Не могу не упомянуть, что Красин был глубоко уязвлен этими махинациями и, возвратившись от Лени­на, где он узнал о замене его Каменевым, он возму­щенно сообщил мне об этом. Сперва он заявил Ленину, что при таких условиях просит освободить его от переговоров.

Но Ленин стал уговаривать его и, если не ошибаюсь, Политбюро, в виду решительного от­каза Красина, категорически потребовало, чтобы он под­чинился этому нелепому решению — торжествовала "партийная дисциплина", третирующая членов партии, как безвольных и бесправных рабов и нагло издевающаяся над элементарным чувством человеческого досто­инства…

Красин должен был подчиниться. И Каменев поехал в Англию. Как известно — скажу здесь же кстати — он оказался настолько на высоте надежд и чаяний своих сторонников, развил в Англии столь энергичную и планомерную политику ставки вовлечения английского пролетариата в мировую революцию, что уже через два месяца, по требованию Ллойд Джорджа, дол­жен был экстренно уехать из пределов Англии.

Несмотря на свое назначение в Англию, Красин остался народным комиссаром внешней торговли. Хотя его пребывание в Ревеле было очень кратковременно, он не мог не заметить того скандального безобразия, каковыми были и деятельность, и личное поведение Гуковского. А потому чуть не первыми его словами, обращенными ко мне, были предложение и просьба, чтобы я note 312согласился заместить Гуковского в Ревел. И тут же он рассказал мне кое-что о Гуковском, о чем я уже вы­ше упомянул. Но к этому он прибавил одну пикант­ную подробность, о которой я не знал:

— Знаешь ли, я видал, брат, виды, — сказал он, — но там в Ревеле y нас такая марка, что форменным образом не отплюешься… Гуковский, дорвавшись до высокого поста и, между нами говоря, подкупая все верхи (кроме неподкупных Ленина и Рыкова, к которым он благоразумно и не суется) своими подарками, чувствуя себя неуязвимым, разошелся во всю… И все там дерут, от последней машинистки до самого Гуков­ского… Мне и в Лондоне все в глаза тычут Гуковским, не исключая и самого Ллойд Джорджа… Загранич­ная пресса полна описаний его похождений… Словом, это скандал, перманентный скандал… А здесь я уже узнал, как ЦК, — а уж там все его друзья - приятели, потому что всем "дадено" — сам сконфузился, начал одергивать его… Ничего не помогает — Гуковский закусил удила… Убедившись в том, что Гуковскому напле­вать на все замечания, на все дружеские "осаже", что с ним дружескими увещаниями ничего не сделаешь, ЦК прибег к педагогическим мерам: решил обратить его на путь истины и вернуть в лоно семейной жизни… Разыскали его жену и детей — у него их, кажется, трое-четверо — и, не предупредив его, командировали их всех к нему в Ревель… Ты представь себе наших "цекистов" в роли поборников семейного очага!… Ха-ха-ха… И вот в один прекрасный день весь этот "семей­ный очаг" и пожаловал к Гуковскому… Но, знаешь ли, и это не помогло, и все осталось по старому — и кутежи, и оргии, и певички…

— Но говоря серьезно, — продолжал Красин note 313после минутного молчания, — дальше терпеть это безобразие, этот скандал невозможно… Увидясь с Гуковским в Ревеле и перелистав несколько его контрактов, я сра­зу ему сказал, что считаю его не на месте, как предста­вителя Наркомвнешторга и должен буду поднять вопрос о его замещении… Но он до того обнаглел, что нисколь­ко не смутившись, ответил мне: "Ну, это мы еще посмотрим, как вы меня уволите?… Я без борьбы не сдамся… Меня весь ЦК знает… Смотрите, Леонид Борисович, не сломайте сами на мне зубы, хе-хе-хе!" И он так противно, как Иудушка Головлев, засмеялся своим дрянным смешком… Одним словом, — закончил Красин, — я решил просить тебя заменить его…

Мысль о большой работе и притом работе само­стоятельной, конечно, была для меня очень соблазнитель­на.. Но тут было много "но". Я не сомневался, что в виду таких тесных и широко оплачиваемых подарками (на счет казны, конечно) связей Гуковского с высшими, лицами наших центральных органов (т. е., ЦК партии и с состоящими при нем и обладающим беспредельными диктаторскими полномочиями Политбюро, руководящим, в сущности, всеми управлениями страны и Совнаркомом, в который входят те же лица), мое назначение встретит самое враждебное отношение и Политбюро про­сто не утвердит меня. А если и утвердит, то начнутся вслед затем новые интриги, подсиживания и тысячи всевозможных трений и радостей, на которые так умеют пускаться наши "честные революционеры товарищи"… Высказав подробно все эти соображения Красину, я в заключение сказал ему:

— Вот по всему этому я и думаю, что я не кандидат, и что и для тебя, и для дела будет лучше остано­виться на другом, более эластичном кандидате…

note 314— То есть, на ком именно? — спросил он, пере­бивая меня.

— Ну, милый мой, мало ли таких людей, — ответил я. — Да вот, недалеко ходить, Лежава — чем же не кандидат?

— Ну, нет, брат, этот номер не пройдет, — быстро возразил Красин. — Довольно с меня уже то­го, что мне навязали его, этого "или бац в морду", или "ручку пожалуйте" в мои "замы"… Чтобы я его пустил плавать в вольной воде — вот уж, ах оставьте!… Ни за что… Kроме подхалимства и, как следствие его, его вы­сокой наглости, ведь в нем ничего нет — это весь его актив… А по уму это подлинный «без пяти минут государственный человек»…

Словом, Красин энергично наседал на меня, на­стаивая на своем, он уверял меня, что нажегшись на Гуковском, Политбюро, понимая, что оно и так уже село в калошу, проведя его кандидатуру, само чувствует себя достаточно сконфуженным и не будет возражать против меня…

Таким образом, хотя и с тяжелым сердцем и зная, что Ревель будет для меня "осиным гнездом" (о, как я был прав!), я согласился. И Красин тотчас же при мне вызвал по телефону Чичерина. Того не было в комиссариате, подошел Карахан:

— А, это вы, Лев Михайлович? — переспросил Красин. — А разве Георгия Васильевича нет?… Ну, так вот, я хотел ему сказать, что я не могу больше терпеть Гуковского в Ревеле и должен его заменить… Что?.. Ну, само собою, я и сам знаю, что это мое право… Но только я вас предупреждаю, что я сегодня же заявлю в Политбюро…

note 315Карахан перебил его вопросом, сущность которого была ясна из ответа Красина:

— Нет, благодарю вас, у меня уже есть свой кан­дидат… Это Георгий Александрович Соломон… Да, да, так и передайте Георгию Васильевичу… До свидания…

К моему великому удивлению, в тот же вечер Красин позвонил мне по телефону, часов около 12-ти ночи, и сообщил, что Политбюро утвердило мою канди­датуру без всяких возражений.

— Как? — воскликнул я от удивления. — Без всяких возражений?…

— Без всяких, — ответил он. — Вот слушай, я читаю тебе его резолюцию: "По представлению товари­ща Красина, освободить товарища Гуковского от долж­ности полномочного представителя Наркомвнешторга в Эстонии и назначить взамен его на эту должность това­рища Соломона…"