Автограф — Собр. Пигарева.

Первая публикация — Изд. 1900. С. 3–4.

Печатается по автографу. См. «Другие редакции и варианты». С. 255.

Датируется на основании пометы в автографе перед текстом на фр. — «7/19 октября 1847».

В первой публикации в разделе «Краткие примечания» указано, что оно посвящено жене поэта Эрнестине Федоровне. У нее был гербарий, в котором засохшие цветы обозначали какие-либо особые, памятные события ее жизни. В первом издании учтены поправки, имеющие место в автографе.

Стихотворение примечательно не только своей изящно-поэтической «цветочной» темой, здесь появились связанные с предромантической традицией образы «цветов» вообще, засохших цветов, розы, гвоздики. В поэтическом сюжете засохшего цветка, пробуждающего сладостные воспоминания, поэт сблизился с Пушкиным. Вместе с тем Тютчев усилил романтическое звучание цветочного сюжета, введя мотив «странного таинства», «тайного дива». Поэт поведал о таинственной метаморфозе: увядающий цветок, поднесенный к огню, вновь расцветает. Он раскрыл символический смысл этого явления: когда угасают в сердце воспоминания, смерть заставляет их расцвести. Этим мотивом Тютчев продолжил образы «Mal’aria». В стихотворении можно усмотреть предчувствие новой губительной любовной страсти, и образ розы (символа любви), сожженной в огне, приобрел еще один — символический оттенок.

В Лирике II (с. 414) помещен перевод М.П. Кудинова.

Автограф — РГАЛИ. Ф. 505. Оп. 1. Ед. хр. 23. Л. 3–4.

Первая полная публикация — Москв. 1851. № 11. Кн. I. С. 238–239, но последняя строфа была опубликована в РИ, уже в 1848, 7 сент. № 197. С. 768. Затем — Совр. 1854. Т. XLIV. С. 42–43; Изд. 1854. С. 84–85; Изд. 1868. С. 111–112; Изд. СПб., 1886. С. 138–139; Изд. 1900. С. 142–143.

Печатается по автографу. См. «Другие редакции и варианты». С. 255.

Автограф — на сдвоенном листе бумаги, строфы отчеркнуты. Написано крупным почерком с выделением первых букв в словах, обычно существительных, длинные «хвосты» в букве «у», сложно, причудливо выводится «ж», длинная изогнутая черта над буквой «й». Есть исправления в 24-й строке, было — «Бурный натиск сокрушив», поэт заменил последнее слово на «преломив», добиваясь большей зрительной выразительности. 25-я строчка имела вид «Вал разбился отраженный», исправлено на «Вал отбрызнул сокрушенный», снова поэт достиг большей живописности образа и усилил эффект силы утеса, который «сокрушает» мятежную волну, а не просто «отражает» ее. В синтаксисе автографа — обычные для Тютчева повторы тире в конце строк, может быть, они ассоциировались для поэта с движением волны; в других стихотворениях о водной поверхности он также повторял тире в конце строк.

Отличия в печатных текстах связаны прежде всего с названием. В журнальной публикации Москв. дано более длинное название — «Море и утес. В 1848 году», в Совр. «Море и утес 1848 года», то есть аллегорический смысл стихотворения акцентирован и раскрыт. В Изд. 1854 обозначение года отодвинуто в подзаготовок и заключено в скобки; в Изд. 1868 — так же. В последующих публикациях в названии осталось лишь «Море и утес», а дата «1848» приписана в конце стихотворения как указание на время написания. Разночтения обнаруживаются во 2-й строке: «Плещет, свищет и ревет» — в первых четырех изданиях; 26-я строка в тех же изданиях — «И клубится мутной пеной», но в Изд. 1900, как и в автографе, — «И струится мутной пеной». Вариант автографа больше соответствует мысли поэта о победе утеса над волной, она стала более спокойной— «струится» (а не «клубится»).

Что касается последней строфы в РИ, то здесь отличия от автографа существенно не изменили главного смысла, но в варианте автографа тютчевские слова звучат более сильно. Слово «обожди», народное слово, звучит выразительнее, чем «потерпи», а у Тютчева возникала скрытая ассоциация с гласом народа. Вариант РИ («Не всегда ж волне гремучей») слабее автографа («Надоест волне гремучей»), здесь мысль выражена более решительно и категорично. Также и 34-я строка в этом варианте — «И без пены и без вою» — также бледнее, чем в автографе — «И без вою, и без бою»; мотив боя вообще очень важен для всей идейной концепции стихотворения. И наконец, перестановка слов в рифме (33-я и 36-я строки) — «волна — она» (РИ), «она — волна» (в автографе); автограф предпочтительнее: стихотворение и должно заканчиваться определенным и лейтмотивным словом «волна».

Датируется 1848 г. согласно указаниям в первых изданиях.

И.С. Аксаков свидетельствует: «Пьеса написана в 1848 г. после февральской революции и, очевидно, изображает Россию, ее твердыню, среди разъяренных волн западноевропейских народов, которые вместе с всеобщим мятежом были внезапно объяты и неистовою злобой на Россию. Ничто так не раздражало Тютчева, как угрозы на Русь со стороны иностранцев. Не знаю, обратили ли эти слухи внимание на себя в свое время и были ли поняты в смысле нами объясненном, но трудно сомневаться в их настоящем значении, особенно в виду статьи «Россия и революция». Процитировав стихотворение полностью, Аксаков пишет: «Относительно стремительности, силы, красивости стиха и богатства созвучий, у Тютчева нет другого подобного стихотворения. Оно превосходно, но не в тютчевском роде» (Биогр. С. 118). Однако Л.Н. Толстой отметил стихотворение буквами «Т.К.» (Тютчев. Красота) и отчеркнул первую строфу (см. ТЕ. С. 146), то есть писатель усмотрел и в нем тютчевскую специфическую выразительность. Действительно, стихотворение свободно включается в контекст его политической лирики, общим оказывается ораторский пафос, повышенная эмоциональность, «громкое» звучание, аллегоричность картины, а главное — злободневность и патриотический настрой. В.Я. Брюсов (Легенда о Тютчеве // Новый путь, 1903. № 11. С. 28) относил «Море и утес» к лучшим политическим стихотворениям Тютчева, а во вступительной статье к Изд. Маркса (С. XXII) писал: «...в образах «моря» и «утеса» Тютчев думал представить бессилие революционных сил перед мощью русского мира. Но мы вправе подставить под это стихотворение иное, более широкое содержание, и стихи не утратят для нас своего очарования». К.В. Пигарев сопоставил «Море и утес» со стих. Жуковского «Русскому великану», найдя в них общую тенденцию и сходный образ, но отдал предпочтение художественной выразительности стихотворения Тютчева (Лирика I. С. 378–379).

Автограф — РГАЛИ. Ф. 505. Оп. 1. Ед. хр. 24. Л. 3.

Первая публикация — Былое. 1922. № 19. С. 75, в статье Г.И. Чулкова «Тютчев и его эпиграммы». Перепечатано в «Тютчевиане» (М., 1922. С. 14), после этого вошло в Изд. Чулков II.

Печатается по автографу. См. «Другие редакции и варианты». С. 255.

Автограф — на маленьком листе бумаги, записано только это четырехстишие и подчеркнуто длинной изогнутой линией. Две длинных строки (шестистопного ямба) отодвинуты влево, а две коротких (четырехстопного ямба) сдвинуты вправо; в конце 2-й строки — тире, в конце стихотворения — вопросительный знак и многоточие.

Печатные тексты воспроизводят автограф. В списке Муран. альбома (с. 79) 2-я строка — «Иль Вавилонский столп Германского единства».

Датируется 1848 г. Чулков первоначально ошибочно датировал стихотворение 1871 г. на том основании, что в этом году была провозглашена Германская империя, чем якобы была вызвана тютчевская эпиграмма (см. Былое. 1922. № 19. С. 75). Но вынужден был согласиться с К.В. Пигаревым, указавшим на то, что эпиграмма была уже в Сушк. тетради, которая готовилась к изданию в 1851–1852 гг., «значит, она не могла быть написана позднее 1852 г., и ее приходится отнести к событиям 1848 года» (Чулков II. С. 300).