* * *

Уникальность Спарты еще в древности смущала теоретиков полиса и затрудняла идентификацию ее политического строя с какой-либо известной простой политической формой. Уже Платон, взяв за образец Спарту, более или менее четко сформулировал новый взгляд и новое отношение к чистым политическим формам: по его мнению, исключительное преобладание демократии или аристократии одинаково гибельно для полиса, ибо только смешение лучших элементов, взятых из всех известных политических систем, может придать государству необходимую прочность и устойчивость[004_168]. Теоретики полиса, начиная с Платона и Исократа, сделав Спарту прообразом своих идеальных политических построений, препарировали спартанский строй таким образом, что он оказался у них плодом смешения чуть ли не всех известных им чистых политических форм. Однако, как не раз уже отмечалось, древние социологи прекрасно отличали реальную Спарту от придуманной ими ее идеальной модели. Это особенно хорошо видно на примере Аристотеля. В его "Политике" можно найти диаметрально противоположные высказывания по поводу политического строя Спартанского государства. Это привело к тому, что во многих современных исследованиях подчас делаются противоположные выводы. Так, по словам В. А. Гуторова, "уже давно потерян счет исследованиям, конечные выводы которых взаимно исключают друг друга. Аристотель попеременно выступает в них то рассудительным ученым, изучавшим политические институты с сугубо реалистических позиций, то политическим философом, придававшим основное значение априорным теоретическим конструкциям, в которых преобладали чисто умозрительные принципы"[004_169].

Положение о смешанном государственном устройстве, впервые высказанное Платоном[004_170], затем не раз повторялось в античной литературе (Arist. Pol. IV, 7, 4-6, 1294 b; Isocr. XII, 153; Polyb. VI, 10; Archyt. Tarent. ap. Stob. Flor. IV, 1, 138). В частности, Полибий, применив первым для характеристики римской конституции учение о смешанной форме правления, рассматривал Спарту и Рим как примеры смешанного государственного устройства, где политическое равновесие обеспечивалось "счастливым" сочетанием трех простых форм: в Спарте монархический элемент представляли цари, аристократический - герусия, демократический - эфорат, в Риме же соответственно - консулы, сенат и комиции вместе с народными трибунами (VI, 10-18, особенно 10 и 12).

Из-за эфората не только древние авторы иногда отзывались о Спарте как о демократии (Isocr. Panath. 178), но и некоторые современные исследователи продолжают рассматривать ее как демократический полис. Отчасти представление о Спарте как демократическом государстве берет свое начало от одного высказывания Аристотеля. Говоря о спартанском эфорате как магистратуре, "близкой к тирании" (Pol. II, 6, 14, 1270 b 13-5; см. также: Xen. Lac. pol. 8, 4; Plat. Leg. IX, 712 d), Аристотель тем не менее заметил, что эта магистратура превращала Спарту из аристократического государства в демократическое (dhmokrativa ejx ajristokrativa" sunevbainen - досл. "демократия из аристократии случалась" - Pol. II, 6, 14, 1270 b 16-17)[004_171]. Слова Аристотеля можно понять в том смысле, что вместе с усилением эфората аристократическое правление в Спарте приобретало некоторые демократические черты. Дополнением к этому замечанию Аристотеля может служить одно место у Плутарха в его биографии Ликурга. Вот как Плутарх характеризует имманентную сущность эфората: "Создание должности эфоров послужило не ослаблению, но упрочению государства: оно лишь на первый взгляд казалось уступкой народу, на самом же деле - усилило аристократию" (29, 11). Стоит напомнить, что основным источником для Плутарха при написании им биографии Ликурга была "Лакедемонская полития" Аристотеля. И оценка эфората, приведенная Плутархом, также, скорее всего, имеет своим источником именно этот трактат. Аристотель, таким образом, оценивал эфорат как институт только кажущийся демократическим, а в действительности укрепивший существующий строй путем придания устойчивости правящей аристократической корпорации.

Для Аристотеля ликургова Спарта - безусловно аристократическое государство[004_172]. По его словам, тот строй, который был создан Ликургом после ниспровержения тирании Харилая, бесспорно, являлся аристократией: "Но тирания... сменяется... и аристократией, например, тирания Харилая в Лакедемоне" (V, 10, 3, 1316 a 29-35)[004_173].

Очевидно, Аристотель все политическое развитие Спарты воспринимал как ряд отклонений от строго аристократической конституции Ликурга. Как верно заметил А. И. Доватур, для Аристотеля "вся эволюция спартанской жизни происходила в границах аристократического строя, хотя и сводилась к усилению олигархических черт"[004_174].

То, что Аристотель нигде не называет Спарту олигархией, А. И. Доватур объясняет тем, что для Аристотеля даже современная ему Спарта продолжала оставаться аристократией, несмотря на концентрацию земли в руках немногих и коррупцию властей. Ведь в Спарте в неприкосновенности оставались такие характерные черты аристократии, как запрещение гражданам заниматься какой-либо производительной деятельностью, выборность должностных лиц и отсутствие денежного вознаграждения. Но основным критерием для Аристотеля в определении форм правления оставался вопрос, кому принадлежит власть. В аристократических полисах у власти, по его мнению, должны стоять обязательно благородные и желательно богатые, а в олигархических - наоборот, обязательно богатые и желательно благородные (Pol. V, 6, 1, 1206 b).

Конечно, действительность всегда много сложнее теорий, и политических систем, незамутненных никакими примесями, никогда не существовало в природе. В тот момент, когда Спарта только появляется на исторической арене, она, вероятно, была государством по преимуществу аристократическим. Ликург, искусственно введя новую политическую систему, построенную на принципах эгалитаризма, не уничтожил прежних социальных различий.

В современной историографии к аристократическим государствам Спарту причисляет А. Гомм. По его словам, "политическая конституция Спарты... за исключением аномалии двух царей была обычного аристократического типа"[004_175]. Взгляд на Спарту как аристократию или олигархию главным образом характерен для тех, кто исповедует консервативный подход к источникам. Так по образному выражению Эд. Вилля, начиная с V в. Спарта стала символом олигархии[004_176]. И подобный подход к Спарте как безусловно олигархическому государству кажется абсолютно верным[004_177]. Э. Эндрюс, оценивая политическую систему классической Спарты, считает, что она была близка к обычной олигархии. По поводу слов Исократа, что Спарта - это демократическое государство, живущее в полной гармонии (Panath. 178), Э. Эндрюс заявляет, что "описывать внутренние основы спартанской политики как демократические - сознательный парадокс"[004_178].

"Аристократия? Олигархия? Демократия? Тяжело наклеить этикетку на спартанскую конституцию V века"[004_179]. Но если отвлечься от искусственных философских построений, где Спарта выступала в качестве идеального образца теоретических спекуляций, то окажется, что античная традиция единодушно причисляла Спарту классического периода к олигархическим полисам. Иного вывода и нельзя было сделать о государстве, которое всегда поддерживало олигархические режимы и подавляло демократические (Xen. Hell. II, 2, 5-9; Diod. XII, 11; XIII, 104; Plut. Lyc. 13). Хотя в целом спартанское общество классического периода было олигархическим, в нем присутствовали отдельные демократические элементы. Как верно отметила И. А. Шишова, "спартанская "община равных", несомненно, была неизмеримо демократичнее любого древневосточного общества. Однако демократизм Спарты никогда не только не достигал, но даже не приближался к тому уровню, которого достигло развитие демократии в тех греческих полисах, где демос одержал полную победу над родовой знатью"[004_180]. Спартанская военная элита, именующая себя "равными", конечно, не была однородна, но степень ее неоднородности приблизительно такая же, как между простым и титулованным дворянством в Российской империи.