Однако В.Я. Брюсов (см. Изд. Маркса. С. XLI) не воспринял глубоких и оригинальных идей Вяч. Иванова, он увидел лишь грустно-скептическую идею: «...мир для человека непостижим. Поэтическое выражение этой мысли Тютчев нашел в сравнении «смертной мысли» с фонтаном. Струя водомета может достигнуть лишь определенной, «заветной» высоты, после чего осуждена «пылью огнецветной ниспасть на землю». То же и человеческая мысль: «Как жадно к небу рвешься ты / Но длань незримо-роковая / Твой луч упорный преломляя / Свергает в брызгах с высоты». Отсюда был уже один шаг до последнего вывода: «Мысль изреченная есть ложь!» Тютчев этот вывод сделал...».

Автограф неизвестен.

Списки — Сушк. тетрадь (с. 80), Муран. альбом (с. 90–91), в Альбоме Тютчевой (с. 11).

Первая публикация — Совр. 1836. Т. III. С. 17 (входит под номером XII в подборку «Стихотворений, присланных из Германии», имеющую общую подпись «Ф.Т.»). Затем, уже с указанием фамилии поэта, напечатано в Совр. 1854. Т. XLIV. С. 20; в Изд. 1854. С. 38; Изд. 1868. С. 43; Изд. СПб., 1886. С. 13; Изд. 1900. С. 92.

Печатается по первой публикации. См. «Другие редакции и варианты». С. 251.

Первая публикация отличается от последующих. В ней 3-я строка — «Вешний злак блестит в долине», во всех следующих указанных изданиях — «Вешний злак блестит в равнине». В первом издании 5-я строка — «Но который век белеет», дальнейших — «А который век белеет». Отступления от текста первого издания приводили к стилевому и смысловому изменению произведения. Устранялся повтор одного и того же слова в рифме (долине — долине), смягчалось противопоставление (союз «а» вместо «но»). В результате тютчевская мысль сглаживалась: поэт заявил о тождестве места действия — только «долина» (без всяких вариантов), а в ней все изменчиво; союз «но» заострял контраст долины (или — «дольней жизни») с горными вершинами как пристанищем вековечного.

Списки связаны с первым изданием и в тексте и в его синтаксическом оформлении. В списке Муран. альбома есть исправление ошибки в слове «злак»: первоначально поставленная после «з» буква «н» исправлена на «л». Правка сделана теми же синими чернилами, что и тютчевские исправления в стих. «Рассвет» (см. коммент. С. 507), теми же, которыми вписано заглавие «Пророчество» («Уж третий год беснуются языки...»). Рассматриваемое стихотворение отделено от последующего «Там, где горы, убегая...» — тоже чертой синими чернилами. Все это позволяет предположить, что список в Муран. альбоме был прочитан Тютчевым.

Датируется 1830-ми гг.; в начале мая 1836 г. было послано Тютчевым И.С. Гагарину.

Стихотворение прокомментировал С. Л. Франк. Философ изучает «дуалистический пантеизм» Тютчева, находит новое измерение мироздания в его поэзии: теперь уже не противопоставление ночи и дня — измерение временное, а пространственное: «Точнее, адекватнее всего эта двойственность олицетворена в противоположности «дольним» и «горним». Автор статьи процитировал стихотворение и отметил: «Только горные вершины, таким образом, — царство непреходящего, вечного света и цвета» (Франк. С. 23).

Автограф неизвестен. Авторизованный список — Сушк. тетрадь. С. 12–13. Список — Муран. альбом. С. 13–14.

Первая публикация — Совр. 1836. Т. III. С. 21–22, под номером XVI, в общей подборке, имеющей название «Стихотворения, присланные из Германии» с подписью «Ф.Т.». Перепечатано — Некрасов. С. 65–66; Совр. 1850. Т. XIX. № 1. С. 65–66. Затем — Совр. 1854. Т. XLIV. С. 9–10; Изд. 1854. С. 15; Изд. 1868. С. 18; Изд. СПб., 1886. С. 73; Изд. 1900. С. 106–107.

Печатается по авторизованному списку Сушк. тетради. См. «Другие редакции и варианты». С. 251.

Список Сушк. тетради содержит поправки Тютчева: вписаны 3-я и 4-я строки карандашом — «В ней есть душа, в ней есть свобода / В ней есть любовь, в ней есть язык...». В 12-й строке стояло слово «чудных» (оно воспроизведено в первом издании), которое исправлено на «чуждых». В 19-й строке было слово «солнце», исправлено на «солнцы», «дышет» исправлено на «дышат». В конце 20-й строки поставлен вместо точки восклицательный знак, в конце 2-й строки — многоточие. Отточиями обозначены пропущенные 2-я и 4-я строфы.

В списке Муран. альбома тютчевская правка текста Сушк. тетради не учтена, 19-я строка дана в прежнем варианте: «Для них и солнце, знать, не дышет». Тютчевский космизм мышления (поэт обозревает многие «солнцы» и чувствует их, многих, дыхание) здесь устранен. Последняя строфа представлена в каком-то компилятивном виде: 1-я строка — как в Совр. 1836 г. («Не их вина: пойми, коль можешь»), но 3-я строка — отчасти как в Совр. 1854 г.: «Увы! Души в нем не встревожишь», хотя окончание во втором лице плохо согласуется с 4-й строкой этой строфы.

Первое издание было подвергнуто цензурному исправлению — исключены строфы, как полагают исследователи, неприемлемые с ортодоксальной точки зрения. Но Пушкин сохранил след от пропущенных строф, заменив их точками (см. об этом: «Временник Пушкинского Дома». Пг., 1914. С. 14; Пушкин А.С. Полн. собр. соч.: В 16 т. М.; Л., 1949. Т. 16. С. 144; Рыскин Е. Из истории пушкинского «Современника» // Русская литература. 1961. № 2. С. 199; Лирика I. С. 369–370).

Н.А. Некрасов перепечатал стихотворение, не воспроизводя поставленных в пушкинском издании точек, заменяющих пропущенные строфы. В дальнейшем печаталось так же. Разночтения коснулись последней строфы. В пушкинском Совр. она имела такой вид: «Не их вина: пойми, коль можешь, / Органа жизнь, глухонемой! / Души его, ах, не встревожит / И голос матери самой!..». Такой вариант строфы принял Г.И. Чулков (Чулков I. С. 246), считая, что Тютчев не очень дорожил рифмою, и консонанс (можешь — встревожит) «вовсе не оскорбителен для слуха» поэта (с. 384). Однако в некрасовском Совр. строфа была иной: «Не их вина: пойми, коль может, / Органа жизнь глухонемой! / Увы! души в нем не встревожит/ И голос матери самой!» В дальнейших указанных изданиях печатался этот вариант. В Изд. СПб., 1886 и Изд. 1900 текст стихотворения печатался таким, как в прижизненных изданиях 1850–1860-х гг., но приглушены восклицательные интонации. В Изд. СПб., 1886 появилась дата — «1829», но в Изд. 1900 она снята.

Датируется 1830–ми гг.; в начале мая 1836 г. было послано Тютчевым И.С. Гагарину.

Некрасов замечал в связи с этим стихотворением: «Любовь к природе, сочувствие к ней, полное понимание ее и уменье мастерски воспроизводить ее многообразные явления — вот главные черты таланта Ф.Т. Он с полным правом и с полным сознанием мог обратиться к непонимающим и неумеющим ценить природы с следующими энергичными стихами (здесь полное цитирование. — В.К.). Да, мы верим, что автору этого стихотворения понятен и смысл, и язык природы...» (Некрасов. С. 213). В Отеч. зап. С.С. Дудышкин дал эстетико-психологический комментарий: «Поэт ищет жизни в природе, и на его призывный голос она отзывается как истинно живой организм, полный смысла и чувства. Этому представлению природы поэт посвятил целое стихотворение, замечательное особенно по своей оригинальной форме. С первого взгляда подумаешь, что он говорит не о том, что так сильно занимает его самого, а о том, что вовсе не занимает других... (здесь полное цитирование. — В.К.) <...> Кроме второго куплета, не совсем поэтического, который мы отсылаем назад к автору для необходимого пересмотра, остальные стихи, все до единого, навсегда удержатся в литературе наравне со многими другими выражениями оригинального поэтического чувства. Этот немного жесткий, по-видимому, упрек поэта непоэтическим душам, в сущности, исполнен такой любви к природе и к людям! Как хотелось бы автору разделить наполняющее его чувство с другими, которые своею невнимательностью лишают себя одного из самых чистых наслаждений!..» (Отеч. зап. С. 66–67). Рецензент из Пантеона (с. 6) не принимает выражения «для них и солнцы, знать, не дышат».