Изменить стиль страницы

Beppo[16]

Известно, по крайней мере должно бы было быть известно, что во всех странах католического исповедания несколько недель до поста народ веселится и празднует сколько хочет; покупают раскаяние перед тем, чтобы сделаться богомольными, какого бы высокого или низкого состояния ни были, пируют, играют, пляшут, пьют, маскируются, и употребляют всё, что можно получить попросивши.

С немецкого

Я проводил тебя со слезами; но ты удалилась чужда сожалений и слез.

Где долго ожиданный день, столько радости мне обещавший? — погиб он! — но я не раскаялся в том, в чем тебе поклялся.

И если б могла ты понять и измерить страданья мои, то вечно бы ты не забыла того, кто тебя никогда не забывал.

Тогда бы заплакала ты, и тот миг воскресил бы опять охладевшее мое счастье.

Мое сердце, отвергнутое тобою, мой ангел! всё-таки тебе принадлежит; но сердце, тобою любимое, не будет так постоянно.

Приложение III. Стихотворения, приписываемые Лермонтову

Экспромт

Три грации считались в древнем мире,
Родились вы… всё три, а не четыре!

«Хвала тебе, приют лентяев…»

Хвала тебе, приют лентяев,
Хвала, ученья дивный храм,
Где цвел наш бурный Полежаев
На зло завистливым властям.
Хвала и вам, студенты-братья…

«И на театре, как на сцене света…»

И на театре, как на сцене света,
Мы не выходим из балета:
Захочется ль кому
К честям и званиям пробить себе дорогу.
Работы нет его уму —
Умей он поднимать лишь ногу.

Югельский барон (Баллада)

(Ал. М. В-ой)

До рассвета поднявшись, перо очинил
Знаменитый Югельский барон,
И кусал он, и рвал, и писал, и строчил
Письмецо к своей Сашеньке он,
И он крикнул: «Мой паж!.. мой малютка!.. скорей!..
Подойди!.. что робеешь ты так!»
И к нему подошел долговязый лакей,
Тридцатипятилетний дурак.
«Вот!.. возьми письмецо ты к невесте моей
И на почту его отнеси!
И потом пирогов, сухарей, кренделей,
Чего хочешь, в награду проси!»
— «Сухарей не хочу, и письма не возьму,
Хоть расплачься, высокий барон,
А захочешь узнать, я скажу почему,
Нет!.. уж лучше смолчать», — и поклон.
«Паж!.. хочу я узнать!..» — «Нет!.. позволь мне
смолчать!..»
— «Говори!» — «За невестой твоей
Обожателей рать кто бы мог сосчитать?
И в разлуке ты вверился ей!
Не девица ль она?.. и одна ли верна?
Нам ли думать: на Севере, там,
Всё вздыхает она, одинока, бледна;
Нам ли веровать женским словам?
Иль один обольщен, изумлен, увлечен
Ты невестою милой своей?
Нет!.. высокий барон, ты порой мне смешон,
И письма не отправлю я к ней!»
Рассмеялся барон — так уверен был он.
«Ты малютка, мой паж молодой!
Знай!.. ты сам ослеплен! Знай! у северных жен
Не в размолвке обеты с душой!
Там девица верна, постоянна жена;
Север силой ли только велик?
Жизнь там веры полна, счастья там сторона,
И послушен там сердцу язык!
Мелких птиц, как везде, нет в орлином гнезде,
Там я выбрал невесту себе,
Не изменит нигде; — Ей, как вечной звезде,
Ей вверяюсь, как самой судьбе!
Так!.. снегов в стороне, будет верною мне!
Паж невольно барону внимал,
И без слов, в тишине, он сознался в вине
И на почту с письмом побежал!

«Когда легковерен и молод я был…»

Когда легковерен и молод я был,
Браниться и драться я страстно любил.
Обедать однажды сосед меня звал;
Со мною заспорил один генерал.
Я света не взвидел… Стакан зазвенел
И в рожу злодея стрелой полетел.
· · ·
Мой раб, вечерком, как свершился удар,
Ко мне, на гауптвахту принес самовар.

Экспромты 1841 года

«Очарователен кавказский наш Монако!..»

Очарователен кавказский наш Монако!
Танцоров, игроков, бретеров в нем толпы;
В нем лихорадят нас вино, игра и драка,
И жгут днем женщины, а по ночам — клопы.

«В игре, как лев, силен…»

В игре, как лев, силен
Наш Пушкин Лев,
Бьет короля бубен,
Бьет даму треф.
Но пусть всех королей
И дам он бьет:
«Ва-банк!» — и туз червей
Мой — банк сорвет!