Любил с начала жизни я

Угрюмое уединенье,

Где укрывался весь в себя,

Бояся, грусть не утая,

Будить людское сожаленье;

Счастливцы, мнил я, не поймут

Того, что сам не разберу я,

И черных дум не унесут

Ни радость дружеских минут,

Ни страстный пламень поцелуя.

Мои неясные мечты

Я выразить хотел стихами,

Чтобы, прочтя сии листы,

Меня бы примирила ты

С людьми и с буйными страстями;

Но взор спокойный, чистый твой

В меня вперился изумленный,

Ты покачала головой,

Сказав, что болен разум мой,

Желаньем вздорным ослепленный.

Я, веруя твоим словам,

Глубоко в сердце погрузился,

Однако же нашел я там,

Что ум мой не по пустякам

К чему-то тайному стремился,

К тому, чего даны в залог

С толпою звезд ночные своды,

К тому, что обещал нам бог

И что б уразуметь я мог

Через мышления и годы.

Но пылкий, но суровый нрав

Меня грызет от колыбели…

И в жизни зло лишь испытав,

Умру я, сердцем не познав

Печальных дум, печальной цели.

Ты помнишь ли, как мы с тобою

Прощались позднею порою?

Вечерний выстрел загремел,

И мы с волнением внимали…

Тогда лучи уж догорали,

И на море туман густел;

Удар с усилием промчался

И вдруг за бездною скончался.

Окончив труд дневных работ,

Я часто о тебе мечтаю,

Бродя вблизи пустынных вод,

Вечерним выстрелам внимаю.

И между тем, как чередой

Глушит волнами их седыми,

Я плачу, я томим тоской,

Я умереть желаю с ними…

Когда весной разбитый лед

Рекой взволнованной идет,

Когда среди полей местами

Чернеет голая земля,

И мгла ложится облаками

На полуюные поля,

Мечтанье злое грусть лелеет

В душе неопытной моей.

Гляжу, природа молодеет,

Но молодеть лишь только ей;

Ланит спокойных пламень алый

С собою время уведет,

И тот, кто так страдал, бывало,

Любви к ней в сердце не найдет.

Я зрел во сне, что будто умер я;

Душа, не слыша на себе оков

Телесных, рассмотреть могла б яснее

Весь мир — но было ей не до того;

Боязненное чувство занимало

Ее; я мчался без дорог; пред мною

Не серое, не голубое небо

(И мнилося, не небо было то,

А тусклое, бездушное пространство)

Виднелось; и ничто вокруг меня

Различных теней кинуть не могло,

Которые по нем мелькали;

И два противных диких звуков,

Два отголоска целыя природы,

Боролися — и ни один из них

Не мог назваться побежденным. Страх

Припомнить жизни гнусные деянья,

Иль о добре свершенном возгордиться,

Мешал мне мыслить; и летел, летел я

Далеко без желания и цели —

И встретился мне светозарный ангел;

И так, сверкнувши взором, мне сказал:

«Сын праха — ты грешил — и наказанье

Должно тебя постигнуть как других;

Спустись на землю — где твой труп

Зарыт; ступай и там живи, и жди,

Пока придет спаситель — и молись…

Молись — страдай… и выстрадай прощенье…»

И снова я увидел край земной;

Досадой вид его меня наполнил,

И боль душевных ран, на краткий миг

Лишь заглушенная боязнью, с новой силой,

Огнем отчаянья возобновилась;

И (странно мне), когда увидел ту,

Которую любил так сильно прежде,

Я чувствовал один холодный трепет

Досады горькой — и толпа друзей

Ликующих меня не удержала,

С презрением на кубки я взглянул,

Где грех с вином кипел — воспоминанье

В меня впилось когтями, — я вздохнул,

Так глубоко, как только может мертвый —

И полетел к своей могиле. Ах!

Как беден тот, кто видит наконец

Свое ничтожество, и в чьих глазах

Всё, для чего трудился долго он —

На воздух разлетелось…

И я сошел в темницу, узкий гроб,

Где гнил мой труп — и там остался я;

Здесь кость была уже видна — здесь мясо

Кусками синее висело — жилы там

Я примечал с засохшею в них кровью…

С отчаяньем сидел я и взирал,

Как быстро насекомые роились

И поедали жадно свою пищу;

Червяк то выползал из впадин глаз,

То вновь скрывался в безобразный череп,

И каждое его движенье

Меня терзало судорожной болью.

Я должен был смотреть на гибель друга,

Так долго жившего с моей душою,

Последнего, единственного друга,

Делившего ее земные муки —

И я помочь ему желал — но тщетно —

Уничтоженья быстрые следы

Текли по нем-и черви умножались;

Они дрались за пищу остальную

И смрадную сырую кожу грызли,

Остались кости-и они исчезли;

В гробу был прах… и больше ничего…

Одною полон мрачною заботой,

Я припадал на бренные останки,

Стараясь их дыханием согреть…

О сколько б я тогда отдал земных

Блаженств, чтоб хоть одну — одну минуту

Почувствовать в них теплоту. — Напрасно,

Они остались хладны-хладны-как презренье!..

Тогда я бросил дикие проклятья

На моего отца и мать, на всех людей, —

И мне блеснула мысль: — (творенье ада)

Что если время совершит свой круг

И погрузится в вечность невозвратно,

И ничего меня не успокоит,

И не придут сюда простить меня?…

— И я хотел изречь хулы на небо —

Хотел сказать:…

Но голос замер мой — и я проснулся.