Сделать из самца отца — дело хитрое

Поэтому у предков человека выживание зависело от того, удастся ли заставить самцов заботиться о самках. Эту простую для других видов задачу в данном случае отбору решить было трудно, так как мешало далеко зашедшее у высших приматов доминирование самцов над самками. Видимо, отбор решил задачу несколько экстравагантным путем, сходным с решением ее у верветок. Используя врожденную инверсию доминирования перед спариванием как исходный плацдарм, он начал усиливать и продлевать ее, делая самку перманентно привлекательной для самца, способной к поощрительному спариванию. Если самке удавалось удержать около себя самца, ее дети выживали, если нет — погибали.

Групповой брак — не лучший выход, но все же выход из тупика

Возросшая привлекательность самки могла бы укреплять моногамные отношения, но это не решало главной проблемы — недостаточной продолжительности жизни родителей и, кроме того, разрушало мужскую иерархию. Проблему решал переход к групповому браку. В этой системе детеныш не остается без отца, ибо многие, если не все самцы в группе, относятся к нему как к собственному. (Кстати, теория матриархата выросла из одного факта — у некоторых народов в древности детей называли не по отцу, а по матери; однако данный факт отражает неизбежную в групповом браке неопределенность отцовства, а совсем не «власть женщин», которая при первобытной жизни невозможна.) Поскольку групповому браку предшествовал моногамный, постольку программы последнего сохранились и тоже влияли на поведение. Так что до идиллического бесконфликтного группового брака верветок человек, видимо, не доходил. Более вероятно, что в рамках группового брака праженщина стремилась к компромиссному варианту — иметь одну более прочную связь и сколько-то вспомогательных; возможно также, что ввиду ревнивости пра-мужчин ей было удобнее скрывать некоторые связи.

Сосуществование программ моногамного брака и группового позволяет, комбинируя их, получать и полигинию (женщины живут по программе группового), и полиандрию (женщина живет по программе группового брака, а мужчины — по программе моногамного), и, конечно, моногамный брак или групповой в чистом виде. Поэтому в дальнейшем, при изменении условий жизни, люди легко могли переходить к разным формам брачных отношений. Например, земледельцам в Европе более всего подходила моногамия, а скотоводам-кочевникам более подходила полигиния.

Что может групповой естественный отбор

Групповой брак приводит к близкородственному скрещиванию и делает через несколько поколений всех членов группы близкими по набору генов. В такой ситуации не столь важно, чье — мое или твое — потомство выжило, я или ты погиб преждевременно, ведь если мы члены одной группы, твои дети несут мои гены, а мои дети — твои. У общественных насекомых использование этого генетического фокуса зашло так далеко, что за всех сестер размножается одна, а остальные бесплодны.

В такой ситуации начинает действовать особая форма естественного отбора — групповой отбор. При нем соревнуются между собой близкородственные группы в целом, а не особи по отдельности. Эволюционно важен успех группы, а не особи. Значит, отбор может вырабатывать такие приспособления и программы поведения, которые одной особи не выгодны, но выгодны группе. Например, возможна программа: сам погибай, а товарища выручай. Или: защищай всех детей группы, как своих. Самые интеллектуальные особи, склонные к отвлеченному познанию окружающего мира или к изобретательству, могут быть не самыми плодовитыми. Но если группа, используя их достижения, прогрессирует и побеждает в конкуренции с другими группами, растет численно и отделяет от себя новые группы — гены интеллектуалов успешно и во все большем числе передаются в следующие поколения. У общественных насекомых — термитов, пчел, ос, шмелей и муравьев — групповой отбор создал потрясающе сложные врожденные программы организации общества (семьи) и изготовления пищи и жилищ путем сложной деятельности с разделением труда между особями. У человека тот же отбор так усилил его интеллектуальные способности, что позволил им стать основной по объему и сложности частью поведения.

Близкородственное скрещивание имеет тот недостаток, что проявляются неблагоприятные для популяции мутации (становясь гомозиготными), рождается много нежизнеспособных особей. Но если отбор уничтожает их, это не страшно. Зато точно так же легко переходят в гомозиготное состояние новые, ценные для процветания мутации. Они тут же проверяются в действии и могут быстро накапливаться в генофонде популяции. Это и происходило с человеком в моменты его быстрой эволюции. Фокус группового отбора человека и его роль в происхождении понял Чарльз Дарвин, а современная генетика его подтвердила.

Дети и усиление социальности

Если первой причиной все большей социализации человека были нужды обороны в открытых ландшафтах, то позднее к ней добавилась необходимость совместно выращивать своих все более умных, но все медленнее взрослеющих детей. Имелась и третья причина — возрастание объема внегенетической передачи информации от поколения к поколению. Накопление опыта, навыков и традиций при жизни изолированными семьями ограниченно, а длительное сохранение их ненадежно. Группы должны были выигрывать конкуренцию у семей. Совершенствование орудий, развитие речи, хранение огня, селекция растений и животных могли прогрессировать только при групповом образе жизни, в условиях конкуренции групп и усиленного действия группового естественного отбора. Биология полна примеров умопомрачительных решений. Ставка на интеллект вдруг оборачивается замедленным взрослением, и это замедление отбор компенсирует, изменяя физиологию женщины и усиливая объединение в группы, а групповой образ жизни, в свою очередь, открывает дорогу для реализации потенциальных возможностей интеллекта.

Чего стыдимся?

Почему у людей половой акт и все с ним связанное — дело сугубо интимное, защищенное неким табу? Есть ли подобное у животных? Нет, у животных, включая человекообразных обезьян (но исключая некоторых стадных обезьян), спаривание — открытое, публичное действие. И тут нет ничего удивительного — ведь дело это нужное и всеобщее. Не менее удивительно то, что у людей половой акт почему-то ассоциируется с каким-то неопределенным унижением женщины. У животных же статус таких самок в иерархии, напротив, повышается, и это правильно, ведь они становятся продолжателями вида.

Чем выше лезет обезьяна, тем лучше виден голый зад

Тут уместно сказать, что у человека запретна вся сфера зада, а также многое с ней связанное, например, публичная дефекация, чего нет у животных. Зад, промежность и половые органы человек издревле прятал под набедренными повязками или иным прикрытиями — от символических до весьма основательных. Скрывать то, что естественно, необходимо для существования вида и совершенно законно в любом человеческом обществе, — не парадокс ли это?! Трудно поверить, что все это — порождена чистого разума на пустом месте. Похоже, что разум тут что-то недопонял, перепутал, как с ним часто бывает, когда он стремится рационально объяснить себе воздействующие на него древние врожденные мотивации поведения.

Разберемся сначала с задом. Вспомните зады многих видов обезьян в зоопарке. Голые, с какими-то наростами, ярко раскрашенные в красный, белый и даже синий цвета, они вам кажутся отвратительными потому, что вы с этими обезьянами не одного вида. Но их сородичам обезьяньи зады кажутся прекрасными. И очень информативными: они содержат признаки вида, признаки пола, возраста, полового состояния (у стоящей на четырех конечностях обезьян половые органы обращены назад). Обезьяны и знакомятся-то не носом к носу, а носом к заду. Остатки такой программы coxpанились у человека. Все знают, что мужчины бессознательно неравнодушны к женскому заду и что женщины подхлестывают интерес походкой, движениями танцев, облегающей одеждой или напротив, преувеличивающим объем бедер кринолином и т.п. Это объясняет интерес, но не объясняет стыд и запреты.