Изменить стиль страницы

3. Неумышленное убийство

Прошло немножко времени и мне сказали как-то: «Ты не можешь третью серию написать?» Я написал. Снова чувак страдает. Опять ни за что. Называется: «Неумышленное убийство». Он, как всегда, опять не виноват. Вот сами послушайте:

Когда Иртыш рыдал в лучах заката,
Ночь опустилася над нашею судьбой.
Прости меня, но я невиноватый,
Что ты ушла, как говорится, в мир иной.
В тот день аванс мы с другом получили
И, чтоб немножечко облегчить кошельки,
В пивбаре мы, как патриоты Чили,
Добыли пиво и гнилые шашлыки.
Потом еще чего-то где-то взяли
И осушили это дело натощак,
А закусь взяли с Вадькой на вокзале
И в том же поезде коньяк за четвертак.
Нам проводник помог достать и выпить,
Сам все какие-то нахваливал края.
Потом сказал: «Вообще не поздно выйтить,
Через минуту будет город Бития.»
Нас в Битие маленечко побили,
Но наши денежки осталися при нас.
Сознанье наше, так сказать, определили…
За что не зря предупреждал товарищ Маркс.
Я помню все, хоть, правда, и в тумане —
Сперва был порт, потом — автовокзал.
Вино и женщины плескались в ресторане,
Куда швейцар нас почему-то не впускал.
И вот когда Иртыш в лучах заката…
Ночь опустилася и я пришел домой,
Как плакал я в подол твово халата
Скупой и нежною мужицкою слезой!
«А-ну, дыхни!», — сказала ты сердито.
Я сделал вдох — как часто обдурял.
Тебя ж обдало чем-то ядовитым,
Хоть я ту флягу… Я в тот день не потреблял!
«Дыхни еще!», — воскликнула Татьяна.
А че дыхать? Сама понять должна —
Ну был аванс… Ну я маленько пьяный…
Дыхнул и — мертвою вдруг рухнулась жена!
Мне будет суд, ведь Таня в мире теней
Там за толкучечкою будет почивать.
Где прокурор? Я с ваших позволений
Поправлю холм ее, годочков через пять.
Судите меня, о, судьи дорогие!
Я о пощаде не прошу и не молю!
Пусть призадумаются многие другие
За жизнь нетрезвую, алкашечью мою.
Мне страшен суд, тюремные одежи,
А, может, мне еще и сделают расстрел.
Одно прошу: учесть, однако, все же
Она: «Дыхни мене!», а я ведь не хотел!

4. Элениум прими и без истерик…

Эмоциональной молодой женщине Тане Чесноковой была написана песня. Когда я прочитал ее текст, я потом пожалел.

Элениум прими и без истерик!
Я ухожу, считаться — не спеши.
Кому — находка, а кому — потеря —
Растраченные клеточки души.
Чего таить, душа не ночевала
Там, где я сам недавно ночевал.
И нет конца — где не было начала.
Я часто это чуял по ночам.
А если так, все это — середина,
Душевный тюль, дешевый компромис…
А где-то ж есть красивая вершина,
Из чувств и мыслей сотканная высь.
На эту высь, хотя б на половину,
Хочу взойти, отнюдь не в облака.
Обвал? — Ну что ж, подставлю под лавину
Духовных сделок мыльные бока.
Покуда жив, жива моя надежда —
Порвать поводья собственных удил,
Хоть знаю я, что в будущем, как прежде,
От прошлого никто не уходил.
Когда на санках чувственных хотений
Летим вразнос, забыв про «не спеши!»,
Без синяков немыслимо паденье
С лихих ухабов собственной души.
Запретный плод стал достояньем моды,
Вопрос желаний сделался простым.
Отсюда — ахи, охи и разводы,
Что мы любить и чувствовать спешим.
Элениум прими! Я без ухарства
И без ехидства, но не веришь ты…
Досадно. Что ж, однако, нет лекарства
От перекосов жизни и судьбы.

5. Обобрали ветви яблонь…

Обобрали ветви яблонь
Шалые ветра.
Обворованный сентябрь
Плачет по утрам.
Осень рыжая крадется,
Подбирая лист.
Болью в сердце отдается
Паровозный свист.
Не зови, ведь я не мальчик!
Душу не тревожь!
Вдруг все это, как и раньше —
Голубая ложь.
Не шепчите мне, березы,
Про ее глаза.
Не кричите так нервозно
Ночью, поезда.
Что со мною? Ради Бога,
Стихни, шум шагов!
К ней немыслима дорога
Через сто веков.
Все что было — позабыто…
Канули деньки,
Но зеленые — «открыто» —
Дразнят огоньки.
Слезы стекол ветер лижет,
Мчатся провода.
Иль сейчас ее увижу
Или никогда…