Согласно провозглашенному на первом Ватиканском соборе догмату о папской непогрешимости, когда римский первосвященник говорит со своей кафедры, т. е. исполняет служение пастыря и учителя всех христиан, он в силу своей высшей апостольской власти определяет для всей Церкви учение о вере или нравственности и обладает той непогрешимостью, которой Христос наделил Свою Церковь. И такого рода определения римского первосвященника неизменны сами по себе, а не с согласия Церкви.
Здесь вера в святость Церкви — «столпа и утверждения истины» (1 Тим. 3, 15) — подменяется верой в непогрешимость папы. Папа отождествляется с Церковью, на него переходят Ее функции, он заслоняет собою невидимого главу Церкви — Христа. Это и отражено в эпитетах тютчевского стихотворения: «новый бого-человек», «ватиканский далай-лама» (далай-лама — высший сан тибетских первосвященников). Ряд отрицательных эпитетов — «паденье», «богохульство», «святотатство», «кощунство» — свидетельствует об оценке поэтом Собора как антицерковного, антихристианского. Выражение «отрава» «тысячелетней лжи» указывает на понимание Тютчевым этого события как доведенного до самых категорических и крайних выводов, до естественного, логического конца учения об абсолютной, единоличной власти папы над Церковью. Исходившее из преувеличенного представления власти над Ней, оно в XI в. фактически инициировало окончательное отпадение от единства Вселенской Церкви ее западной части во главе с римской кафедрой.
Слова «смута», «волнения», «буря», «соблазн» говорят в стихотворении не только о противоречии учения о папской непогрешимости со множеством исторических примеров заблуждений римских епископов в области вероучения и нравоучения. В статье «Папство и римский вопрос», написанной еще в 1849 г. и раскрывающей взгляды Тютчева на римский католицизм и папство (в частности, на деятельность папы Пия IX), развернуто представлена мысль поэта о Риме, разорвавшем «последнее звено, связывавшее его с православным преданием вселенской Церкви», и создававшем «смертную судьбу» «постепенного развития скрытого в нем порока». Тютчев выстраивает логику этого развития, приведшего к прорыву в западное общество антихристианских начал и, в конце концов, к революционным взрывам.
Когда папа Пий IX еще только объявил о созыве Вселенского собора, Тютчев в письме к Аксакову от 29 сентября 1869 г. указывал на «роковое значение предстоящего в Риме мнимо-вселенского собора»: «Рим, в своей борьбе с неверием, явится с подложною доверенностию от имени Вселенской Церкви. Наше право, наша обязанность — протестовать противу подлога» (ЛН-1. С. 344). Эта точка зрения обосновывается тем, что «в среде католичества есть два начала, из которых, в данную минуту, одно задушило другое: христианское и папское». Первому, «если ему удастся ожить, Россия и весь православный мир не только не враждебны, но вполне сочувственны. Между тем как с папством раз навсегда, основываясь и на тысячелетнем и на трехсотлетнем опыте, нет никакой возможности ни для сделки, ни для мира, ни даже для перемирия». Папа «в отношении к России всегда будет поляком, в отношении к православным христианам на Востоке всегда будет туркою» (там же. С. 343). В другом письме к Аксакову, от 13 октября 1868 г., Тютчев подчеркивал, что существо «латынской ереси» заключается в «отрицании свободы, возведенном в принцип и сознательно-догматически высказанном в последнее время Римскою куриею». «Этим-то отрицанием определилась вся многовековая практика западной церкви, все более и более отделявшая ее от православия, с одной стороны, а с другой — поставившая ее в такое безысходно враждебное положение ко всему современному образованию <…> Но мало того, что подобными приемами, логически вытекающими из основного ее принципа отрицания свободы совести, западная церковь оттолкнула от себя современное образование, она развила в нем целое антихристианство…» (ЛН-1. С. 346).
Обращаясь к дочери, А. Ф. Аксаковой, в письме от 6 октября 1871 г. и упоминая о намерении Осинина опубликовать отчет о работе на конгрессе старокатоликов, Тютчев предполагал: «…едва отчет Осинина выйдет в свет, наша печать подхватит этот вопрос и примется толковать его и так и этак… В предвидении подобной возможности лучше всего было бы пустить по рукам нечто вроде лозунга, и для этого очень может пригодиться рифма. Ты знаешь мое отношение к стихам вообще и к своим в частности. Но ведь нельзя закрывать глаза на то, что есть еще много простодушных людей, которые сохранили суеверное отношение к рифме и полагают, что рифма все еще способна убеждать и поучать. Вот почему было бы уместно опубликовать в какой-нибудь газете <…> стихи, которые я вам недавно послал» (ЛН-1. С. 371). Здесь как раз говорится о стих. «Годовщина». Перемена заглавия при публикации («Ватиканская годовщина») скорее всего была одобрена самим Тютчевым; он был близок к редакции Гражданина (Ф. Т.).
Автографы (2) — РГАЛИ. Ф. 505. Оп. 1. Ед. хр. 47. Л. 1–1 об.; 2–2 об.
Списки — М. Ф. Тютчевой-Бирилевой (РГАЛИ. Ф. 505. Оп. 1. Ед. хр. 52. Л. 165–165 об.; 166–166 об.; 167); Альбом Тютчевой (с. 237).
Первая публикация — Изд. СПб., 1886. С. 352–353. Вошло в Изд. 1900. С. 351.
Печатается по второму автографу. См. «Другие редакции и варианты». С. 313.
Первый автограф (л. 2–2 об.) — незаконченный вариант (11 строк), записан карандашом, на половине сложенного вдвое листа частично пожелтевшей, белой плотной почтовой бумаги с водяными знаками («Joynson 1869»), имеющей монограмму синего цвета: «Мария», буквами древнерусского алфавита. К. В. Пигарев заметил, что «все содержание первоначальной незавершенной редакции сведено к четырем первым строкам: «От жизни той, что бушевала здесь…» — и что «в наброске стихотворения нет никакого намека на глубокую философскую мысль, которая будет развита поэтом в третьей и четвертой строфах окончательной редакции («Природа знать не знает о былом…»)» (Пигарев 1978. С. 311).
Второй автограф — окончательный вариант, записан на листке пожелтевшей бумаги, коричневыми чернилами. На обороте имеется текст на фр. яз., теми же чернилами, рукой поэта — это постскриптум, обращенный к Эрн. Ф. Тютчевой: «P. S. Voici des vers, en retour de ceux que tu m’as envoyés. Tu les communiqueras à Marie. Ils te rappeleront notre cours à Щиж, chez la Фомин, car ils datent de là» («P.S. Вот стихи взамен тех, которые ты мне прислала. Ты их сообщишь Мари. Они тебе напомнят нашу поездку в Щиж, к Фоминой, так как они были тогда написаны»). Стихи были отправлены из Петербурга при письме от 29 августа.
Первые два списка (ед. хр. 52, л. 165–165 об.; 166–166 об.) — М. Ф. Тютчевой-Бирилевой представляют собой запись текста второго автографа (второй список ближе к нему по пунктуации). В конце этих списков — указание на дату: «17-го авг. 1871 г.», над датой второго списка помета: «По дороге во Вчиж». На л. 166 слева вверху — монограмма синего цвета «МАРИЯ». Третий список (Ед. хр. 52, л. 167) — ранний вариант стихотворения (текст первого автографа с незначительными пунктуационными изменениями). Внизу подпись: «Ф. Т.» и дата: «17-е авг.: 1871 г.».
В списке (Альбом Тютчевой) помечено: «По дороге во Вчиж». Внизу листа дата: «17 Августа 1871». Заголовок альбомного списка сохранен в Изд. СПб., 1886 и изменен в Изд. 1900 на «По дороге во Вщиж». Дата списков сохранена во всех изданиях.
Из дневника М. Ф. Тютчевой-Бирилевой известно, что 14/26 августа Тютчев приехал в Овстуг из Москвы. Туда же в это время вернулись из Липецка его жена и дочь, проходившая там курс лечения (см. Тютчев в восп. С. 60). Е. Ф. Тютчева пишет Д. Ф. Тютчевой из Москвы 18/30 августа 1871 г.: «Папа́ отправился в Овстуг к 15-му, и Анна, у которой он провел два дня, говорит, что он приедет в конце недели, чтобы провести с нами день или два» (ЛН-2. С. 417). 20 августа / 1 сентября поэт уехал в Москву, а затем в Петербург (см. Летопись. С. 220). Принимая во внимание приписку второго автографа, можно предположить, что первый вариант стихотворения был создан 17 августа 1871 г., в Овстуге, а второй (окончательный) — прислан Эрн. Ф. Тютчевой из Петербурга.