И заволновались мы, забеспокоились. Как разместить девушек в отрядах? Каково должно быть политическое и воинское воспитание? Каков должен быть, наконец, их быт? Но проходят день, другой, и все вроде готово к приему. Казармы оборудуются тут же, в бывших сараях. Разве что название остается от их былого вида. Начальником карантина назначается девятнадцатилетний лейтенант Володя Грановский. Лишь месяц назад он стал командиром аэростатного взвода. Остряки шутят: козла в огород... и все такое прочее.
- Чтоб все было чин чином, - нагоняет на себя суровость Черкасов. Учти, это девушки... Блокадницы!
- А мне, товарищ капитан, как-то все равно, - успокаивает его Грановский. - Красноармеец, он что? Он должен быть красноармейцем, верно? А кто он там - парень или девушка, - неважно. - И тут же спешит насупить брови от непосильной вроде заботы. - Я, товарищ капитан, пот в размерах женского специфического обмундирования как-то не очень... Может, вы, как старший командир, поопытнее?
- Ничего, Володя, - с воодушевлением советует старший командир, женишься после войны - разберешься!
И вот Михаил Скачков уходит в распредпункт, что на проспекте Карла Маркса, 62. Мы обеспокоенно ждем. Часа через четыре звонок:
- Выходим! Готовьте обед, да побольше. Уж очень наши бойцы худющие...
Долго идет колонна новобранцев к Поклонной горе. Вот девушки во главе со Скачковым сворачивают с Выборгского шоссе, у здания поликлиники видят обломки сбитого зенитчиками "юнкерса". Скачков усматривает в этих обломках искореженного, обгоревшего металла подходящий повод для воспитания и начинает подробно растолковывать, как был уничтожен в бою стервятник.
Наконец подходят к казармам, где с заждавшимся любопытством девчат поджидает почти весь наш дивизион. Какие огромные у всех глаза!.. Непогрешимо ясны, они словно озарены блеском - глаза девушек из блокадного Ленинграда. Никогда не забыть мне той первой встречи...
Однако замешательство наше вскоре сменяется оживлением, шумным знакомством, ободряющими репликами, смехом. Тотчас же устраивается небольшой митинг. Старший политрук И. Панин торжественно приветствует девушек, желает им успехов в боевой работе. Затем выступает с приветствием и комсомольский вожак, Аркадий Карлик.
Но вот приближается, можно сказать, кульминационный момент встречи: начинается обед. Девушки еще не подозревают, что их ждет, но за столы рассаживаются с охотой, ждать их не приходится. Шумливый говор, сдержанные смешки тому не помеха. Вдруг над столами зависает изумительная тишина - это дневальный по кухне выносит на большом подносе обеденные порции хлеба. Девушки ошарашенно таращатся то на дневального, то друг на друга: они еще никак не могут сообразить, что весь этот хлеб только для них, и ни для кого больше!..
Три недели начальник карантина и старший политрук Панин "выколачивают гражданку" из новобранцев: строевая подготовка, изучение уставов, материальная часть винтовки, политзанятия... Преображаются наши подопечные все заметнее и заметнее. Уходят в небытие гражданское, все прочнее занимает в их лексиконе необходимое в армии "есть", а вместе с ним приходит настоящее ощущение того, что ты боец.
Мы зорко подмечаем, как каждая из девушек выполняет поручения, приглядываемся, где вон та, расторопная, иль та, сдержанная в своем старании, может обрести именно свое место в дивизионе. Но мы молоды. Многие из нас, может, непроизвольно, но пристально приглядываются к девушкам не только из соображений военно-тактического, так сказать, характера. Впоследствии выяснится, что не один холостяк вынашивал в те дни и планы своей личной послевоенной жизни...
Но пока - день торжественного принятия присяги. Мы стоим и наблюдаем, как заметно окрепшие бойцы четко и уверенно выполняют строевые приемы, лихо представляются своему юному командиру - в каждом движении девчат улавливается какая-то азартная бравада.
Быстро осваивается в армейской среде новое пополнение. Исполнительность, дисциплинированность, аккуратность присущи девушкам в не меньшей степени, чем нам. Мы успеваем привыкнуть к ним, но замечаем, что появление девчат в дивизионе облагораживающе действует на боевой коллектив. Они не терпят проявлений грубости, цинизма, хотя на справедливые замечания, если те звучат даже в резкой форме, реагируют правильно.
Большинство из молодых бойцов выказывают по-настоящему деловой интерес в постижении своей военной специальности. Среди них - Аня Кириевская, Нина Кочешкова, Муся Мосалева, Клава Тосич. А разве можно не заметить старательного упорства Шуры Еремеевой, Нины Лисицыной, Оли Мартыновой, Зои Шарагиной и многих, многих других!..
Вскоре капитан Черкасов зачитывает приказ о распределении девушек в отряды. И вот отъезжают машины - одни на Черную Речку, что западнее Шлиссельбурга, другие к деревне Манушкино, на Лисий Нос. Достается девичье пополнение и тому отряду, что в Лемболово, и тому, что в районе Автово и Мясокомбината. Никто не обделен, но мы и себя не забываем - оставляем несколько человек при штабе.
И тут неожиданно совсем чуть ли не бабий бунт! Не желают, оказывается, девушки корпеть, как они считают, над канцелярщиной, требуют немедленной отправки в отряды. В этой требовательности, настойчивости чувствуется настоящий боевой дух. Мы понимаем девушек и радуемся таким их боевитым настроениям. От этого, похоже, притихают понемногу ваши скептики, которые ничего хорошего от женского воинства не ждут.
Что ж, по-своему правы и они. Совсем не женское это дело - война. Пройдет, однако, немного времени, и эти хрупкие, беспомощные на первый взгляд, наши девчата будут днем и ночью - в зной и в стужу - переводить огромные аэростаты, снаряжать их, подключать связь, сдавать технику в воздух. Чтобы закончить рассказ о формировании дивизиона, его ветеранах-воздухоплавателях и молодых бойцах, я назову еще одно имя. Дорог мне стал тот красноармеец - так уж вышло...
Как-то по делам был я в Ленинграде и на трамвайной остановке заметил девушку, чей румянец на щеках не вязался с изможденными лицами ленинградцев. Нам оказалось по пути, и я вскоре узнал, что моя попутчица, Зина Ословская, недавно приехала из Новосибирска, куда ее эвакуировали из Ленинграда еще в начале войны. Там, в Сибири, без отрыва от производства она окончила курсы медсестер. Очень хотелось Зинаиде на фронт, да вот выпускников курса направили в блокадный Ленинград, где и распределили по больницам и поликлиникам. Это совсем расходилось с желанием медсестры Ословской - быть на фронте. Тогда я, не долго думая, и предложил ей перевестись к нам, в воздухоплавательный дивизион. Зина с недоверием, но уважительно посмотрела на мою летную форму и, поняв, что предложение серьезное, по-детски обрадовалась: "Согласна!.."
Вскоре переводом через Смольнинский райвоенкомат красноармеец Зинаида Ословская прибыла в наш дивизион. Так с тех пор и шагаем вместе дорогой жизни...
1 ВДААН шестиотрядного состава был полностью укомплектован.
Прорыв
Маневры с ложными аэростатами при защите города. Назначен начальником штаба дивизиона. Создание оперативной группы. Приказ о наступлении. Прорыв блокады
Оборону Ленинграда военные историки иногда называют артиллерийской войной, и если вы сегодня проедете по Невскому проспекту, то обратите внимание на надпись, которая появилась на постаменте одной из клодтовских конных групп, что на Аничковой мосту. Рядом с выщербленным гранитом слова:
ЭТО СЛЕДЫ ОДНОГО ИЗ 148478 СНАРЯДОВ, ВЫПУЩЕННЫХ ФАШИСТАМИ ПО ЛЕНИНГРАДУ В 1941-44 гг.
В осажденном Ленинграде создается такая обстановка, которая требует от командования фронтом решительных мер по защите города от варварских обстрелов. И Военный совет фронта ставит задачу организовать контрбатарейную борьбу с вражеской артиллерией.
Спустя годы генерал Н. Н. Жданов в своей книге "Огневой щит Ленинграда" напишет:
"Для решения поставленных задач штаб артиллерии фронта прежде всего установил тесную связь со всеми звеньями сложной контрбатарейной машины. Была установлена связь с каждым артиллерийским полком, огневыми подразделениями Краснознаменного Балтийского флота, отдельными разведывательными артиллерийскими дивизионами (орад), с эскадрильями корректировочной авиации, воздухоплавательным дивизионом и с основными наблюдательными пунктами"{1}.