— Понимаю, — сказал он. — Да, положение незавидное. А где Билл живет?

— У меня. На что он тебе?

— Я бы зашел, подбодрил. Сводил на собачьи бега… Мартышка задрожал, как дрожал всегда, если ему напоминали про посещение этих бегов.

Когда долг призывает пэра в открывающийся парламент, он (пэр, а не долг) берет костюм напрокат у Братьев Мосс, в Ковент-гардене. Туда и пошел лорд Икенхем, расставшись с племянником. В руке он нес чемоданчик. Вернув содержимое и уплатив скромную плату, он увидел, что в дверь, тоже с чемоданчиком, входит высокий, но не стройный человек, — и радостно закричал:

— Эмсворт!

— а? — произнес лорд Эмсворт, всегда произносивший «А», если его окликали. — Это вы, Икенхем! Вы в городе?

— Ну конечно, — отвечал пэр. — Разве вы меня не заметили? Я был красивей всех. Алый Крест шепнул Синей Мантии: «Не оборачивайтесь, но скажите, кто этот статный граф?», а Мантия ответил: «Черт его знает… Наверное, очень важный человек». Как хорошо вас встретить! Императрица здорова?

— А? Да, да, да, да, спасибо. С ней Джордж Сирил, я ему доверяю.

— Замечательно. Ну, пойдем, побеседуем. За углом хороший бар. У вас вид усталый, тяжело все это носить.

Усевшись в хорошем баре, лорд Икенхем сказал снова:

— Да, вид усталый. Тяжелая штука, я обычно не еду. А вы почему приехали?

— Конни заставила.

— Понимаю. Это она умеет. Очаровательная женщина…

— Кто, Конни? — искренне удивился девятый граф.

— Хотя и не на всякий вкус, — прибавил граф пятый. — Ну, как все в замке? У вас там земной рай.

Лорд Эмсворт не умел горько смеяться, но он слабо заблеял. В земном раю нет Конни, герцога, Лаванды и юных христиан. Потом он помолчал.

— Не знаю, что делать, Икенхем, — сказал он в конце концов.

— Заказать еще стаканчик.

— Нет, нет, спасибо. Я так рано не пью. А говорил я про замок.

— Что-нибудь не так?

— Все. У меня секретарша, очень плохая. Хуже Бакстера.

— Не может быть!

— Нет, правда. Лаванда Бриггз. Она мне жить не дает.

— А вы ее увольте.

— Что вы! Ее Конни наняла. Да, и герцог у нас гостит.

— Опять?

— А у озера, в парке, — юные христиане. Они все время кричат. Один бросил булочку мне в цилиндр…

— Разве вы носите цилиндр?

— Это был выпуск в школе. Конни заставляет меня носить цилиндр на эти балы. Я зашел в шатер, когда пили чай, а один мальчик бросил в меня булочку. Сбил цилиндр. Икенхем, он из этих христиан, я просто уверен!

— Да, картина безотрадная, прямо Чертов остров. Не удивлен, что вы дрогнули. — Глаза лорда Икенхема странно засветились. Мартышка узнал бы этот свет; он предвещал приятные и полезные приключения. — Вам нужен союзник. Он поставил бы на место секретаршу, герцога, Конни и вообще расточал бы сладость и свет.

— Ах! — вздохнул лорд Эмсворт, представив себе эту утопию.

— Хотели бы вы, — спросил Икенхем, — чтобы я приехал в Бландинг?

Пенсне лорда Эмсворта, падавшее в роковые минуты, исполнило адажио на шнурке.

— А вы бы могли?

— Конечно. Когда вы возвращаетесь?

— Завтра. Спасибо, Икенхем.

— Не за что. Мы, графы, должны помогать друг другу. Вы не возражаете, если я прихвачу друга? Я бы не стал вас утруждать, но он из Бразилии, без меня он заблудится в Лондоне.

— Из Бразилии? Там живут?

— Иногда. Вот он — жил. Не знаю, чем он занимается, но предполагаю, что он придает орехам их удивительную форму. Значит, я его беру?

— Конечно, конечно, конечно. Очень рад.

— Мудрое решение. Кто знает, чем он поможет? Женится на вашей Лаванде, увезет в Бразилию…

— Да…

— Или отравит герцога малоизвестным ядом. В общем, не пожалеете. Ест он все… Когда вы едете?

— В одиннадцать сорок пять, с Падцингтонского вокзала.

— Ждите нас там, Эмсворт, — сказал пятый граф. — Как справедливо заметил Лонгфелло, я к любой судьбе готов. Позвоню-ка я этому другу, пусть складывает чемодан.

Через несколько часов, выпив перед обедом в клубе «Трутни», Мартышка Твистлтон узнал от лакея, что к нему пришли, — и пал духом. Пришельцы слишком часто говорили с ним о деньгах, а дела его были в беспорядке.

— Коротенький, жирный? — нервно спросил он, припомнив представителя фирмы «Хикс и Адриан», которой он задолжал за рубашки и носки.

— Что ты! — сказал какой-то голос за его спиной. — Я бы назвал его изящным.

— Ах, дядя Фред! — обрадовался племянник. — Я думал, это не вы.

— Нет, я. Дорогой Мартышка, я решился сюда зайти, зная, как ты мне рад. Мы, Икенхемы, не ждем в передних. Что ты пьешь? Закажи и мне. Артерии станут тверже, но что в этом плохого? Билл не здесь?

— Нет. Он поехал к себе.

— Ты его давно видел?

— Ну, тогда. Я дома не был. Ты хочешь меня угостить?

— Да. Если не теперь, когда же? Уезжаю в Бландинг.

— Что?!

— Встретил Эмсворта, просит помочь. У него, у бедняги, неприятности.

— А что такое?

— Что угодно. Секретарша терзает. Данстабл никак не уедет. Леди Констанс отобрала любимую шляпу и отдала добродетельным беднякам. Скоро доберется до охотничьей куртки. Да, и юные христиане!..

— Кто?

— Видишь, сколько у меня дел? Надо устранить секретаршу…

— Христиане?

— … переправить герцога в Уилтшир; сломить упорную Конни, вселить страх Божий в юных христиан. Людям мелким это не по плечу. К счастью, я не мелок.

— Какие еще христиане?

— Ты не был в таком отряде?

— Нет.

— А теперь почти все бывают. Собираются шайками, в сельской местности. Так их и называют, Отряд Юных Христиан. Конни пустила их к озеру, разбили лагерь.

— Эмсворт их не любит?

— Их никто не любит, кроме матерей. Чего ты хочешь от Эмсворта? Отравляют воздух, орут, визжат, а на школьном выпуске сбили булочкой цилиндр.

Мартышка покачал головой.

— На выпускной бал цилиндр не надевают, — заметил он, припомнив, как пленительные дочки священников увлекали его на такие балы. Времена великой любви к Анджелике Бриско, когда он, сунув голову в мешок, позволил каким-то малолеткам гнать его и пинать, не стерлись из памяти. — Цилиндр! Нет, что же это такое!

— Его заставили. Ты же знаешь Конни.

— Да, тетя могучая.

— Чрезвычайно. Хорошо бы ей понравился Билл.

— Кто?

— А, я не говорил тебе? Билл едет со мной.

— Что?

— Эмсворт согласился. Едем завтра, в одиннадцать сорок пять.

Мартышка вскочил, чуть не опрокинув коктейль с лимонной коркой. Как ни любил он своего дядю, он полагал, что ради блага Англии его лучше бы держать на цепи.

— А, черт!

— Тебя что-то беспокоит?

— Нельзя так мучить Билла! Лорд Икенхем поднял брови.

— Мой дорогой, при чем тут муки? Если ты считаешь, что молодому человеку не стоит быть рядом с любимой девушкой, у тебя еще меньше чувств, чем я думал.

— Да, конечно, девица там. Но что толку? Леди Констанс вышвырнет его через две минуты.

— Не думаю. Ты плохо себе представляешь тамошнюю жизнь. Это изысканный, аристократический дом, а не салун какой-нибудь. Никто его не выгонит. Воцарятся милость и мир. Жаль, что тебя с нами не будет.

— Мне и здесь хорошо, — сказал Мартышка, с ужасом вспоминая прежний визит. — Но когда леди Констанс услышит его фамилию…

— Она не услышит. Неужели ты так низко ценишь мой ум? К ней едет Катберт Мериуэзер. Я ему сказал, чтоб зубрил всю ночь.

— Все равно она узнает.

— Никогда! Кто ей скажет?

Мартышка сдался. Во-первых, он знал, что спор бесполезен, во-вторых — был доволен, что сотня миль отделит его завтра от приятного, но не полезного дяди. Ничего не попишешь, рано или поздно этот дядя выкинет что-нибудь жуткое, но, слава Богу, в Бландинге, не здесь. Как верно поется в гимне, думал он, что покой и дивный мир доступны лишь тогда, когда семья — вдали.

— Что ж, — заметил он, — пойдем, пообедаем.