Она подошла к Лорел и села рядом с ней на табурет.

– Что с тобой, зайчик? У тебя невеселый вид. Наверно, вечеринка не в твоем вкусе? Ни «Благодарных мертвецов»,[23] ни черных фонарей, ни раскрашенных физиономий, да?

Лорел пожала плечами, но все же слегка улыбнулась на шутку Энни:

– Да, я действительно здесь не на месте.

– Как и я, – призналась Энни. – Мне тоже здесь не по себе.

– Ну что ты, ведь ты здесь почетный гость.

– Я понимаю, Долли хотела как лучше. Она всегда хочет, как лучше. Я ей благодарна за это. Но…

– Но, – повторила Лорел.

– Помнишь, она взяла на прокат белый прогулочный лимузин, когда ты собиралась на бал на первом курсе?

Лорел поморщилась:

– Ой, помню! Красные сиденья. Цвет красной лакрицы. Я чуть не умерла от стыда. И еще бар! Пока мы ехали, Рик просто сидел, уставившись в окно, словно хотел в туалет и не мог дождаться. Нет, это было ужасно! Если бы не Джо…

– А, я помню, – закончила со смехом Энни. – Его видавший виды «форд» оказался тебе весьма кстати.

Она слышала эту историю столько раз, что знала каждую мелочь, словно видела все своими глазами. Вместо бала Лорел отправилась в ресторан к Джо, который с улыбкой конспиратора вручил Рику ключи от своей машины, а сам добрался до дому в лимузине, который они бросили на обочине. Через несколько часов Лорел вернулась с розами на щеках и искрами в глазах, которые, видимо, не имели никакого отношения к Рику Уорнеру.

– Вы с Джо часто виделись летом? – спросила Энни, стараясь не придать вопросу чрезмерной заинтересованности. Но он все равно прозвучал фальшиво, на слишком высокой ноте.

Реакция Лорел была поразительна. Вспыхнув, она отвела глаза. Поставив стакан, принялась указательным пальцем разбивать поднимающиеся со дна пузырьки.

Энни охватила паника. Неужели Джо кого-нибудь нашел? Тогда понятно, почему Лорел так расстроена. «Боже, она же ревнует!»

Как глупо было с ее стороны дурачить самое себя, отгоняя мысль о том, что чувства Лорел к Джо не просто детская влюбленность. Разве Лорел хоть когда-нибудь влюблялась? В школе, когда все ее друзья бредили Полом Маккартни и Миком Джеггером, она была единственной мудрой женщиной с маленьким детским личиком, которая гораздо больше интересовалась малышами Ривки, чем рок-звездами.

«Тихие воды глубоки» – поговорка как раз про Лорел.

– С Джо? – пробормотала наконец она. – Не часто. Я ведь очень занята. – И, слизнув каплю шампанского с мизинца, выдавила слабую улыбку. – Хотя я даже не предполагала, что работа в художественном отделе Бюро рекламы состоит главным образом в том, чтобы чинить карандаши, опорожнять корзины с мусором, приносить сотрудникам кофе.

– Джо, наверно, тоже был сильно занят? Я имею в виду рестораном, да?

– Наверное.

Энни помолчала, ожидая чего-нибудь еще, но Лорел, казалось, была уже далеко, в своем собственном мире.

– Ты, случайно, не знаешь… – начала Энни. «…Не встречается ли он с кем-нибудь?» Нет, она ни за что на свете этого не скажет! Лорел может подумать неизвестно что. Кроме того, если Джо встречается с женщинами, он никогда не делает из этого тайны. Это бывало очень редко, и он сам рассказывал ей.

– …он придет сегодня сюда? – закончила Энни слабым голосом.

Он, конечно, обещал Долли, но в последнюю минуту могло что-нибудь произойти в ресторане.

– Не знаю. – Лорел взглянула на Энни, отбросив со щеки локон. Ее глаза были странно воспалены. – Я давно не видела его.

Энни пожала плечами:

– Может, его что-то задержало?

– Конечно. Может быть.

Среди гостей мелькнуло знакомое лицо. Глория де Вит, давняя помощница Долли. Вот уж кто не пропустит ни одной вечеринки! В ярко-розовом мини-платье, с огромными серебряными кольцами в ушах, с пышной прической «под африканца», которая торчала, как рождественский венок, она с энтузиазмом помахала Энни рукой с другого конца комнаты. Уже сколько?.. Ах да уже четыре года, как Глория ушла из магазина Долли и стала заниматься рекламой для «Войс». Теперь она уже там, наверно, за менеджера.

– Я вижу одну свою знакомую, пойду поздороваюсь с ней, – сказала Энни. – Поговорим потом.

Она встала с табурета и подошла к Глории. Та встретила ее с таким видом, словно они расстались не долее чем несколько часов назад.

– Ну как, приятно возвращаться домой? – положив руку на плечи Энни, спросила Глория. – Как там в песне поется: твое сердце осталось в Париже?

– Это не обо мне. Я была слишком занята, работала, как рабыня, – усмехнувшись, ответила Энни.

А что, это до некоторой степени верно. Она действительно была в рабстве. У Помпо.

– А какая же о тебе? «На жарком юге Франции все без штанов, но с глянцем»? Или опять не угадала?

Энни засмеялась. Воображение снова вернуло ее к Эммету, голому, только в своих ковбойских сапогах, стоящему перед ней на полусогнутых ногах, а она…

«Что же это такое! Неужели я уже ни о чем другом не могу думать?»

И, изо всех сил отгоняя вновь охвативший ее трепет, заставила себя сосредоточиться на Глории.

Но Глория уже смотрела куда-то поверх ее плеча.

– Между прочим, я вижу кошку, которая знает, чье сало съела, – лукаво сказала она.

Сердце Энни екнуло. Она обернулась так резко, что едва не расплескала бокал, крепко зажатый в руке.

– Джо! – воскликнула она но он был далеко и не слышал.

Он вошел в комнату из зеркальной прихожей и, улыбаясь, здоровался с гостями. Высокий, непринужденный мужчина, красивый, как Грегори Пек, одетый в выцветшие чистые брюки цвета хаки и свежую белую рубашку. На плечо накинута летная тужурка времен второй мировой войны. Стекла круглых очков в металлической оправе забрызганы сентябрьским дождем, который к тому же скрутил колечками концы его неровных каштановых волос. Небольшой дождик, как и предсказывали по радио. Никакой бури. Но в душе Энни поднялся настоящий ураган.

Их взгляды встретились, и она вдруг соединилась с ним… хотя на самом деле не тронулась с места. Будто противоположные углы комнаты сдвинулись под непреодолимой силой притяжения двоих.

В следующий миг он был уже в пределах досягаемости – стоял так близко, что она ощутила свежий осенний запах дождя. И снова не сделала по направлению к нему никаких движений. Просто стояла, прикованная к месту невыносимым смущением, которое дребезжало в груди назойливым колокольчиком.

«Он не любит меня. И никогда не любил». Отчаяние охватило ее, жгучее, скручивающее каждый нерв.

Наконец губы произнесли первое пришедшее в голову:

– А я думала, ты уже не придешь.

– Да, я сильно припозднился, – ответил он. – Пробка на шоссе. На Парк-авеню прорвало трубу. Проехать вообще было невозможно. Я просто отпустил такси и последние несколько кварталов шел пешком. – Он провел по своим влажным волосам, пропуская их сквозь растопыренные пальцы, и крутые завитки покрыли всю голову. – Ну что, с возвращением?

Последние слова были сказаны с таким же смущением, какое чувствовала Энни.

Она увидела, что он глядит на Лорел, затем снова перевел глаза на нее. Что все это значит?

– Спасибо, – ответила она.

– Ты сегодня очень красивая, – не сводя с нее взгляда, произнес он.

Она тоже смотрела ему в глаза:

– Ты отрастил волосы.

– А ты подстриглась.

Она бессознательно дотронулась до своей обнаженной шеи:

– Тебе нравится? Я чуть не заплакала, когда в первый раз увидела. Но парикмахерша вообще не понимала по-английски. Наверно, подумала, что я истеричка.

– Ты что! Ты выглядишь потрясно. Я тебе говорю.

– Хочешь шампанского? – решилась она на светский разговор. В голосе появился легкий, мелодичный перезвон.

– А если я скажу «нет»? – стараясь рассеять ее нервозность, поддразнил он. Ему это удалось… совсем немного.

Она улыбнулась:

– Но если Долли заметит, что ты без бокала, она поднимет бучу.

– Ну, если так, – отозвался он и взял ее за руку. Холодные длинные пальцы обернулись вокруг ее ладони, – нам лучше скрыться, пока она не заметила.