться так высоко, чтобы перехлестнуть через края этого оврага.

– Думаешь, наводнение все же будет, а, Паппи? - спросил я.

Он надолго задумался. Впрочем, может, он вовсе и не думал ни о чем. Просто смотрел на речку. Потом все же ответил, правда, в голосе его не было особой уверенности:

– Нет. Все будет в порядке.

На западе загрохотал гром.

Рано утром в понедельник, когда я вошел в кухню, Паппи сидел за столом, пил кофе и крутил настройку приемника. Он пытался поймать станцию в Литл-Роке и узнать прогноз погоды. Бабка стояла у плиты и жарила бекон. В доме было холодно, но от жара и ароматов, исходивших от сковородки, сразу становилось теплее. Отец сунул мне старую фланелевую куртку, перешедшую мне по наследству от Рики, и я неохотно надел ее.

– Паппи, нынче будем собирать? - спросил я.

– Сейчас вот узнаем, - ответил он, не отводя взгляда от радио.

– Ночью дождь шел? - спросил я у Бабки, которая как раз наклонилась, чтобы поцеловать меня в лоб.

– Всю ночь лил, - ответила она. - Ступай-ка принеси яиц.

Я вышел вслед за отцом из дома, спустился с заднего крыльца и замер на месте, пораженный тем, что увидел. Солнце едва взошло, но света было уже вполне достаточно. Я не ошибся, я видел то, что видел.